Это были его последние слова. Учтивые фразы, как в сказках Мормор. Он вымолвил их, не дожидаясь даже, пока его коснется солнечный луч. От яркого дневного света кожа тролля превратилась в настоящий камень. Не было ни боли, ни крика. Он застыл, на его отвислых губах застыла улыбка с легким оттенком безмятежности, а сплющенная голова склонилась к столь же скособоченной матери.
Силье оставалась неподвижной, сжимая комок тролльей тряпки, чтобы придать себе сил стоять среди горечавок прямо. Смерть оледенила ее, хотя вокруг под оранжево-желтым светом дня просыпалась жизнь. Радостно перекрикивались птицы и тюлени. Водопады сверкали и переливались, соскальзывая по черному камню и зеленому мху. Девушке казалось, что она выпала из времени. Она все еще не могла принять жестокого и трагического конца своего приключения.
Звук шагов заставил ее повернуть голову. На мгновение она подумала о Кнуте. Но это был не он, а Сонья. С ней не было ни братьев, ни сестры девочки. Силье поняла, что та пришла за ней, и только за ней. По испуганным глазам матери она поняла, что та стала свидетельницей всей сцены прощания с троллем, а может быть, и всей этой короткой весенней ночи.
Силье бросила на нее полный отчаяния взгляд.
— Это было необычайное существо, — сказала она прерывающимся голосом. — Ты права, они все заканчивают трагично.
Сонья закусила губу при виде явного горя дочери. Она шагнула вперед.
— Лучше бы я ошибалась, моя милая.
Она не решалась раскрыть объятия, убежденная, что дочь будет винить ее за то, что она с самого начала не верила, что все закончится хорошо. Но Силье по собственной воле прижалась к матери и крепко обняла ее. Разрываясь между радостью от того, что дочь наконец-то пришла в ее объятия, и страданием от осознания того, что она несчастна, Сонья обняла ее в свою очередь. Объятия были долгими и крепкими, словно этот жест мог заглушить боль в ее сердце.
— Боги были жестоки к Хрунгниру, — простонала Силье через мгновение.
Сонья ласково провела рукой по светлым волосам дочери.
— Нет, — ответила она. — Мать Хрунгнира, конечно же, дала себе умереть давным-давно. Богиня Фригг сжалилась над тщетными поисками Хрунгнира и поставила тебя на его пути, чтобы он смог узнать, что стало с его матерью. Она знала, что только ты осмелишься без страха позаботиться о тролле; Мормор рассказала тебе столько легенд, что ты смогла сама прожить одну из них.
По щекам Силье потекли слезы, и она вновь обратила свои синие глаза к матери. Все-таки однажды именно Сонья нашла красоту в печальной истории. Может быть, потому, что она сама была матерью и могла легко понять отчаяние от потери единственного ребенка?
— Я чувствовала себя такой одинокой после смерти Мормор. Как ты думаешь, Фригг хотела еще, чтобы я поняла, что я не сирота, как Хрунгнир?
— Ты совсем не одна, — пробормотала Сонья, позволяя захлестнуть себя эмоциям. — Ты совсем не одна. Твоя бабушка покинула нас, но мы вместе найдем способ утешить друг друга.
Солнце успело подняться высоко в небо, прежде чем Силье и Сонья уняли свои слезы. Они вернулись домой обнявшись, готовые разделить память о потерянных ими, чтобы она стала бальзамом для их сердец.
У подножия водопада «Семь сестер», в окружении света и горечавки, два каменных йотнар покоились, прильнув друг к другу среди своих богов, бросая вызов времени и забвению.
Тролль ее жизниАдриен Тома
Она встала задолго до него; чувствуя легкую тошноту — последствия вчерашней попойки, — пошатываясь, добралась до ванной, где и заперлась. Там, стоя перед зеркалом, она старательно избегала взглядов полуголой молодой женщины, укоризненно посматривающей оттуда на нее, и сделала долгий вдох, пытаясь успокоить дурноту. Она знала, что если заявится на работу в таком виде — от начальника не жди ничего хорошего. Она скинула старую серую футболку, которую натянула после того, как парень заснул рядом с ней, и, ежась, забралась в душевую кабину.
Горячая вода с шелестом обдала ее разламывающийся череп и вызвала ужасную мигрень, зато в то же время расслабила ноющие от слишком долгих танцев мышцы. Пребывая в состоянии квантового опьянения («ни достаточно трезва, чтобы помнить события вечера, ни достаточно пьяна, чтобы не жалеть уже о них»), она тщательно намылилась, затем вылила титаническое количество шампуня на копну своей рыжей шевелюры, и стала решительно втирать его, чтобы избавиться от отвратительного запаха дыма, пропитавшего волосы.
Она ополоснулась холодной водой — испытанный и проверенный способ проснуться окончательно — и задрожала, кутаясь в халат. Притронувшись к двери, она подумала о парне, спящем в ее постели, — или его разбудил шум душа? Она уже не могла вспомнить, как он выглядел. Ночь была… довольно приятной, вспомнила она. Он был нежен, внимателен… Но что-то там было такое еще. Какое-то чувство, какое-то впечатление, которое не давало ей покоя, какая-то не сходящаяся деталь… Как она ни крутила в голове проблему, никак не могла определить, что именно.
Со смесью любопытства и тревожного предчувствия она повернула дверную ручку и щелкнула выключателем в спальне. Внезапный яркий свет разбудил спящего, который сел в разобранной постели, поморгал и сладострастно потянулся. Она нахмурилась. Он был довольно красивым парнишкой — прогресс к лучшему после посредственных его предшественников — с длинными черными волосами и большими голубыми глазами, которые выгодно оттенялись очень бледной кожей, обтягивающей упругое, мускулистое тело. Он одарил ее всесокрушающей улыбкой, и она почувствовала, как ее защита растаивает. Он был красив… поистине красив… и ей было так хорошо с ним… Она медленно приближалась к нему, а глубоко внутри нее разгоралось пламя, побуждая ее подойти к нему, коснуться, ощутить его… Мужчина встретил ее сиянием улыбки… которая тотчас исчезла, как только девушка крепко приложила его кулаком в челюсть.
— Ай! — запротестовал он. — Да ты больная! Что на тебя нашло?
Она не слушала его. Она усердно лупила себя по лбу, параллельно читая себе нотации:
— Но какая же дура… где была моя голова…
— Эй! — настаивал мужчина. — Ты меня слушаешь? Почему ты меня…
— Одевайся и проваливай, придурок, — неожиданно ледяным тоном прервала она.
— Что… пардон?
— Ты меня слышал. Ты бросаешь свои штучки и сваливаешь из моего дома. Прямо сейчас.
— Но… что я такого сделал? Я не понимаю, ты же не хочешь…
— Ты меня за новичка принимаешь или как? Думаешь, я не распознаю вампира, если с ним столкнусь?
На миг опешив, мужчина вздрогнул, но затем на его лицо вернулось игривое выражение:
— Ладно, ты распознала, кто я такой, — промурлыкало существо с зубастой ухмылкой. — Тогда ты, наверное, знаешь, что тебе будет не так-то просто заставить меня уйти, пока я сам не реш… А это что такое?
Молодая женщина выставила вперед маленькую серую пластиковую коробочку, которую она направила в сердце вампира.
— Дистанционный пульт от моих электрических штор. Я тебе предоставляю выбор: либо ты покидаешь мой дом сейчас и по собственной воле, либо уйдешь чуть позже, когда я пойду вытряхивать мешок из пылесоса.
Вампир обернулся и бегло оглядел сомкнутые алюминиевые пластины, перекрывающие окно. Обаятельная улыбка бессмертного сменилась разочарованной гримасой, и он, пожав плечами, встал, чтобы подобрать свою одежду, разбросанную по комнате.
— Ты будешь скучать по мне, — предупредил он ее. — Каждую ночь ты будешь тосковать по моим объятиям, а все дни изводиться вопросом, где я сейчас…
— О, об этом не беспокойся, — улыбнулась она в ответ.
Девушка на мгновение скрылась в ванной, а затем вышла оттуда с внушительным аэрозольным баллоном, содержимое которого распылила по всей комнате. Вампир зашелся в жестоком кашле и поспешно прикрыл футболкой рот, прежде чем спросить ее:
— Это что за штука?
— Отменитель. Уничтожает мерзкие феромончики, которые ты разнес по всей квартире, чтобы подсадить меня на крючок.
Она знала о методике охоты Пиявок все. Как правило, они никогда не кусают в первую же ночь — какие джентльмены — и чаще всего предпочитают строить со своей жертвой отношения доминирования и эмоциональной зависимости, используя арсенал химических соединений, которые выделяют, чтобы промыть мозги своей добыче. В результате жертвы сами искали компании своих мучителей, которые затем выпивали их понемногу так, что жертвы продерживались несколько месяцев, пока их не одолевала анемия (в лучшем случае) или буйное безумие (в худшем). Вампиры перестали убивать после ратификации Конвенции о Вуали[27], вскоре после окончания Второй мировой войны. Что, по мнению молодой женщины, не обязательно было к лучшему: труп становился поводом к расследованию и позволял наказать виновного, чего нельзя было сказать о многочисленных физических и психических расстройствах, вызванных вампирическим господством.
Кровопийца с досадой посмотрел на аэрозольный баллончик и поморщился, сознавая поражение. Он закончил одеваться и вышел, не взглянув на нее, из квартиры. Она слышала, как он набирает номер на мобильном телефоне — вероятно, чтобы позвонить в клинику и вызвать «скорую помощь» с затемненными стеклами.
Вампирами в Париже руководила их матриарх, Иляна. Королева местных кровососов управляла роскошной клиникой Сен-Луи — на самом деле главным логовом Пиявок столицы, — в которой никого особенно не удивляли многочисленные спонтанные акции по сдаче крови, организуемые дирекцией. Иляна заботилась о своих: когда через несколько минут девушка вышла из своей квартиры, вампира уже не было.
К тому времени, когда лейтенант Тиа Морчезе вышла из здания и открыла дверцу своего старого, неописуемо потасканного автомобиля, она уже позабыла о кровососе, с которым провела ночь.