– И что она говорит? – спросил Рожер.
– Что уже поздно и мы не знаем, что принесет день грядущий. Она просит тебя поспать, пока темно.
Рожер всмотрелся во мрак:
– А ты будешь спать среди балок?
– Я не нуждаюсь во сне так, как ты, – ответила Сиквах. – Я займусь медитацией, чтобы восстановить силы, и останусь начеку. Закрой глаза, любовь моя, и знай: я тебя охраняю.
Рожер поступил, как она сказала, действительно чувствуя себя в безопасности, но в голове вертелось слишком много мыслей, и сон не шел.
– Я вряд ли засну.
Донесся еле слышный звук: Сиквах спустилась на пол. Рожер вздрогнул, когда она, обнаженная, скользнула к нему в постель.
– Дживах ка велит мне убаюкать тебя, муж мой, – промурлыкала она.
– Все, что было между нами, делалось по приказу? – спросил Рожер.
Сиквах поцеловала его, и ее губы были так нежны, что удивляли не меньше, чем недавняя, теперь известная Рожеру жесткость.
– Приказ не означает, муж мой, что мне этого не хочется. – Она проворно спустила его пестрые штаны. – Или – что я не получаю удовольствия.
Лиша повернула колесико, настраивая оптическую камеру.
Разница между образцами стала видна мгновенно. В том, что доставила Розаль, нашлось всего несколько живых клеток. Этот же кишел ими, пусть вялыми и слабыми.
Опьяненными.
Она выглянула из окна. Солнце едва показалось над горизонтом. На ногах ли Арейн в такую рань?
Дело было слишком важным, чтобы ждать. Она послала девушку, и та почти мигом вернулась с распоряжением явиться к матери-герцогине.
– Ты уверена? – напряженно спросила Арейн. – Это не хитрость белой ведьмы, торгующейся за мужа? – Старуха оставалась в домашнем халате, на удивление заношенном и простом, но не утратила царственности и не была настроена на любезности.
Лиша кивнула:
– Аманвах, возможно, и хочет сделки, ваша милость, но она оказалась права. Этот материал взят у другого мужчины. Правда, если вы не доверяете Мелни…
Арейн отмахнулась:
– У девчонки нет ни грана коварства, да ей ничего и не выиграть ложью.
– Значит, нам солгала Розаль, – констатировала Лиша. – И я сомневаюсь, что заговор этим исчерпывается.
Арейн кивнула:
– Это длится еще с тех пор, как девочка марала пеленки. – Она поцокала языком. – Жаль. У твоего Гареда разобьется сердце, когда ее повесят за измену.
– Скорее всего, она только пешка, – осторожно заметила Лиша. – Если она выведет нас на настоящего предателя при вашем дворе, то можно проявить милосердие. – У нее уже зародились подозрения.
– Ты думаешь на Джессу, – сказала Арейн.
– Не исключено, – пожала плечами Лиша. – Частично.
Арейн шумно выдохнула, вставая.
– Пошли за белой ведьмой – чтобы через час была здесь – и жди в гостиной, пока я надену доспехи.
Часом позже Арейн вернулась, облаченная в пышный наряд и при короне. Она пригвоздила взглядом Аманвах, которой хватило такта хотя бы поклониться ниже, чем мать-герцогиня.
– Ты знаешь, кто травил моего сына? – спросила Арейн.
Аманвах чуть кивнула, покрывало оставалось на месте, в глазах не прочитывалось ничего.
– Знаю.
– Не только кто подмешал отраву, но и кто приказал?
Снова легкий кивок. Арейн выждала, но Аманвах хранила молчание. Минуты тянулись, по мере того как они взирали друг на дружку, обе – образчики королевского достоинства.
– Не поделишься? – спросила наконец Арейн.
Аманвах слегка пожала плечами:
– Мой муж заточен в башню только за то, что защищался под твоей крышей. Моя сестра-жена пропала, а ты ничего не предпринимаешь для ее поиска. Мы с Кендалл остаемся узницами в твоих палатах. Скажи, мать-герцогиня, с какой мне стати тебе помогать?
Палец Арейн постукивал по хрупкой фарфоровой чашке, распространяя по чаю мелкую рябь.
– В отрыве от очевидного? Я могу освободить твоего мужа. Перевернуть город вверх дном в поисках Сиквах. Выпустить тебя из заточения.
Помешивая чай, Аманвах чинно покачала головой:
– Прости, герцогиня, но ты этого не можешь. Я сделала расклад. Ты не обладаешь той властью при дворе сына, которая гарантирует что-либо из перечисленного. Она у тебя велика, но ты правишь Энджирсом в мелочах, между указами, а судьба моего мужа – дело слишком громкое, чтобы избегнуть внимания герцога. Будущее ветвится, но все прогнозы гласят, что ты не в силах повлиять на суд.
Арейн сохранила выдержку, но губы сжались, и рот превратился в узкую щель. Мало что было ей так же невыносимо, как напоминание о пределах ее власти.
– Может быть, и нет, – проговорила в итоге Арейн. – Суд состоится, он неизбежен, но не спеши отмахиваться от моего предложения. Возможно, я не влияю на решения сына, но помилование – одна из моих немногочисленных законных привилегий. Даже если Райнбек приговорит твоего мужа к смерти, я в силах помиловать его одним движением пальца, и все сыновья, вместе взятые, не смогут мне помешать.
Аманвах долго смотрела на нее. Затем перевела взгляд на Лишу:
– Это правда?
Лиша глянула на Арейн, затем снова на Аманвах. Она пожала плечами:
– Я не знаток энджирсского права, но это вполне вероятно.
– Я могу представить соответствующие документы, – сказала Арейн.
Аманвах покачала головой, вставая:
– Они не понадобятся. Я сделаю расклад.
– Можешь здесь, если угодно, – предложила Арейн, хотя прозвучало это, скорее, как приказ. – Посмотрю на эту магию в действии.
Чуть подумав, Аманвах кивнула. Она взглянула на Лишу, травница тут же поставила чашку и пошла задергивать тяжелые шторы. Аманвах преклонила колени меж пышных ковров на дубовом полу и расстелила белоснежную гадальную тряпицу.
Лишу заставили заткнуть коврами щели под дверью, и вскоре свет исходил только от алагай хора в руках Аманвах. Лиша и мать-герцогиня напрягли слух, но мало что разобрали, так как Аманвах шептала молитвы по-красийски, а губы скрывало покрывало.
Она достала закупоренный флакончик – очевидно, с кровью Рожера – и скупо смочила кости, после чего встряхнула их и бросила. Было жутко смотреть, как вспыхнули метки, когда хора отклонились от естественных траекторий и образовали узор. Лиша не смогла его прочесть, но Аманвах после недолгого созерцания кивнула и села на пятки. Лиша вынула из фартука люминесцентный пузырек и встряхнула его, озарив комнату химическим светом.
– Я потребую трех вещей, – заявила Аманвах.
– Трех в обмен на одну, – отозвалась Арейн.
– Желаешь поторговаться – попробуй, – пожала плечами дама’тинг.
Тон ее дал понять, что в попытке не будет смысла.
– Чего же ты хочешь? – спросила Арейн.
– Как только закончится суд, ты помилуешь моего мужа, меня и моих сестер-жен. Однозначно и безоговорочно. Мы будем свободны и останемся под твоей опекой, пока не вернемся в Лощину.
– Договорились, – кивнула мать-герцогиня.
– Ты обеспечишь мне ежедневные свидания с мужем, – продолжила Аманвах.
– До суда могу дать ежедневно по часу.
– Это приемлемо, – согласилась Аманвах.
– А последнее? – спросила Лиша.
– Каплю крови госпожи Лиши, – повернулась к ней Аманвах.
Лиша скрестила руки:
– Категорически – нет! – Страшно было подумать, какой вред причинит эта женщина такой каплей. Одна просьба – уже оскорбление.
– Лиша, – предостерегающе молвила Арейн.
– Вы не понимаете, о чем она просит, – сказала Лиша. – Отдать дама’тинг свою кровь – все равно что вручить им нож и обнажить горло. С чего мне согласиться?
– От этого может зависеть судьба моего герцогства! – прошипела Арейн. – Дай, иначе я велю взять сама.
– Не угрожайте мне, Арейн, – оскалилась Лиша. – Я постою и за себя, и за ребенка. Если ваши стражники тронут меня пальцем, я сровняю с землей весь дворец.
Арейн сверкнула глазами, но Лиша ничуть не шутила, и старуха это знала. Выдержав взгляд матери-герцогини, Лиша посмотрела на Аманвах:
– Два условия.
Та оживилась. Красийцев хлебом не корми, только дай поторговаться.
– И какие же?
– Ты воспользуешься этой каплей сейчас же, здесь, и спросишь громко, по-тесийски.
Аманвах кивнула:
– А второе?
– Ты в будущем сделаешь для меня расклад. Вопрос и время – на мое усмотрение.
Глаза Аманвах сузились.
– Договорились. Если твой вопрос не причинит прямого вреда моему народу или моим близким.
В ответ Лиша вынула из кармана фартука ланцет и приготовила палец.
– Значит, все мы пришли к согласию?
– Да, – отозвалась Арейн.
– Пришли, – подтвердила Аманвах.
– Доставай свои кости. – Лиша провела ланцетом по подушечке указательного пальца и капнула кровью на хора Аманвах.
Дама’тинг покатала их в горсти, смачивая полностью. Затем вновь повернулась к тряпице и принялась встряхивать:
– Всемогущий Эверам, Дарующий Свет и Жизнь, дай слуге Твоей знание о том, что грядет. Покажи Твоей смиренной слуге судьбу ребенка, которого носит Лиша вах Эрни ам’Свиток ам’Лощина.
Лиша почувствовала, как ребенок лягнулся, едва вспыхнули кости, и перевернулся, пока они падали. Аманвах жадно подалась вперед, читая тайнопись.
– Ну? – не вытерпела Лиша. – Что они говорят?
Аманвах собрала кости и положила их обратно в мешочек.
– Я согласилась ознакомить тебя с вопросом, госпожа, но не с ответом.
Лиша стиснула зубы, но Арейн поспешила вмешаться:
– Довольно! Уладите это потом. – Она сурово посмотрела на Аманвах. – Меня утомили твои игры и проволочки, принцесса. Мы свое заплатили. Теперь брось кости и скажи, кто отравил моего сына. Истерли? Уордгуд? Юкор? Кто-то из братьев?
Аманвах покачала головой:
– Твоя сорнячница действует в одиночку.
Воцарилось ошеломленное молчание. Арейн впервые за года на миг утратила царственность и выпучила глаза, как жаба.
– Зачем?
– Спроси у нее, и она скажет сама, – пожала плечами Аманвах. – Это слишком давний секрет, и гнойник нужно вскрыть.
– А что за яд? – спросила Лиша, когда стало казаться, что Арейн будет весь день переваривать услышанное.