Так полагал Кэр. Когда между ним и всем остальным миром стоял человек с мечом. Наставник. Кэр был наивен. Так его воспитали. Будущему воину подобает прямизна меча, который он получит. Только старшие: вождь, старейшины, наставники — идут дальше и принимают мудрость из уст древнего бога Ашских гор. Был, впрочем, и иной путь. Сойти в мир с оружием в руке и узнать этот мир, как познает его воин. Многие из клана Мечей, да и из других кланов так и поступали. Но клан Кэра — первый из кланов. Потому в Самери каждый: воин, богач или простолюдин — спешил убраться с дороги, узнав орнамент клана Мечей на одежде Наставника.
Воин клана, спускаясь на равнины, несет с собой и законы клана. И только одно для него важно: что скажут о нем родичи. Что же до прочих людей: уважение к законам гор поможет им остаться в живых при встрече с настоящим бойцом.
Никто не осмеливался заговорить с подопечным воина клана Мечей в Самери. Никто не разговаривал с Кэром, когда они плыли к побережью на речном судне по реке Аш. А когда они сели на корабль, идущий в Великонкад, капитан его, самериец, живо втолковал матросам и пассажирам, что бывает, если станешь перечить воину клана Мечей.
Но вот Наставник и юноша сошли на берег Карнагрии, и все переменилось.
Оба переоделись в местную одежду, причем не самую лучшую. Бронзовый знак Аша, скреплявший косу наставника, сменила обычная заколка. Только сама коса, свернутая змеей на затылке, да меч за спиной говорили о том, что жилистый старик с широким бледным лицом — воин из горного клана Самери. Никто больше не кланялся угодливо, когда самерийцы заходили в харчевни и постоялые дворы. Но никто и не задирал всерьез. Меч — везде меч. Достаточно было Наставнику посмотреть в глаза дерзкому — и тот отступал. Неприятностей не было. И Наставник по-прежнему стоял между Кэром и окружающим миром.
Пока они не прибыли в Великондар.
Пока Кэр не остался один.
Юноша проглотил комок, подступивший к горлу. Воину следует сдерживать свои чувства, когда он среди чужих. И Кэр изгнал боль души, как изгонял боль тела. Его приняли в новый клан. Но законы этого клана — другие. Кэру будет нетрудно принять их. Тем более что старшие клана, те, кто заставляет других замолчать, — ему по сердцу. И сам он пришелся по нраву сильным Двора: Хар-Руду, Босу, Медведю. Конечно, они испытывали Кэра. И он, понимая, старался их не разочаровать. Хотя последнее испытание, то, которому подвергли самерийца прошлой ночью, показалось ему ненужным.
Странное испытание. Кэра словно хотели унизить, проверить, что в нем сильней: дух или гордость. Юноша помнил все вопросы, которые ему задавали: мудрые и глупые, прямые и совершенно непонятные. Кэр отвечал, когда знал ответ. И полагал, что следует отвечать. Но если терпение его испытывали всерьез, то испытание его ловкости и стойкости выглядело, как еще одна попытка оскорбить его. Такую боль может перенести и трехлетний малыш, а любая совершеннолетняя девушка клана с завязанными глазами проделает то, что делал Кэр этой ночью.
Тело Кэра не устало, устал его ум, тщетно пытавшийся совместить путь клана Мечей и требования Гладиаторского Двора.
Так или иначе, но Хар-Руд дал понять: теперь Кэр — полноправный член нового клана. Правда — младший. Это неприятно. Юноша видел: тут нет законов, защищающих слабого от произвола сильного. Кэр наблюдал, как обращаются с учениками. И отчасти понимал, почему испытывали в первую очередь его терпение. Однако самериец видел и то, что к нему относятся не так, как к другим ученикам.
«Власть Хар-Руда удерживает других! — думал юноша. — Жаль, что это касается только рук, а не языков!»
Любая из здешних шуток на родине Кэра обернулась бы для шутника смертельным поединком.
Ничего, скоро сын вождя сумеет постоять за себя не хуже, чем настоящий воин. А пока Кэр не будет обращать внимания на едкие слова.
Кэр еще не понял, что заработать уважение Потерявших Жизнь можно только собственными достоинствами. Если с ним обращались более уважительно, чем с другими учениками, то страх перед гневом Хар-Руда играл в этом не первую роль.
Кэр убил воина его собственным мечом. Не просто воина — стражника. Больше половины обитателей Двора были — из осужденных преступников. И относились к городской страже однозначно. Потому охраняли гладиаторов не городские, а дворцовые стражники.
Таким образом сын вождя сразу поднялся в глазах Потерявших Жизнь, а похвалы, на которые не скупился Бос (когда сам Кэр его не слышал), и, как ни странно, замкнутость самого Кэра еще больше укрепили репутацию юноши. Прошло две недели, и никто больше не напоминал о том, что Арена не любит гордых. Потому, что Арена любит сильных.
Кэр не понимал, что грубые шутки, которыми приветствовали его сегодня утром, — дань уважения.
Он не знал, что все Потерявшие Жизнь прошли через это испытание. И никому из них оно не показалось пустяком. Когда Кэр, шатаясь, поднимался по лестнице, а обитатели Гладиаторского Двора глядели на него сверху и изощрялись в остроумии, сын вождя не знал, что лишь немногие из них смогли сами преодолеть после испытания шесть ступенек лестницы. И никто, кроме Боса и Медведя, не мог в такое утро твердо держаться на ногах. Но Бос — лучший воин Двора. Историю же Медведя знали все. А Кэру еще вчера ее рассказал сам помощник Управителя. В назидание.
Капитан галеры, который сам предложил раба Хар-Руду, сказал при этом:
— Я боюсь гребца, который после трех часов работы остается с сухой спиной!
— Бездельник? — спросил Хар-Руд.
— Что? Нет! Он управляется с веслом один! Он подойдет для Арены, если не побоишься взять такого медведя?
— Не побоюсь, — сказал помощник Управителя. — И дам за него двоих, у которых спина потеет слишком часто! Скажи, на твоей галере скамья — на четверых?
— На двоих!
— Жаль!
— И мне — жаль!
— Но ничего! И так неплохо!
— Верно! И так неплохо!
— Выпьем?
— Выпьем!
Они ударили кружками, капитан-карнагриец и эгерини из освобожденных гладиаторов. Сделка совершилась.
Кэр, видевший галерное весло, мог бы усомниться в правдивости этой истории. Если бы не видел Медведя. Теперь же юношу могло удивить только одно: как ухитрились посадить на галерную скамью такого исполина?
Так что Медведь был не в счет.
Кэр прошелся по комнатушке. То есть сделал пару шагов, оказавшись под окошком. Юноша подтянулся на руках и выглянул наружу. Окошко выходило на тренировочные площадки, но из-за толщины стен Кэр понял это лишь по звукам, доносившимся снизу. Зато юноше было хорошо видно величественное здание с желтой крышей, над опущенными книзу краями которой белели статуи воинов. То был дворец Царского Совета. Кэр, разумеется, этого не знал. Прекрасное зрение позволило юноше различить каждую деталь резьбы, покрывавшей обращенную к востоку стену дворца. Сцены побед, которых за тысячелетнюю историю Карнагрии было не меньше, чем поражений.
У Кэра онемели пальцы, и он спрыгнул на пол.
Грубые рисунки на стенах его каморки, в разных вариантах изображавшие одно и то же, показались Кэру чем-то вроде старой мотыги в сравнении с мечом воина. Неискушенному самерийцу трудно было по справедливости оценить фантазию прежних обитателей клетушки.
Кэр распахнул дверь и выглянул в коридор. Пуст, если не считать стражника, полирующего клочком кожи острие пики. До самерийца ему было не больше дела, чем до тараканов, шныряющих по полу.
Кэр закрыл дверь и понял, что должен поспать.
Лежанка была рядом.
Кэр с сомнением посмотрел на грязный матрац. Должно быть, так и кишит насекомыми? Впрочем, юноша так устал, что уснул бы и на овечьем помете.
Он стянул с себя хитон и тут только заметил лежащее на табурете льняное одеяло.
И на душе потеплело.
Через минуту Кэр спал.
Глава девятая
Царь царей Владыка Карнагрии Фаргал восседал на троне в Зале Приемов и откровенно скучал, разглядывая фрески на потолке.
— Властитель земли Райно благородный Владыка Шарам Сарнал! — возвестил герольд.
— Фаргал, Царь царей, Владыка владык, Император Карнагрии милостиво приглашает Владыку Шарам Сарнала из земли Райно предстать пред ним! — отозвался второй герольд.
Царь царей Фаргал вздохнул и откинулся на спинку обитого горностаевым мехом трона.
«Почему бы им не поговорить между собой? — подумал он о герольдах. — Вместо нас!»
Фаргалу никогда не нравился весь этот придворный театр. Ему не нравился и сам Владыка Шарам Сарнал, желчный старик, смертельно обиженный тем, что Фаргал не сделал его Советником.
«Зачем же ты явился?» — подумал царь, мрачно глядя на тщедушную фигуру Владыки.
Герольды закончили церемониальное жонглирование словами.
Владыка Шарам Сарнал важно прошествовал по зеленому ковру Тронного Зала мимо стражников в красных доспехах — к подножию царского трона.
Поклонившись, Сарнал коснулся бархата ступени рукой в белой перчатке и медленно распрямился. Медленно, потому что благородного Владыку мучили боли в пояснице.
— Что привело тебя сюда, мой друг? — спросил царь голосом, совершенно противоположным его чувствам.
И с удовольствием заметил, как дернулась щека Владыки от подобного вольного обращения. Милость иной раз жжет не хуже оскорбления.
Но Владыка земли Райно проглотил обиду.
— Прошу защиты, мой государь! — прохрипел он.
— Говори!
— Воины Владыки Ладара вторглись на мою землю и похитили стада имения Заралан! Прошу справедливости, мой царь!
— Не сомневайся! — заверил Царь царей. — Справедливость восторжествует!
«Опять вечные споры из-за десятка угнанных овец! — подумал он. — Ашшур! Если бы это были мои стада, я не стал бы тащиться в Великондар и вымаливать помощь! Бедная моя Карнагрия!»
Царь закрыл глаза и увидел темно-зеленые, поросшие прямыми корабельными соснами пологие холмы. И фруктовые сады, мили фруктовых садов там, где полноводная Агра делает пологую петлю, огибая землю Райно. Три года назад царь лично посетил и землю Райно, и землю Реми, подлежащую руке Ладара, не менее прекрасную. Посетил, чтобы убедиться: невинная девушка и слепой старик с полным кошелем золотых монет могут без ущерба дойти от берега Агры до берега Великона по Царской дороге. Потому что сила императора Фаргала охраняет их!