Ободренная таким приемом, я иду дальше с улыбкой, хотя у меня дрожат колени и сердце тяжело бьется.
Наконец показывается вход во дворец. Здесь престарелый маркиз Винчестерский, лорд-казначей, ожидает меня в обществе сэра Джона Бриджиса, коменданта Тауэра. Маркиз со скрипом опускается на колени, дабы преподнести мне большие ключи от Тауэра, но прежде чем я успеваю взять их, Нортумберленд, стоящий рядом, выхватывает их и сам отдает мне в руки. Его поступок подчеркнуто символичен, словно это он сам облекает меня монаршей властью. Я внутренне сжимаюсь — его самонадеянность просто возмутительна!
Но сейчас не время выказывать возмущение, ибо меня проводят вверх по ступеням в Белый Тауэр, цитадель, возведенную Вильгельмом Завоевателем для охраны города. Мы входим в тронный зал, где толпа знатных лордов с женами при моем появлении падает на колени. Среди них я мельком замечаю красивое личико Кэтрин; она здесь со своим молодым мужем и его отцом, Пемброком. Когда я усаживаюсь на трон, ко мне приближаются мой батюшка и Нортумберленд и, преклонив колена, официально просят меня вступить на престол.
После завершения этих формальностей я, по подсказке герцога, веду своих придворных наверх, в норманнскую часовню, носящую имя святого Иоанна Богослова. Здесь мне нужно поблагодарить Господа за мое восшествие на трон.
Однако, когда я опускаюсь на колени на подушку у ограды алтаря, то обнаруживаю, что не могу молиться, ибо в мыслях моих царит полный разброд. Я отчаянно пытаюсь вернуть себе убежденность, которую чувствовала, когда принимала корону; когда верила, что послужу орудием Божиим в спасении праведных Его, но теперь я в ней нуждаюсь больше всего, а она от меня ускользает. Как я могу благодарить Господа за эту корону, которая мне не по чину? Это было бы нечестно, а Его не обманешь. И если я стану умножать свой грех, Он может отвернуться от меня. И в самом деле, моя неспособность обратиться к Нему сейчас может служить первым знаком Его немилости. Сердцем я знаю, что совершила зло против законной наследницы, леди Марии. Я чувствую себя покинутой и одинокой. Без помощи Божьей я не вынесу этого бремени.
И все же я должна, должна — ибо придворные уже поднимаются на ноги, и церемония, в которой я исполняю главную роль, продолжается. Пообещав себе, что, как только останусь одна, стану на коленях умолять о прощении и наставлении, я решительно беру себя в руки и отправляюсь обратно в тронный зал. Здесь я снова усаживаюсь на трон, а рядом стоит Гилфорд и, по моему требованию, миссис Эллен, которая отныне назначается моей главной фрейлиной. Рядом с ней стоит друг нашей семьи, миссис Тилни, она также теперь будет мне прислуживать.
Вперед выходят маркиз Винчестр и другие лорды, держащие на бархатных подушечках королевские регалии, извлеченные по такому случаю из подвалов Тауэра. Я во все глаза гляжу на корону, ту самую, что носил мой покойный внучатый дядя, король Генрих, велевший ее изготовить, решив, что диадема, которую носили его предшественники, не соответствует его величию. Его корона инкрустирована драгоценными камнями, изъятыми из древней короны Плантагенетов; они мерцают и блестят в свете сотен свечей.
Меня охватывает паника. Это не мое! У меня нет на это права, что бы мне ни говорили! Принять ее значит навлечь на себя несчастье. Я в этом уверена. И посему, когда маркиз, взяв корону, хочет надеть ее мне на голову, я уклоняюсь.
— Милорды, — твердо говорю я, хотя внутренне трясусь от страха, — ни я, ни кто-либо, действующий от моего имени, никогда не требовали эту корону. — Я делаю особое ударение на слове «моего», многозначительно глядя на Нортумберленда. — Вам не пристало, милорд Винчестер, предлагать мне корону либо возлагать ее мне на голову. Говорю вам: я не стану ее носить, ибо она не принадлежит мне.
Герцог хмурится и готов потерять терпение, но Винчестер, многоопытный дипломат, предпочитает сделать вид, что не понял, о чем я.
— Ваша милость, не бойтесь короны, — добродушно уговаривает он. — Я лишь хочу посмотреть, к лицу ли она вам, не велика ли.
Я чувствую, что Нортумберленд и мои родители пожирают меня глазами, и мужество оставляет меня. По моему кивку миссис Эллен делает шаг вперед. Она снимает мой головной убор и распускает мои скрученные в кольца косы. Когда маркиз опускает мне на голову корону, все придворные взрываются громкими аплодисментами. Мне снова становится дурно, я должна вцепиться в подлокотники трона, чтобы не свалиться на пол. Плохо это или хорошо, а дело сделано.
Винчестер произносит речь, но я не очень хорошо его слышу. Мне показалось, что он собирается заказать вторую корону для Гилфорда, но наверняка я сказать не могу. Однако позже, когда мы с миссис Эллен остаемся вдвоем в моих покоях, я узнаю, что мне вовсе не показалось, и я этим встревожена и обижена. Как жаль, что мне недостало сил вовремя дать всем понять, что я не намерена делать из Гилфорда Дадли короля.
Я сижу в центре стола, установленного на возвышении, гоняя по тарелке еду. Все вокруг, и этот банкет, устроено в честь моего восшествия на престол. Лорды и леди оживленно болтают, явно довольные собой, а я — виновница торжества — чувствую себя отстраненной от всего происходящего. Гилфорду, сидящему по мою правую руку, надоело притворяться любящим мужем, и он теперь перевел все внимание на свою мать, которая сидит рядом с ним. В мою сторону он время от времени кидает ледяные взгляды.
Слева от меня сидит Нортумберленд. Ему, кажется, с трудом удается поддерживать видимость хорошего настроения. Им овладевает какая-то подавленность. Возможно, он не чувствует себя, как ему хотелось бы, хозяином положения. Леди Мария до сих пор на свободе, и если ей удастся скрыться за границу прежде, чем лорд Роберт Дадли успеет задержать ее, это почти наверняка повлечет войну. А мой батюшка предупреждает, что истощенная государственная казна не вынесет затрат по защите королевства от нашествия врагов.
— Если император и вправду решит оказать леди Марии поддержку, мы все обречены, — мрачно предрекает он.
Я же решила вверить себя Господу; я не поддамся своим страхам. Но герцог не может скрыть тревоги. Он, без сомнения, ожидал, что я буду податливой и покорной его махинациям, послушным орудием в его руках, и, должно быть, сильно разочарован, обнаружив, что я не из таких. Я решительно настроена с самого начала не позволять ему манипулировать мною. Он должен понять, что его власть не будет длиться вечно, ибо я намерена при первой же возможности объявить себя совершеннолетней и избавиться от него и всей его семьи. Мои предшественники-монархи в моем возрасте уже считались совершеннолетними, как король Эдуард, например. Так что у герцога нет причин править от моего имени. Он должен знать — я намереваюсь взять власть и делать то, что правильно и необходимо.
Посреди царящего в столовой невообразимого гама вдруг объявляют, что прибыл гонец от леди Марии. Наступает тишина. Герцог подзывает к себе человека и берет у него письмо. Взломав печать и бегло прочитав послание, милорд встает и сдвигает темные брови.
— Ваше величество, милорды, миледи, сейчас вы услышите, что хочет сообщить изменница Мария. — И он целиком зачитывает дерзкое письмо. Выразив скорбь по кончине своего дражайшего брата-короля, принцесса пишет, что никто не смеет пренебрегать положениями Акта о наследовании престола. Затем, величая себя по-королевски во множественном числе, она продолжает:
Мы находим малопонятным, что нас никто не поставил в известность о смертельной болезни нашего брата. Мы питали большую веру в Вашу преданность и честность Вашего служения. Тем не менее мы в курсе проводимых Вами консультаций и положений, которые Вы выдвинули. Мы понимаем, что политические причины могли принудить Вас поступить подобным образом, так что не сомневайтесь, светлейший лорд, что мы со снисхождением воспринимаем все Ваши поступки, вина за которые будет с Вас снята и Вы будете полностью прощены. И посему мы требуем и призываем Вас, во исполнение Вашего долга пред Господом и нами, провозгласить наше законное право на королевство в нашем городе Лондоне и иных местностях и возлагаем на Вас наши надежды.
Молчание, наступившее после этих слов, нарушается только матушкой и герцогиней Нортумберлендской, которые вслух сокрушаются, что леди Мария, должно быть, заранее получила предупреждение о готовящемся аресте, и гадают, кто бы это мог послать ей весточку.
— Разумеется, — подает голос Нортумберленд, — мы не станем исполнять ее возмутительные требования. Как мы можем объявить ее королевой, когда королева Джейн уже признана законной правительницей? — Он оборачивается ко мне. — Позвольте вас заверить, сударыня, что мой сын, лорд Роберт, разыщет леди Марию и задержит ее. Уверяю вас, она одинокая женщина, которая не имеет друзей в королевстве и не представляет серьезной угрозы вашему трону. А теперь, прошу вас, милорды, миледи, продолжим наш пир.
Он садится, но за его бойкими речами кроется растерянность. Я также замечаю, что многие из членов совета лишились аппетита.
Растерянный гонец по-прежнему стоит перед высоким столом. Нортумберленд тихим голосом обращается к одному из дворцовых стражей:
— Отведите этого человека в тюремную камеру.
Затем он снова смотрит на меня:
— Сударыня, я созову Тайный совет на совещание сегодня ночью. Мы подготовим документ, отвергающий претензии леди Марии, и обнародуем его, чтобы пресечь дальнейшее обсуждение этого вопроса.
— Надеюсь, милорд, — любезно отвечаю я, — что так и произойдет.
Королевский дворец в Тауэре, расположенный между крепостью и рекой, — это старое здание, в котором с прошлого века мало кто обитал. Его ветшающее великолепие принадлежит минувшему столетию: стены расписаны ярким геральдическим узором цветов индиго и багряного, полы выложены черной и белой плиткой, в узких арочных окнах стоит цветное стекло, а мебель изготовлена в готическом стиле. Но мне достаются покои, обставленные более современно, чем остальные: у меня спальня с гобеленами на стенах, кровать под вышитым балдахином и решетчатые двустворчатые окна с