– Этого я отрицать не могу, – буркнула Арейн.
– Благодарение Создателю, – выдохнула Розаль.
– Рано благодаришь, девочка, – отрезала герцогиня.
Розаль большими от страха глазами уставилась на Аманвах, вынувшую из поясных ножен кривой кинжал.
– Девочка, вытяни руку.
Розаль дрогнула, но сделала, как велели. Аманвах полоснула быстро и поймала кровь в пустую чайную чашку. Арейн подала знак Уонде, чтобы увела девушку. Когда Розаль вышла, герцогиня повернулась к Аманвах, которая, купаясь в свете хора, уже стояла на коленях и изучала расклад.
– Она будет верной и ему, и племени Лощины, – сообщила Аманвах. – Она родит ему крепких сыновей, но наследовать будет дочь.
Сев на пятки, Аманвах посмотрела на Лишу и Арейн.
– Если я соглашусь, – заметила мать-герцогиня.
– Прошу простить, но у тебя нет выбора, – покачала головой дама’тинг. – Сын Стива не примет другую.
Арейн нахмурилась:
– Тогда пусть забирает ее и проваливает. Пусть скроется с моих глаз, пока я не передумала.
– Госпожа! – В комнату ворвалась Уонда с Беккой на руках. – Она не дышит!
Лиша бросилась к ней. Аманвах уже вынимала хора.
– Закрой дверь, – скомандовала дама’тинг.
Уонда метнулась к порогу, но Арейн поймала ее за руку:
– Где Джесса?
– Скрылась, – сказала Уонда. – Я нашла Бекку на полу в коридоре.
– Найди ее, – приказала Арейн. – Брось на поиски ведьмы всю дворцовую стражу.
Кивнув, Уонда исчезла.
– Порой я гадаю, какой была бы моя жизнь, если бы мастер Петер сработал на совесть и проверил метки, – признался Рожер.
Сиквах, спрятавшаяся в балках, не ответила. Она отвечала редко – только если он спрашивал напрямик или ей нужно было высказаться от лица Аманвах. Но даже тогда она спускалась на пол, подступала вплотную и говорила тихо, чтобы слышал только муж.
Рожер не огорчался. Ему хватало знания: она здесь и слушает. Сильнее чувства безопасности с нею рядом и теплых объятий ночью было ощущение соприсутствия, которое позволяло не сломаться в заточении.
– У меня ожидались братья и сестры, – продолжил Рожер, воображая их так явственно, что готов был назвать поименно. – Мама и папа были молоды. Тогда-то казались старыми, как дубы, но сейчас мне понятно, что я мог стать первым из многих.
Он тоскливо вздохнул, вспоминая детские игры и смех.
– Тогда в Ривербридже не было инструмента, а тех, кто умел бы на нем играть – тем более. Скорее всего, я держал бы трактир, женился на какой-нибудь домовитой местной девахе и наплодил ребятишек. Никуда бы не выезжал, не видел бы и не делал ничего особенного. Был бы просто… обычным.
Щелкнул замок. Дверь отворилась, и за ней…
– Аманвах! – Рожер вскочил и перелетел через келью.
– Ты говоришь нелепицу, муж мой, – тихо произнесла Аманвах, когда они обнялись. – К тебе прикоснулся Эверам. Ты никогда не стал бы обычным. Если бы тебя не познакомил со скрипкой мастер Аррик, это сделал бы кто-то другой. Грядет Шарак Ка, и такова была инэвера, чтобы ты вернул на Ала «Песнь о Лунном Ущербе».
– Вы бы и без меня справились, – сказал Рожер.
– Нет, – покачала головой она. – Ты передал женам толику дара, но дар был твой.
Она подняла покрывало для поцелуя. Он попытался обнять ее крепче, но она выставила руки и оттолкнула его, а покрывало снова пало и скрыло губы, как занавес после финального акта.
– Пока дело не разрешится, у нас только час в сутки, муж мой, – сказала она. – Есть вещи, требующие первоочередного внимания.
Она громко хлопнула в ладоши, дверь снова открылась, и два дюжих служки внесли тяжелые бочонки с водой. Еще один доставил небольшую деревянную ванну – как раз такую, чтобы Рожер поместился в ней сидя. Позади же них Сиквах, немногим большая, чем тень, бесшумно выскользнула за порог.
– Вы так и тащили эту тяжесть на самый верх? – спросил Рожер, глядя на бочонки.
Служки посмотрели не особо приветливо, но ничего не сказали.
– Не принимай их молчание за грубость, муж мой, – пояснила Аманвах. – Им запрещено разговаривать с узниками. Ее милость распорядилась кормить тебя лучше и трижды в неделю купать. Эти люди гордятся, что выполняют ее королевские приказы.
Рожеру служки гордыми не показались. Взглянув на него напоследок, они вышли вон.
– Сиквах… – негромко произнес Рожер, когда за ними закрылась дверь.
– Будет хранить наш покой в течение часа, – сказала Аманвах, бросая в бочонки меченые серебряные камни.
Они зашипели, как только магия нагрела воду.
– Прошу, муж мой, – указала она на ванну.
Рожер не стал прекословить, разделся и забрался внутрь. Лакированное дерево было холодным, и он покрылся гусиной кожей. Аманвах подняла первый бочонок, чтобы облить Рожера горячей водой.
Он сразу начал успокаиваться. Ванна была не так просторна, как у Шамавах, но он успел привыкнуть к ежедневному банному ритуалу и даже не сознавал, как его не хватало.
– Я начала делать для тебя серьгу, – сообщила Аманвах, растирая Рожера щеткой и мылом. – Но работа займет недели, и я надеюсь увидеть тебя на свободе задолго до ее завершения.
– Ей обязательно найдется и другое применение, – отозвался он. – Что может быть дороже в магии, чем слышать твой милый голос издалека?
Аманвах обняла его, подавив всхлип. Рожер прижал ее к себе, не заботясь о том, что ее платье намокнет.
Шмыгнув носом, она отстранилась и отступила, чтобы снять мокрый шелк.
– Муж мой, если ты уложишь меня на спину и изольешься, у меня будет ребенок.
Рожер, откинувшийся в ванне и уже начавший расслабляться, резко сел.
– Аманвах, – напрягся он, – сейчас не время…
– Время, – перебила дживах. – Если вынашивать твоего ребенка, то именно сейчас.
Рожер сглотнул.
– Мне не нравится, как в свете этого выглядит мое будущее.
Аманвах снова опустилась на колени у ванны и провела руками по его голой груди уже не ради мытья.
– Мне тоже, – призналась она. – Твое будущее туманно, но только твое. Мы приближаемся к великой развилке, и многие в этом городе могут пойти одиноким путем.
Она скользнула ладонью по его шее, придержала за щеку и привлекла к себе для поцелуя.
– Но в бурном потоке есть опора. Если возьмешь меня сейчас, я выношу твоего ребенка.
– Значит, ты переживешь эту… развилку? – спросил Рожер.
– По крайней мере, до родов. Потом же… – Аманвах пожала плечами, целуя его в шею.
Рожер отодвинулся:
– Тогда, наверно, лучше подождать.
Аманвах ответила недоуменным взглядом.
– Я не хочу, чтобы ты растила его одна. Тебе и двадцати нет. Если я умру, ты должна будешь выбрать себе нового мужа. Того, кто сможет…
Аманвах взяла его лицо в ладони:
– О муж мой. Я не останусь одна. У меня есть сестры-жены, и ты плохо нас знаешь, если думаешь, что мы отвергнем тебя, доведись тебе отправиться одиноким путем.
Она встала и направилась к койке, виляя бедрами.
– Я дама’тинг. Все, что требует от меня Эверам, – выносить дочь и наследницу. – Она легла на спину, раздвинула ноги. – Дай мне ее, и мне никогда не понадобятся прикосновения другого мужчины.
Рожер выпрыгнул из ванны и возлег на Аманвах, не думая о том, что мокрый.
– Дочь?
– Сына уже носит Сиквах, – улыбнулась Аманвах.
Джансон исподтишка наблюдал за Лишей. Казалось, что внимание первого министра целиком приковано к матери-герцогине, но аура выдавала другое. Он остро ощущал присутствие Лиши и досадовал из-за того, что не знает его причины. Он привык быть правой рукой Арейн, и ему не нравилось предполагаемое вмешательство Лиши.
– Не бойтесь, Джансон, – сказала она. – Я скоро вернусь в Лощину.
Министр взглянул на нее удивленно. Он молчал, но его чувства были настолько сильны, что она ответила по наитию.
«Арлен чувствовал то же самое», – подумала Лиша, в очередной раз опоздав с пониманием. У нее щемило сердце при мысли, что больше они не увидятся, – и демоны воспользовались ее тоской. Вероятно, они прочли тоску в ее ауре так же легко, как она – ауру Джансона.
– Не очень скоро, – заметила Арейн. – У тебя еще есть дела.
Она повернулась к Джансону:
– Джессу нашли?
Первый министр покачал головой:
– Ее видели входящей в туннель, но в конце его – нет. Я направил в пансион стражу, здание обыскивают от и до.
– Там полно тайных ходов, – сказала Арейн. – Выгони учащихся и персонал, пусть твои люди простучат все стены. Если найдут полость, пусть ищут проход или ломают. И ради Создателя – вели им быть осторожнее. Не окажись здесь Лиша и Аманвах, ведьма так и убила бы Бекку отравленной иглой.
– Будет исполнено, – поклонился Джансон. – Мы также разыскиваем другую недвижимость госпожи Джессы и ее сообщников. Страже у ворот приказано обыскивать каждую карету и заглядывать под каждый капюшон. Мы найдем ее.
Арейн кивнула, хотя уверенностью в ее ауре и не пахло, – та расцветилась болью от измены, но герцогиня продолжала ценить Джессу. Сорнячница была опасна, и Арейн боялась, что она запросто проскользнет сквозь их сети.
– Что-нибудь еще? – спросил Джансон.
По ауре было ясно: он знал, что это не все. Арейн не позвала бы его лишь для того, чтобы повторить приказы, отданные часами раньше.
– Для раскрытия заговора нам понадобилась помощь красийской принцессы, – сообщила Арейн. – Она назначила цену.
Аура Джансона дрогнула и посуровела, когда он понял, к чему герцогиня клонит.
– Восьмипалый.
Арейн кивнула:
– Он отправится под суд, но я помилую его, что бы ни случилось.
– Ваша милость, – напряженным голосом начал Джансон. – Мой племянник был напыщенной скотиной и часто оказывался обузой для Трона плюща, но он все равно был моим племянником. Я не могу просто взять и позволить…
– Можешь и позволишь, – оборвала его Арейн. – Я не жду от тебя восторгов, но так нужно, и, если он пострадает, на улицах вспыхнет бунт. Он останется в башне до суда, но когда госпожа Лиша отправится в Лощину, он и рачитель Джона поедут с ней.