Мать-герцогиня вручила Лише королевский указ: она объявлялась графиней графства Лощина и членом королевской семьи, хотя они с Тамосом не состояли в браке.
– Здравый смысл, – пояснила Арейн, когда Лиша оторвала взгляд от пергамента. – Так или иначе, ты месяцами успешно справлялась с этой ролью, и никого другого твой народ, пожалуй, не примет. Гаред – хороший мальчик, но барон из него лучше, чем граф, особенно с его скандальной невестой.
– Думаю, он воспримет это с облегчением, – отозвалась Лиша.
– Возвращайся немедленно. И забери с собой Мелни.
– Не поняла?
– О Мелни пока забыли, и я хочу, чтобы так оставалось и впредь, – сказала Арейн. – Милн и Энджирс должны заключить союз, причем сейчас же. Никто не знает, что девочка вынашивает дитя Райнбека, и если это всплывет, ребенок вызовет ненужные осложнения. Те, что улаживаются копьями.
– Лорейн никогда не убьет дитя во чреве матери, – возразила Лиша.
– Никогда не говори «никогда». Но я скорее имела в виду ее отца или Истерли с Уордгудом, которые увидят в этом повод выступить против Милна. Я не удивлюсь, если выяснится, что кто-то из них похитил и несчастную Сиквах.
– Это возвращает нас к Рожеру, – сказала Лиша. – Он поедет со мной, и с него снимут все обвинения.
Арейн вскинула брови от ее тона, но кивнула:
– Договорились.
Лиша поднялась, вернулась к себе и начала собираться. Через два дня они были готовы к отъезду, но у стен встала красийская армия, и город охватила паника.
Глава 30Охрана принцессы
334 П. В., зима
Рожер выглянул в крошечное оконце кельи. Из башни открывался отличный вид на красийские войска, стянувшиеся к Южным воротам.
После недель заточения в проклятой келье сегодня его собирались выпустить. Вместо этого город встал на уши, а про него забыли.
– Так и знал – чересчур хорошо для правды, – пробормотал он. – Я сдохну в этой клетке.
– Вздор, – возразила Сиквах из темноты сверху. – Я защищу тебя, муж. Если проломят стены и дойдут до собора, мы уже будем далеко.
Рожер не взглянул на нее. Теперь он и не пытался найти ее взглядом. Сиквах показывалась, когда хотела, и только. С растущим ужасом он смотрел, как воины подходят колоннами, выкатывая на позиции огромные колесные пращи.
– Ты знала, что это случится? – спросил Рожер.
– Нет, муж мой, – ответила Сиквах. – Клянусь Эверамом и упованием на Небеса – не знала. До нашей свадьбы меня посвящали во многие тайны дворца Избавителя, но я никогда не слышала о планах в ближайшем будущем распространить наше влияние за границы Дара Эверама. Дар Эверама – изобильный край, его многочисленное население предстояло подчинить воле Эверама. Благоразумно было провести там не меньше пяти лет.
– А потом возобновить захваты. – Рожер сплюнул в башенное окно.
– Это не новость, муж, – заметила Сиквах. – Мой благословенный дядя никогда не скрывал от тебя своей стези. Чтобы выиграть Шарак Ка, нужно объединить народы через Шарак Сан.
– Демоново дерьмо! – выругался Рожер. – Почему? Потому что так сказано в каких-то книгах?
– Эведжах… – начала Сиквах.
– Это сучья книга! – прикрикнул Рожер. – Не знаю, существует Создатель или нет, но я уверен, что Он не спускался с Небес и не писал никаких книг. Книги написаны людьми, а люди слабы, глупы и продажны.
Сиквах ответила не сразу. Рожер подвергал сомнению все, во что она верила, и он чувствовал ее напряжение, желание спорить, входящее в разлад со священным обетом быть покорной женой.
– В любом случае наверняка это затея Джайана, – сказала Сиквах после паузы. – По крови мой кузен – главный претендент на Трон черепов, но имя его не облечено подлинной славой. Без сомнения, он жаждет отличиться перед нашим народом, чтобы его приняли взамен моего благословенного дяди.
– Несколько месяцев назад твой благословенный дядя упал со скалы, и больше о нем ничего не слышно, – ответил Рожер. – Ты все еще думаешь, что он вернется?
– Там, где они приземлились, не нашли ни тела, ни признаков того, что он жив. Я не верю, что Избавитель мертв. Он вернется в минуту наибольшей нужды. Но что натворят до тех пор его сыновья и дамаджи? Будут ли наши войска сильнее, когда начнется Шарак Ка, или мои глупые кузены растянут их так, что они падут?
Она бесшумно опустилась рядом с ним и выглянула в окно, стараясь оставаться незаметной снаружи даже на такой высоте.
– Кровь Эверама! Там почти пятнадцать тысяч шарумов.
– В Форте помещается до шестидесяти тысяч, плюс-минус, – сообщил Рожер. – Но я сомневаюсь, что после ухода Тамоса на юг там наберется хоть две тысячи «деревянных солдат».
– Как ты думаешь, о нем говорят правду? – спросила Сиквах. – Что он атаковал войска моего кузена в Ущерб? Ночью?
Рожер пожал плечами:
– Мой народ относится к ночи и Ущербу иначе, чем твой, Сиквах. Джасин дважды покушался на меня ночью. Как и герцог с его братьями, когда взялись за Тамоса на охоте.
– Да, но это не мужчины, – возразила дживах сен. – Соловей, Райнбек – бездушные хаффиты. Я видела графа Тамоса в бою. Он, может быть, и глупец, но с сердцем шарума, и алагай дрожали перед ним. Я не могу представить, что он поступил так бесчестно.
Рожер снова пожал плечами:
– Меня там не было. Тебя – тоже. Но важно ли это теперь, когда его голову прислали в жбане матери?
– Мать не должна видеть такое, – согласилась Сиквах. – Моего кузена трудно оправдать с точки зрения нравственности.
На востоке, где красийцы разграбили хутора, поднимались столбы дыма. За день, проведенный врагом у городских стен, их занялась дюжина.
– Если они зашли так далеко на север, пала ли Лощина? – спросил Рожер, и в горле у него встал комок.
Сиквах мотнула головой:
– Лощина сильна и благословлена Эверамом. Такая тьма воинов могла бы ее захватить, но это заняло бы недели, а то и месяцы. Здесь же свежие силы, без раненых и с целой экипировкой. – Она посмотрела на дым. – Они пошли на восток в обход большого леса и, очевидно, обогнули Лощину.
– Хоть что-то отрадное, – заметил Рожер. – Может быть, Гаред уже движется сюда с десятью тысячами лесорубов.
«Пожалуйста, Гар, – безмолвно взмолился он. – Я слишком молод, чтобы умирать».
Герцог Петер нервно переступил с ноги на ногу, градины пота чертили борозды в слое пудры. Пастырь не привык стоять перед, а не за алтарем. Будучи третьим, отданным церкви сыном, Петер, скорее всего, никак не предполагал надеть деревянную корону и уж тем паче – жениться, когда у ворот захватчики.
Принцесса Лорейн, напротив, стояла прямо и полная решимости, вперив взгляд в рачителя, который торопливо прочитывал обеты, кои скрепят их союз и позволят ей выделить для войны солдат. Хотя вряд ли пятьсот ее Горных Копий сыграют серьезную роль в сражении с двадцатью тысячами шарумов. Вестников за подкреплением выслали, как только заметили неприятельские войска, но удалось ли им прорваться – никто не знал.
Было утро, но до рассвета еще оставался час. Церемония оказалась блаженно короткой – только клятвы и неуклюжий поцелуй. Лиша не завидовала паре, которой предстояла еще и брачная ночь, но нужды их народов перевесили личные интересы. Зачатие ребенка – простейшее дело, но Лиша и все остальные прекрасно понимали, как оно повлияет на мир.
– Муж и жена! – объявил рачитель, и новоиспеченная герцогиня кивнула Брузу, капитану ее стражи.
Тот послал гонца созвать Горные Копья, после чего встал позади нее, и она с Петером сошла с алтарного возвышения. Гости разразились нестройными ликующими возгласами, но большинство скамей пустовало. Люди либо расположились на стенах, либо забаррикадировались в домах и убежищах.
Арейн первая поклонилась чете, а остальные быстро последовали ее примеру. Лиша нагнулась, сколько позволило ее положение. Поклон отвесила даже Аманвах – красноречивый жест. Она отчаянно хотела увидеть Рожера на свободе.
– Довольно, – отрезал Петер, и все выпрямились. – Завтра будет пропасть времени кланяться и расшаркиваться – ежели доживем. – Резкий тон доходчиво обозначил его собственные ожидания на сей счет.
Лицо у Лорейн, когда она взглянула на новобрачного, было каменным, но аура горела смесью раздражения и отвращения.
– Может быть, муж мой, нам лучше обсудить это наедине?
– Конечно-конечно, – спохватился Петер и махнул королевской свите, чтобы та следовала за ним в ризницу за алтарь и дальше, по коридору, – в его личные апартаменты. Дворец Райнбека теперь принадлежал ему, но времени переехать не было, да и не хотелось пастырю покидать свои роскошные покои.
Там, в месте его силы, окруженный символами веры и напоминаниями о личном величии, герцог отчасти стал прежним и расправил плечи.
– Джансон, в каком состоянии наши укрепления?
– Примерно в том же, что и двадцать минут назад, ваша милость, – ответил Джансон. – Враги скапливаются, но за неделю мы, по крайней мере, поняли, что они не нападают до рассвета. На стенах у нас есть лучники и люди, которые помешают неприятелю взобраться, но главная опасность – Южные ворота. Охраняются и другие, но враг расположил машины для удара именно по ним.
– Выдержат? – спросил Петер.
Джансон пожал плечами:
– Неизвестно, ваша милость. Враг не подвез булыжники и вряд ли быстро найдет камни достаточного размера, чтобы проломить ворота. Они выдержат почти любой обстрел.
– Почти?
Джансон развел руками:
– Это никогда не проверялось, ваша милость. Если они падут, внутренний двор станет последним рубежом, прорвав который враг просочится в город.
– И тогда нам конец, – сказал Петер. – После потерь в Доктауне нам не хватает «деревянных солдат», чтобы защитить стены и удержать этот двор, если в него хлынут двадцать тысяч красийцев. Мы набираем рекрутов, но у нас даже нет для них оружия. Им не сдержать плотницкими инструментами закаленную кавалерию.
– Никому не конец, – жестко возразила Лорейн. – Капитан Бруз поставит во внутренний двор Горные Копья. Прорвавшись в ворота, враг сможет пройти лишь по трем улицам. Каждая – горловина, которую мы удержим малыми силами.