Явилось слишком мало. По докладам учетчиков, графство Лощина и его окрестности разбухли и вмещали почти пятьдесят тысяч душ населения. Немногочисленных даже до нынешних тяжелых времен, многих травниц, бежавших от красийского нашествия, схватили или убили в пути, а иные пали жертвой разрушений в новолуние.
Настоящих травниц было меньше половины. Лиша знала многих по переписке и собеседованиям, имевшим место, когда те впервые попали в Лощину. Некоторые действительно владели знаниями старого мира, но остальные оказались возвеличенными повивальными бабками, способными извлечь младенца из материнского чрева и приготовить пару-тройку нехитрых снадобий. Читать умели немногие, а рисовать метки – почти никто, даже Джизелл.
Прочие были подмастерьями. Одни – совсем девчонки, другие – постарше: женщины, набранные в лечебницы, когда начали множиться раненые, и умевшие, вероятно, разве что вскипятить воду и принести чистое белье.
«Все вы теперь травницы», – подумала Лиша.
– Спасибо всем, что пришли, – четко и громко произнесла она. – Многие проделали долгий путь, и я приветствую вас в первую очередь. Такого сбора в Лощине не было со времен молодости моей наставницы госпожи Бруны.
Многие женщины кивнули. Все знали Бруну – легендарную травницу, дожившую до ста двадцати лет, пока ее не унес мор.
– Ремесло травниц распространилось повсеместно, – продолжила Лиша. – После Возвращения оно стало единственным способом объединить секреты старого мира и вернуть что-то из утраченного в пожарах, когда демоны сожгли крупные библиотеки. Мы должны снова работать сообща. Нас слишком мало, и нужно слишком многим поделиться, если мы хотим пережить грядущие новолуния. Мы должны набирать новых учеников так же усердно, как это делают лесорубы, и упражняться вместе, как они же. Мои подмастерья скопировали мои книги по химии и знахарству – все вы разъедетесь по домам со своими экземплярами. И с нынешнего дня в этой операционной будут регулярно проводиться занятия по всему, что возможно, – от знахарства и меточного ремесла до анатомии демонов. Вы узнаете даже некоторые секреты огня, потому что учить буду я. Для других, – она оглянулась на Джизелл и Аманвах, – я тоже буду ученицей.
– Эй, ты что такое говоришь – брать уроки у красийской ведьмы? – дерзнула крикнуть одна старуха.
Многие одобрительно зашумели. Слишком многие.
Лиша посмотрела на Аманвах, но юная принцесса, как ни была горда, осталась невозмутимой и не попалась на крючок. Лиша хлопнула в ладоши, и подмастерья внесли на носилках раненого лесоруба. Ему дали сонное зелье, и девушки крякнули, переправляя неподвижную тушу на операционный стол.
– Это Макон ам’Сад из баронства Новый Райзон, – сказала Лиша и отвела до пояса покрывавшую его белую простыню, обнажив черные и лиловые кровоподтеки вокруг аккуратных стежков, протянувшихся по животу. – Его ранили три ночи назад, когда он расчищал участок под великую метку. Я резала и штопала его восемь часов. Очевидцы есть?
Руки подняли шесть травниц и два десятка учениц. Но Лиша наставила палец на возмущавшуюся старуху:
– Травница Алса, если не ошибаюсь?
– Да, – с подозрением отозвалась та.
Она была из травниц-беженок, явилась с хутора, снявшегося в числе многих с места из-за красийского вторжения. Многие мигранты действительно занялись бандитизмом, но их отчаяние нельзя назвать беспричинным.
– Не будешь ли так добра подойти и осмотреть рану?
Травница с ворчанием оперлась на палку и встала. Рони метнулась помочь, но Алса раздраженно отмахнулась, и девушка благоразумно удержалась на расстоянии, а старуха зашаркала к операционному столу.
Несмотря на внешнюю грубость, травница Алса, похоже, знала свое дело и ощупала рану Макона уверенно, но осторожно. Сдавив шов, она потерла большим и указательным пальцами под носом, принюхалась.
– Ты молодец, девочка, – сказала она наконец. – Мальчишке повезло, что жив. Только я не понимаю, при чем тут выдача наших секретов пустынным крысам. – Она оскорбительно указала палкой на Аманвах.
Юная дама’тинг бросила на палку взгляд, но сохранила спокойствие.
– Повезло, что жив, – эхом отозвалась Лиша. – Даже при этом пройдут месяцы, прежде чем Макон сможет ходить и справлять нужду без боли и крови. Он проведет недели на жидкой пище и, может быть, никогда не сможет ни сражаться, ни заниматься тяжелым трудом.
Она подала знак Аманвах, и дама’тинг шагнула вперед, стараясь держаться подальше от Алсы. Достала кривой серебряный нож.
– Эй, что ты делаешь? – подалась вперед Алса, готовая ударить палкой.
Лиша остановила ее, простерев руку:
– Молю потерпеть, госпожа.
Алса недоуменно уставилась на нее, но не пошевелилась, когда Аманвах умело рассекла аккуратные Лишины швы, выдернула и отбросила нитки. Она протянула руку, и Сиквах, вложив в нее тонкую кисточку из конского волоса, приготовила фарфоровую чернильницу.
Грудь и живот Макона недавно выбрили, оставив для Аманвах чистую, гладкую кожу. Аманвах окунула кисточку, убрала лишние чернила о край пузырька и нарисовала вокруг раны четкие метки. Она работала уверенно и быстро, но все-таки потратила несколько минут. Когда закончила, шов оказался окружен двумя концентрическими овалами меток.
Из мешочка с хора она извлекла кость демона, похожую на кусок древесного угля. Медленно провела им над раной, и метки мгновенно засветились. Сначала тускло, затем ярче. Овалы начали вращаться в противоположных направлениях, а метки все разгорались, пока стоявшим поблизости травницам не пришлось прикрыть глаза.
Через несколько секунд свет померк, и Аманвах отряхнула руки от рассыпавшейся в пыль кости. Сиквах снова выступила вперед, на сей раз с чашей горячей воды и полотенцем. Аманвах стерла запекшуюся кровь и чернильные метки, после чего отступила.
По залу пронеслись ахи и охи. Все увидели, что кожа Макона из черной и лиловой стала бледно-розовой, а рана исчезла.
Алса протолкнулась мимо Лиши, желая осмотреть воина. Она провела рукой по гладкой плоти, нажимая, сдавливая и пощипывая. Наконец взглянула на Аманвах:
– Это невозможно.
– Милостью Эверама возможно все, госпожа, – ответила Аманвах.
Она обратилась к собранию:
– Я Аманвах, первая жена Рожера асу Джессума ам’Тракта ам’Лощины. Да, мы красийки, но вместе с сестрой-женой принадлежим теперь к племени Лощина. Ваши воины – наши воины, и независимо от того, кто именно борется с алагай, все находятся под опекой дама’тинг. При помощи магии хора можно спасти многих умирающих, а многих калек – вернуть в строй. Сегодня ночью Макон ам’Сад снова поднимет копье, вместе с братьями защищая графство Лощина.
Она повернулась и посмотрела травнице Алсе в глаза:
– Если позволишь, я научу этому и тебя.
Со двора Рожер разбирал не многое из сказанного на сборе, но искушенным слухом улавливал тон, особенно Лишин. Он не один час учил ее господству над залом, которого добивались жонглеры. Лиша хорошо усвоила уроки, особенно имея перед глазами пример графа, а тот выступал мастерски. Тамос умел говорить обычным голосом, так что ближайшее окружение слышало, а посторонние – нет; его же шепот громко и разборчиво разносился по всему залу. Приученные повелевать с рождения, королевские особы Форта Энджирс могли посрамить актерскую труппу. Поскольку повиновение подразумевалось само собой, они были вольны говорить мягко и добродушно, пока не вынуждались к обратному, но и тогда держались с достоинством.
Рожер лично убедился, как быстро сей дружеский тон уподобляется хлысту. Тончайшее изменение интонации, при котором не терялось ни капли учтивости, могло без всякого оскорбления выразить неудовольствие и дать присутствующим понять, какого поведения ждет вождь.
Сейчас в зале так же звенел голос Лиши. Вежливо. Уважительно. И крайне сдержанно.
Из нее выйдет блестящая графиня, когда они с Тамосом перестанут шпилиться по углам и объявят о неизбежной помолвке. Он надеялся, что это произойдет скоро. Если кто-то на свете и заслуживал толики счастья, то это была Лиша Свиток. Ночь, даже Арлен нашел жену, а он был безумнее бешеного мустанга.
В зале воцарилась тишина, и Рожер увидел пульсирующие огни, сопровождающие демонстрацию Аманвах. Когда все закончилось, голос его дживах ка возобладал над собранием и загремел могучим заклинанием.
Аманвах не нуждалась в наставлениях Рожера. Даже простые красийцы могли потягаться с энджирсским королевским двором в мастерстве драматических выступлений, и если Тамоса воспитали принцем герцогства, то первую жену Рожера – принцессой мира. Она завершила речь с такой бесповоротной окончательностью, что Рожер стал ждать скорого выхода целительниц, но сбор растянулся еще на часы в дебатах о форме, которую примет новая гильдия травниц Лиши. То, что Лиша возглавит оную, никто не оспаривал, но в отношении прочего женщинам было что сказать.
Ожидание не тяготило Рожера, и он рассеянно наигрывал на скрипке новые мелодии, а в голове роились мысли о Кендалл. О ее запахе, таланте, красоте. О ее поцелуях.
Прошло всего несколько часов, а третья жена уже казалась сном.
«Но нет же, – подумал он. – Это и вправду случилось. Завтра Аманвах собирается посетить мать Кендалл, и Недра разверзнутся».
Нервы натянулись, как струны, и Рожер сыграл колыбельную, которую пела ему матушка, желая успокоить.
«Вряд ли тебя вытурят из города, – сказал он себе. – Ты скрипач-колдун Меченого и нужен Лощине».
Но он уже подарил ей «Песнь о Лунном Ущербе». Так ли уж нужен еще?
«Надо переговорить с Лишей, – сообразил он. – Она поймет, что делать. Она умеет постоять за себя, если возникает скандал».
Он глубоко вздохнул, когда собрание наконец закончилось и женщины начали выходить. Его жены, не тратя зря времени, направились к нему. Не обращая внимания на сверлящие взгляды, они шагали в исполненной достоинства спешке, и вот уже обе благополучно разместились в пестрой карете.
– Уезжаем быстрее, – сказала Аманвах. – Хоть я и согласилась научить этих женщин лечению хора, у меня нет желания терпеть их взгляды дольше, чем нужно. Как будто я живой упрек им за глупое и трусливое бегство от сил моего блистательного отца.