– Тогда возьми меня с собой.
– Не глупи, – сказал Тамос. – Это недели пути через вражескую территорию, а ты на пяти лунах беременности.
– Мне хватило сил противостоять своре убийц-подземников, – напомнила Лиша. – Думаешь, я оплошаю перед красийцами?
– Красийцы сражаются днем. Разве хора защитят тебя от копий и стрел при свете солнца?
Лиша знала, что он прав, но все равно было тошно.
– Они используют тебя. Оба, Арейн и Райнбек. Ты пешка в их политических играх.
– А чем занимаешься ты, Лиша? – парировал Тамос. – Устраивая представление из нашей связи, ты понимала, как это будет выглядеть. Ты использовала меня, чтобы скрыть собственную неосторожность.
– Я знаю, – ответила Лиша. – Я отчаянно сожалею…
– А теперь я стою перед выбором, – перебил ее граф. – Либо жениться на тебе и ждать неизбежного позора, либо отвернуться от единственной в жизни женщины, которую я любил. – Он отстранился. – Наверно, лучше мне умереть.
Развернувшись, он оставил ее в саду одну, и ей показалось, что у нее вырвали сердце.
Секунду Лиша стояла, застыв от боли и потрясения. Но только секунду. Затем она подобрала юбки и сбросила туфли.
– Тамос! – позвала она и, жертвуя достоинством, побежала следом.
Нельзя, чтобы все этим кончилось. Она не допустит. Она вплотную приблизилась к цели. Он был у нее в руках. Он был в ней. Если им суждено расстаться, то – с поцелуем, и Тамос должен знать, что она его любит.
Должно быть, Тамос шел быстро или избрал другой путь из сада. Лиша достигла входа во дворец, но не нашла любимого в коридоре. Она устремилась мимо герцогских статуй к его покоям. Ему придется вернуться туда, чтобы закончить приготовления к отъезду.
Впереди, из того самого алькова, который они с Тамосом избрали для свидания, донесся звук. Может быть, Тамос спрятался там от нее? Или укрылся в безопасной тени, чтобы выпустить пар?
Есть вещи, не предназначенные для тьмы. Иногда нужен свет. Лиша достала из бархатного поясного мешочка меченый камень и пробежалась пальцами по меткам, активируя. Нишу залил яркий меточный свет, подобно солнцу изгнавший тени.
Но там затаился не Тамос. Почти в той же позе, в какой предавались утехам они с графом, в алькове обнаружились принцесса Лорейн и лорд Самент. Лорд дважды двинул тазом, прежде чем заметил свет. Он отпрянул и споткнулся, пытаясь натянуть спущенные до колен бриджи.
Лишу бросило в жар. Она убавила освещение и отвела глаза:
– Простите, я обозналась.
– «Простите» не «простите», а вы нас увидели. – Лорейн было проще привести себя в порядок – ее платье опустилось само, когда она выпрямилось. – Принцесса угрожающе надвинулась на Лишу. – Вопрос в том, как нам теперь поступить?
– Вы не сговорены с Райнбеком. От вас нельзя требовать верности женатому мужчине. – Лиша взглянула на Самента, который снова стал сама утонченность. – Я слышала, что Юкор расторг ваш брак, но – не с лордом Саментом.
– Самент – мой друг, – ответил ей лорд, – и одолжил мне свое имя для поездки на юг. В Энджирсе нас не знают в лицо. – Он взял Лорейн за руку. – Разведен или нет, я не мог отправить жену одну к враждебному двору.
– Мой отец может разорвать бумагу, но не в силах отменить наши обеты, – сказала Лорейн. – Я выйду за Райнбека, если этого потребуют соображения политики, но он никогда не станет мне мужем. – Она посмотрела на Самента. – Даже если мой муж, во исполнение своего ночного желания, погибнет во время этой дурацкой поездки в Лактон.
– Я должен ехать, – возразил Самент. – Если нам удастся освободить Лактон, тебе, возможно, не придется выходить за Райнбека. Если нет, я лучше умру, чем это увижу.
Лорейн недоверчиво взглянула на Лишу:
– Полагаю, вам этого не понять, госпожа. Доло́жите герцогине?
Не обращая внимания на ошеломленный вид принцессы, Лиша привлекла ее к себе и обняла:
– Я понимаю вас лучше, чем вы думаете. Даю слово травницы, что буду молчать, пока вы не выйдете за Райнбека. – Она взглянула на Самента. – Если это случится, вы вернетесь в Милн и останетесь там, пока не родится наследник, чтобы не возникло никаких сомнений.
Самент скрипнул зубами, но коротко кивнул.
– После чего, – сказала Лиша, – ваши дела перестанут меня касаться.
С этими словами она покинула их и вернулась в бальный зал, где пробыла ровно столько, сколько понадобилось, чтобы увериться: Тамоса там нет. Без туфель ей казалось, что все стали выше, но у нее пропало желание танцевать. Подав знак Уонде, она удалилась в свои покои.
Там Лиша села за стол и взяла лист драгоценной цветочной бумаги, которую изготовила в отцовской лавке. Запас почти иссяк, и у нее, очевидно, так и не будет времени сделать еще.
Но для чего нужна особая бумага, если не высказать на ней возлюбленному всего, что осталось недоговоренным?
Она промучилась ночь, а после отправила Уонду проследить, чтобы граф не уехал без письма.
Все ждали, что после танца Гаред уделит внимание каждой дебютантке, но между песнями он неизменно подзывал Рожера и ни с кем не оставался наедине. Его неуклонно всякий раз сносило в сторону Розаль, и он увлекал за собой не умолкавших ни на секунду претенденток. Вскоре дочь красильщика окружили юные особы, единые в стремлении ее сокрушить.
– Что смыслит дочь красильщика в управлении баронством? – подивилась Карин.
– Прошу вас, миледи, – улыбнулась Розаль. – Просветите нас. Ваш отец, например, вогнал Ривербридж в такие долги, что пришлось удвоить пошлину за проезд по мосту. Купцы закладывают стоимость проезда в цены на товары, и люди вроде моего отца платят за материалы больше, и все это в итоге сказывается на крестьянстве. Как бы решили эту проблему вы?
– Такими делами лучше заниматься мужчинам, – сказала Динни, когда Карин не нашлась с ответом. – Как выразилась поэтесса Нихоль Грейстоун:
Создатель изрек: для семейного счастия
Пусть две души пребывают в согласии;
Трудом своим муж, силен и суров,
Дарует супруге пищу и кров;
На ней же пусть будут дети и быт —
И славный союз их сердец устоит.
– Это написал Маркуз Элдред, а не Грейстоун, – заметила Розаль, а Гаред в ужасе выпучил глаза. – Причем твоя версия – в скверном церковном переводе. В русканском оригинале сказано:
Создатель изрек: для семейного счастия
Пусть трудятся души обоих в согласии,
Жене и мужу упорным трудом
Даруется крепкий счастливый дом,
Чтоб сильными выросли сын и дочь,
А черные мысли изгнались прочь.
Она подмигнула Гареду:
– Мне не очень нравится это стихотворение. В молодости у Элдреда получалось лучше:
У лактонца то самое место
Было с локоть и всем интересно,
Но боялся порвать он
Всех такой благодатью,
Вот и жарил подземников вместо.
Гаред взревел от хохота, и остаток вечера прошел в том же духе: Розаль противостояла множившимся недоброжелателям и отвлекала от них Гареда.
У великана дрожали руки, когда за сценой он сообщил Арейн, что выбрал королевой бала холостяков Эмелию Лак.
Арейн уперла руки в боки:
– Думаешь, я удивлена? Ты весь вечер не сводил с нее глаз.
Гаред уставился себе под ноги:
– Я-то знаю, что у вас она не была первая на примете…
– Ты знаешь меньше, чем тебе кажется, – возразила Арейн, – и нам обоим ясно, что выбор небогат. Лорды придут в бешенство, и, Создатель свидетель, они продолжат подсовывать тебе Карин и Динни да сулить богатое приданое и смазливых служанок, но ни та ни другая не справится ни с тобой, ни с Лощиной. Мои сыновья будут потешаться за твоей спиной, но противиться не станут, а Эмелия стоит десятерых таких, как любой из них, что бы они ни думали о Розаль.
Пораженный Гаред взглянул на герцогиню.
– Думаешь, я не знала? – усмехнулась Арейн. – Джесса работает на меня. Она бы не выставила перед тобой девушку без моего одобрения.
На понуром лице Гареда медленно расползалась широкая улыбка. Арейн не дала ей добраться до ушей и подняла палец:
– Ты сделал правильный выбор, Гаред Лесоруб, и для себя, и для Лесорубовой Лощины. Я приму твой обет.
– Клянусь солнцем, – пылко произнес Гаред.
Арейн кивнула:
– И не растолстей. Это худшее, что может сделать мужчина. Никто не уважает толстяка на троне, а потеряв уважение, ты лишь занимаешь чужое место.
Немногие в толпе обрадовались, когда Гаред произвел Розаль в королевы бала, но никто и не удивился сильнее Арейн. Рожер сыграл для их последнего танца нечто победное, и высокородные особы поплелись зализывать раны и строить планы, которые заставили бы Гареда передумать.
Как будто у них был шанс. Бал кончился, общество разошлось по гостиным, а молодые были по-прежнему неразлучны.
Глядя на них, Аманвах покачала головой.
– Не одобряешь, что он женится на хисах? – спросил Рожер.
– При таком убогом подборе невест выбор у него невелик, – ответила она.
– Это почти одобрение, – заметил Рожер.
– Лучше бы мой отец подобрал ему достойную пару, – сказала Аманвах.
– Да, в этом смысле мне грех жаловаться на его выбор, – улыбнулся он.
Рожер был слегка навеселе, когда они покинули бал и отправились в покои. В главном коридоре толпились гости, направлявшиеся к меченым каретам, и Рожер избрал черную лестницу, по которой можно было дойти понизу до гостевого крыла и дальше подняться в комнаты на четвертом этаже.
На миг Рожер исполнился надежды. Свадьба состоится сразу, как только Гаред ее назначит, и скоро они вернутся в родную Лощину. Кендалл шла вприпрыжку, ей еще ни разу не доводилось играть на таком захватывающем мероприятии. Она со смехом кружилась в шелковом бальном платье, щеголяя его красками.
Колив спускался по лестнице первым, даже в герцогской цитадели бдительный и ночью и днем.