– Нет, дама’тинг! – крикнул старший брат Шустена Фахки, метнувшись и встав между обоими. – Во имя Эверама – пощади!
Фахки, безоружный, моляще показал пустые ладони. Он постарался не касаться дама’тинг, но Асами, двигаясь как танцовщица, выставила наперерез ему ногу. Ее вопль прозвучал весьма убедительно, когда Фахки врезался в нее и увлек обоих на грязный деревянный пол.
– Твой выход, наставник, – сказал Аббан, но Керан уже пришел в движение. Он отбросил полог так, чтобы не выдать присутствия Аббана, и устремился в помещение.
– Что это значит? – проревел Керан, и голос его громовым раскатом разнесся под низким потолком. Схватив Фахки за ворот, он сдернул его с дама’тинг.
Асави бешено взглянула на него.
– Эти пропойцы – твои люди, наставник? – вопросила она.
Керан низко поклонился, по ходу впечатав Фахки лбом в половицы.
– Нет, дама’тинг. Я трапезничал наверху и услышал шум. – Продолжая держать давящегося и хрипящего от удушья Фахки, он протянул Асави руку.
Дама’тинг приняла ее, и наставник помог ей встать, после чего свирепым взором обвел жавшихся к стенам мужчин:
– Прикажете их убить?
Угроза казалась смехотворной – один воин против полудюжины, – но те восприняли ее крайне серьезно. Заработать красное покрывало наставника было непросто, а Керана все воины Каджи знали как живую легенду и алагай’шарак, и учебного плаца.
Несколько долгих, напряженных секунд Асави тоже не сводила глаз с мужчин. Наконец она покачала головой.
– Эй, вы! – обратилась она к съежившимся воинам. – Сорвите черное с этих двоих.
– Нет! – крикнул Фахки, но бывшие – еще миг назад! – братья по копью остались глухи к его воплям и не тронулись с места.
Керан толкнул к ним Фахки, и один воин выполнил удушающий захват, подперев подбородок древком копья и тем исключив все попытки сопротивления, а полдесятка других с готовностью сорвали с Фахки одежду шарума. Шустен не сумел воспротивиться даже символически и только стонал, пока его раздевали.
«Как быстро улетучивается хваленая верность шарумов, стоит ее испытать», – подумал Аббан. Они пойдут на все, лишь бы вернуть расположение дама’тинг.
– Теперь вы хаффиты, – сказала Асави обнаженным мужчинам. Она взглянула на сморщенное мужское достоинство Фахки и фыркнула. – Может быть, и всегда ими были. Отправляйтесь с позором к отцам.
Один воин упал перед ней на колени, в знак полного смирения упершись в пол руками и лбом.
– Они братья, дама’тинг, – сообщил он. – А их отец – хаффит.
– Неудивительно, – отозвалась Асави. – Яблоко от яблони не далеко падает. – Повернувшись, она смерила взглядом других воинов. – Остальные отправятся каяться в Шарик Хора. Три дня без еды и питья, и если я узнаю, что вы еще раз хотя бы дотронулись до чашки с кузи – или костей, – то вас постигнет такая же участь.
Воины на миг онемели, и Асави резко хлопнула в ладоши:
– Живо!
Чуть ли не мочась в бидо, те поспешно попятились к выходу, непрерывно кланяясь и повторяя: «Благодарю, дама’тинг!» Натыкаясь друг на друга в горловине лестницы, они разворачивались и взлетали по ступеням со всей возможной для сандалий прытью.
Асави бросила последний взгляд на обнаженных грешников:
– Наставник, избавься от этого жалкого подобия мужчин.
– Да, дама’тинг, – поклонился Керан.
Фахки и Шустен заморгали от тусклого света ламп, когда с их голов стянули мешки. Обоих привязали к стульям в подвальном помещении. Обоих «успокоили», как выразился Керан: синяки вздулись и покраснели, но еще не стали лиловыми. Руку Шустена загипсовали, а нос – шинировали. Обоих одели в поношенные коричневые рубахи и портки хаффитов.
– Вернулись мои блудные сыны, – проговорил Аббан. – Хотя, пожалуй, и не такими заносчивыми, как в последнюю встречу.
Юноши смотрели на него, щурясь, привыкая к свету. Керан со скрещенными руками стоял на шаг позади Аббана, и у Фахки округлились глаза при виде его. Аббан заметил, что в них забрезжило понимание.
«Может быть, они не полные дураки», – довольно подумал он. Воины из них были никудышные. Если окажутся еще и глупцами, то впору убить их, и вся недолга. У него росли и другие сыновья, хотя уже не от Шамавах – единственной жены, которую он по-настоящему ценил. Ради нее он обязан попытаться вернуть эту пару в свой строй.
– Почему они связаны? – спросил Аббан. – Родные сыновья не могут быть для меня опасны. Незачем подвергать их такому позору.
Буркнув что-то невразумительное, Керан на ходу извлек нож и перерезал путы. Юноши со стоном принялись массировать лодыжки и запястья, восстанавливая кровоток. Шустен обмяк и смирился, но в глазах Фахки еще горел вызов.
– Аббан. – Он сплюнул на пол кровью пополам со слюной. Взглянул на брата. – Нашего отца огорчает, что мы лучшие и возвысились над ним. Он подкупил дама’тинг, чтобы силком вернуть нас в свой мир торговли и хаффитов.
– Ты отныне тоже хаффит, – напомнил Аббан.
– Ты отнял у нас черное обманным путем, – прорычал Фахки. – В глазах Эверама мы по-прежнему шарумы и лучше всех подонков-хаффитов в Даре Эверама.
Аббан приложил руку к сердцу:
– Я отнял у вас черное? Может быть, я и кости, и чашки с кузи вложил вам в руки? И одежду сорвал тоже я? Это с радостью сделали ваши братья, чтобы спастись самим. Вы утратили положение исключительно по собственной дурости. Я предупреждал вас, что будет, если не прекратите играть и пить. Черное не ставит вас выше закона Эверама.
Фахки закатил глаза:
– Отец, с каких пор ты печешься о законе Эверама? Ты нажил на кузи половину состояния.
Аббан издал смешок:
– Я этого не отрицаю, но достаточно умен, чтобы не проигрывать вырученное и не пьянствовать у всех на виду.
Он дохромал до третьего в комнате стула, сел и уставился на сыновей через проем между горбами костыльного навершия в форме верблюда.
– Что касается вашего якобы превосходства над хаффитами, то скоро мы это проверим. Вас накормят и дадут выспаться. Утром получите копье и щит, сразитесь с кем-нибудь из моих стражей-ха’шарумов. С любым. Можете выбрать сами.
Фахки фыркнул:
– Я убью его раньше, старик, чем твоя туша прохромает через комнату.
Керан отрывисто хохотнул в ответ:
– Если продержитесь пять минут, я сам отдам вам и платье, и собственное имя.
С лица Фахки слетело самодовольное выражение.
– Наставник, зачем ты служишь этому хаффиту? Ты обучал самого Избавителя. Ты мараешь свое доброе имя каждым приказом, полученным от низшего. За сколько ты продал свою честь свиноеду?
Керан подошел к Фахки и низко склонился как бы в намерении ответить шепотом. Фахки, дуралей, подался к нему.
Удар Керана сбросил его со стула. Фахки закашлялся и выплюнул на каменный пол сгусток крови и обломки зуба.
– Хами отцу, если он тебе разрешает… – начал Керан.
– До поры, – вставил Аббан.
– До поры, – согласился Керан. – Но я, как ты сам говоришь, наставник шарумов. Я обучил бессчетное количество воинов и рассматриваю их победы как собственные. Я показал солнце миллиону алагай, юнец, и не обязан ничего тебе объяснять. За каждое дерзкое слово в мой адрес я буду что-нибудь тебе ломать. – Керан улыбнулся в ответ на яростный взгляд Фахки. – Давай. Иди ко мне. Я читаю это в твоих глазах. Подойди и испытай свое мужество. У Аббана два сына. Может быть, он обойдется одним.
– Пожалуй, мне и оба ни к чему, если у них хватит глупости напасть на тебя, наставник, – сказал Аббан.
Фахки тяжело задышал, и мышцы его взбугрились, но он остался на месте.
– Зачатки мудрости, – кивнул Аббан. – Возможно, надежда еще не потеряна.
На следующий день во дворе Фахки выбрал самого мелкого и слабого, на его взгляд, ха’шарума. Костлявый очкарик не выглядел ровней Фахки, высокого и плотного, как отец.
Смотреть собрался весь клан Хамана. Во внутреннем круге Аббан разместил женщин: сестер Фахки, его кузин, тетушек и мачех. Ха’шарумы и чи’шарумы наблюдали с жадностью, как и все работники Аббана, которым дозволили прервать дела сугубо для пущего унижения юноши.
Фахки настороженно кружил, напоказ вращая копьем – грозно, хотя и бесцельно. Очкастый ха’шарум спокойно следил за ним, не утруждаясь кружением. Он был из племени Шарах и вместо копья вооружился шестом для ловли алагай – длинным и полым, заканчивающимся плетеной петлей, которую воин затягивал поворотом древка.
Сквозь толпу протиснулся торговец засахаренными орехами.
Наконец напряжение Фахки достигло предела, и он сделал выпад. Воин отбил острие и, мгновенно накинув на шею Фахки петлю, крутанул шест и использовал против напавшего его собственную инерцию. Фахки пришлось лететь кубарем и падать навзничь единственно для того, чтобы уберечь шею.
Поворот шеста – и Фахки лег ничком. Аббан кивнул своей дочери Сильвах, и девушка шагнула вперед, держа короткий кожаный хлыст.
– Прости, брат, – сказала она, стягивая с Фахки панталоны и бидо.
Юноша стал вырываться, но ха’шарум затянул петлю и удержал его на животе.
Аббан взглянул на стоявшего рядом Шустена. Сын смотрел в землю, не в силах наблюдать за расправой, но вздрагивая от звука каждого удара и оплакивая унижение брата.
– Я верю, сын мой, что этот урок не пройдет для тебя даром, – сказал Аббан.
– Нет, отец, – ответил Шустен.
– Хорошо, – кивнул Аббан. – Надеюсь, твой брат столь же разумен. Если покажете себя достойными, Керан как надо обучит вас с Фахки и вы подниметесь до ха’шарумов.
Руля шестом, воин-шарах подвел Фахки к Аббану. Юноша покраснел от стыда под слоем дворовой грязи, изборожденной струйками слез. Аббан кивнул воину, и тот, освободив Фахки, замер на страже.
– Это Лифан, – указал на шараха Аббан. – Он будет твоим наставником.
Шустен поднял взгляд:
– Ты же сказал, что наставник Керан…
– Будет учить вас воевать, да, – подтвердил Аббан. – Если окажетесь достойны. Лифан будет учить вас чтению, письму и математике. Тому, чему начала учить вас ваша мать, но перестала, когда вас призвали на Ханну Паш. Вы будете выполнять все его распоряжения. Когда научитесь читать, не шевеля губами, и считать без помощи пальцев, мы обсудим, можно ли вам снова взяться за копья.