еще у тебя в подмастерьях. Ночь, ты даже зовешь меня «девочкой» перед другими травницами!
Джизелл удивилась:
– Ты же знаешь, что я не имею в виду ничего такого…
– Я-то знаю, но остальные – нет. Это надо прекратить.
Джизелл присела в насмешливом реверансе и с неприкрытой обидой осведомилась:
– Изволите еще на что-нибудь пожаловаться, госпожа?
Лиша задумалась, станут ли их отношения когда-нибудь прежними, но давно поняла, что уход от проблем до добра не доводит.
– Ты сказала Уонде, что я беременна.
Джизелл замялась всего на миг, но отчаянный поиск лжи так ярко осветил ее ауру, что Лиша увидела бы ее и с закрытыми глазами.
– Я думала, она уже знает…
– Хрень городишь, – прошипела Лиша. – Ты не какая-нибудь болтливая дура, которая разжигает скандалы нечаянно. Ты сказала, потому что хотела, чтобы она со мной нянчилась.
– А даже если и так? – подбоченилась Джизелл. Лиша теперь была взрослой, но эта женщина все равно нависала над ней. – Свою жизнь ты девке доверяешь, а ребенка – нет? Ты здорово нас прижучиваешь, Лиша, но больше других – себя. Да, ты зрелая женщина и можешь распоряжаться своей жизнью, но речь о двух жизнях, и ни Уонда, ни я не дадим тебе этого забыть. Будешь спорить дальше – я и Дарси скажу.
Лишу бросило в жар. Она любила Дарси, как сестру, но та носила у сердца Канон – в кармане фартука. Она не стала бы варить женщинам и яблуневый чай. А это… У Лиши не было оснований думать, что Дарси и многие другие травницы пойдут за нее горой, если станет известно, что она ждет внебрачное дитя, тем более – от Ахмана Джардира.
И на этой мысли, едва Джизелл двинулась прочь, в глазах у Лиши потемнело. Она почувствовала, что падает, ощутила, как Джизелл, подхватив, встряхнула ее, но все это было далеко.
– Госпожа Лиша! – крикнула Уонда, однако она уже унеслась на многие мили.
Лиша очнулась в своей постели. Она села и заполошно огляделась в темной спальне. Веки словно налились свинцом.
– Уонда? – позвала она.
– Госпожа Лиша! – метнулась к ней Уонда. – Вы нас до смерти перепугали, госпожа.
Вошла Джизелл со свечой и оттеснила Уонду. Уверенно, но бережно приподняла смыкавшиеся веки Лиши и поднесла свечу, чтобы проверить реакцию зрачков на свет.
– Все замечательно, Лиша, – объявила Джизелл, потрепав ее по щеке. – Спи дальше. Неотложных дел нет, а другие подождут до утра.
Лиша пошарила во рту сухим языком.
– Ты дала мне маревник и синь-траву.
Джизелл кивнула:
– Спи. Приказ травницы.
Лиша улыбнулась, уронила голову на подушку и отдалась блаженному сну.
Проснувшись утром, Лиша почувствовала себя сильной, как никогда за последние месяцы. Голова еще пребывала в тумане от сонного зелья, но крепкий чай должен был исправить дело.
Она прошаркала из спальни наружу, туго запахнув шаль. Джизелл ждала. Наставница хозяйничала в ее кухне, как у себя дома. Она сунула в руку Лиши дымящуюся чашку, и чай почернел от меда, как бывало при их бесчисленных утренних чаепитиях.
– Вода для мытья горячая. Сходи по нужде и садись за стол. Не успеешь оглянуться, как завтрак будет готов.
Лиша кивнула, но задержалась.
– Я очень жалею о том, что наговорила.
Джизелл отмахнулась:
– Ты не обязана. Большей частью права. Могла бы быть вежливее, но беременная, которая месяц толком не спит, становится вспыльчивой. Теперь иди мойся.
Когда Лиша покончила с туалетом и чаем, ее мысли прояснились. Она надела любимое платье и села завтракать. Джизелл, как обещала, уже приготовила тарелку с горячим – яйцами и овощами.
– Пока ты была в отключке, я тебя осмотрела, – сообщила она. – Сердце у дитяти стучит, как топор лесоруба. Силен малыш. – Джизелл наставила на Лишу вилку. – Но живот уже становится виден. Тамос, может быть, и не замечает, в твои-то титьки уткнувшись, но остальной город будет счастлив его просветить, если уже этого не сделал. Хочешь сказать ему первой – самое время.
Лиша глядела в тарелку. Джизелл, как большинство в Лощине, полагала, что ребенок от Тамоса.
– Я поговорю с ним. Мне все равно сегодня нужно поухаживать за королевским садом.
– Вот как ты это называешь? – расхохоталась Джизелл. – Название не хуже других. Хорошенько ублажи этот сад, прежде чем скажешь про урожай.
Карета доставила Лишу и Уонду ко входу в королевский сад. Подошли слуги графа, но Уонда перехватила их, дав травнице затеряться среди деревьев. Никто, кроме нее, не проникнет в сад, если у ворот стоит Уонда.
У Лиши затрепетало сердце, когда великанша скрылась из виду. В цитадели Тамоса так бывало всегда. Страх быть застигнутой и предвкушение близости пьянило, как бутылка кузи. Но сегодня все иначе. Она, как посоветовала Джизелл, сойдется с графом в последний раз, но столько же для себя, сколько для него.
Когда-то Лиша презирала Тамоса, считая испорченным хлыщом, способным мало что совершить помимо насилия и легко управляемым. Но Тамос неоднократно доказал, что она ошибалась. Он был лишен творческой жилки, во всем действовал на военный манер, по уставу, но славился порядочностью, и люди знали, чего от него ждать. Он не колеблясь пользовался королевскими привилегиями, но в схватке с подземниками всегда прикрывал даже нижайших подданных.
Нынешний визит вполне мог завершиться обручением, и Лиша удивилась, насколько остро ей этого хотелось. До родов осталось полгода. Кто знает, что уготовил Создатель на эти месяцы?
Лиша быстро миновала лабиринт изгородей и юркнула в потайную дверь графского особняка. Тариса, ждавшая там, незаметно проводила ее в приемную, где еще одна тайная дверца вела в опочивальню Тамоса.
Граф ждал, он обнял Лишу и крепко поцеловал.
– Здорова ли ты, любовь моя? Говорят, у тебя был обморок…
Лиша поцеловала его еще раз.
– Пустяки. – Она уронила руку, потянула его за ремень. – У нас есть минимум час, прежде чем Артеру хватит духу постучать. Можешь взять меня дважды, если ты достаточно мужчина.
Лиша знала, что – достаточно. Тамос еженощно и отчаяннее всех сражался с демонами, а она оснастила хора его доспехи и копье. Граф сделался выше, чем при знакомстве, а его похоть, уже тогда нешуточная, теперь удвоилась. После их первой ночи от той тревоги за свою состоятельность, из-за которой у него не встал, не осталось и следа. Лиша уже почувствовала, как напряглась ткань бриджей.
Странно, однако Тамос, держа ее за руки, отстранился, и ей не удалось дотронуться до его естества.
– Пустяки? Ты потеряла сознание перед половиной травниц Лощины – и это пустяк?
Тамос ждал ответа, повисло тягостное молчание. Он сжал ее плечи, ласково приподнял подбородок пальцем и встретился с ней взглядом.
– Если тебе есть что сказать, Лиша Свиток, то самое время.
«Он знает». Лиша подумала, не Тариса ли сказала, но, говоря откровенно, это было не важно.
– Я беременна.
– Так и знал! – пророкотал Тамос, сгребая ее в охапку.
На миг она вообразила, что это расправа, но его медвежьи объятия продлились всего ничего – затем он оторвал ее от земли и ликующе закружил.
– Тамос! – вскричала Лиша, и глаза графа округлились.
Он немедленно поставил ее, тревожно взглянув на живот:
– Конечно. Ребенок. Надеюсь, я не…
– Все хорошо. – Лишу затопило облегчение. – Я просто удивилась, что ты так рад.
– Конечно рад! – рассмеялся Тамос. – Теперь тебе придется стать моей графиней. Этого потребует народ, и у меня не останется выбора.
– Ты уверен? – спросила Лиша.
Тамос энергично кивнул:
– Мне не обойтись без тебя, Лиша, как и тебе без меня. Пусть Меченого нет, но вместе мы отбросим подземников и превратим Лощину в великий город былых времен.
Лиша задрожала от этих слов. В горле образовался ком, когда Тамос опустился на одно колено и взял ее за руки:
– Лиша Свиток, я сговариваю себя…
«Создатель, он и правда это делает. Он понятия не имеет, что ребенок не его».
Она застыла. Это было все, чего она хотела. В худшем случае за шесть месяцев что-нибудь да придумает. В Лощине было полно сирот. Возможно, она найдет похожего на Тамоса младенца, подменит своего и переправит дитя Ахмана в безопасное место.
А может быть, она переживает зря. Ей вспомнились слова Стефни после заседания совета: «С детьми забавно. Люди видят в них то, что им хочется видеть».
Слезы огромными каплями покатились по носу. Она даже не сознавала, что плачет.
«Создатель, похоже, я влюблена».
Она открыла рот, желая одного – сговорить себя этому мужчине и осуществить его мечты.
Но слова застряли в горле. Он взирал на нее с такой искренностью, такой любовью, что ей стал невыносим обман.
Она высвободила руки и отступила на шаг:
– Тамос, я…
– В чем дело, любовь моя? Почему ты не… – И вдруг он понял. Лиша и без меточного видения узрела перемену в его глазах, когда Тамос встал.
– Ночь, болтают не зря, – произнес он. – Только за последнюю неделю я приказал выпороть троих за такие сплетни, но они говорили честное слово. Пустынный демон. Человек, захвативший Райзон, убивший тысячи и наградивший Тесу сословием бродяг-перемещенцев, которое сохранится на века. Проклятье, ты отымела его!
– А ты, если послушать людей, отымел в Энджирсе всех горничных, – вспылила Лиша. – Я не была сговорена с тобой, Тамос, когда ложилась с ним. Мы были едва знакомы. Я даже не знала, что ты прибываешь в Лощину.
– Горничные не убивали людей тысячами, – ответил Тамос, не потрудившись отрицать сам факт.
– А если бы убивали, а ты мог замедлить их наступление и выведать планы, уложив этих горничных в постель, – ты бы колебался?
– Значит, ты шлюхой была, – сказал Тамос.
Лиша влепила ему пощечину. На миг он потрясенно выпучил глаза, потом зажмурился. Его лицо исказилось, огромные кулаки сжались.
Лиша уже потянулась к мешочку со слепящим порошком, когда Тамос завопил, отпрянул от нее и заметался по комнате, как загнанный в угол ночной волк. Крикнув еще раз, граф врезал по златодревному шесту огромного ложа.