– Сколько заговоров сразу! – простонал Изгримнур. – Сколько интриг! У меня голова кругом идет. Я не приспособлен для подобных вещей. Дайте мне меч или топор и позвольте пустить их в дело!
– Так вот почему вы выбрали эту кладовку! – Эолейр улыбнулся и вытащил из-под плаща мех с перебродившим медом. – Здесь нет тех, кому можно снести голову. Я полагаю, вы научились очень неплохо интриговать в зрелой части вашей жизни, мой дорогой герцог.
Изгримнур нахмурился и взял мех.
«Он и сам прирожденный интриган, наш Эолейр, – подумал герцог. – Я должен испытывать благодарность хотя бы за то, что мне есть с кем поговорить. Несмотря на его гладкие поэтические речи эрнистирийца, обращенные к дамам, оказывается, что внутри он тверд, точно сталь щита, – хороший союзник для нынешних предательских времен».
– Но есть кое-что еще. – Изгримнур вернул мех Эолейру и вытер рот.
Граф сделал большой глоток и кивнул.
– Тогда выкладывайте. Я вас внимательно слушаю, совсем как заяц из Сиркойла.
– Мертвец, которого Моргенес нашел в Кинсвуде, – сказал Изгримнур. – Тот, которого убили стрелой? – Эолейр снова кивнул. – Он был моим человеком. Его звали Биндесекк, хотя к тому времени, когда его нашли, мне едва ли удалось бы его узнать, если бы не сломанная кость на лице – он получил ранение на службе у меня. Конечно, я ничего никому не рассказал.
– Ваш человек? – Эолейр приподнял бровь. – И чем он занимался? Вам это известно?
Изгримнур рассмеялся коротким лающим смехом.
– Конечно. Именно по этой причине я ничего не стал говорить. Я отправил его из замка, когда Скали из Кальдскрика собрал своих родственников и ушел на север. На мой вкус, Острый Нос завел слишком много новых друзей среди придворных Элиаса, и я послал Биндесекка с письмом к моему сыну Изорну. До тех пор, пока Элиас будет держать меня здесь и давать смехотворные поручения, а также заставлять участвовать в дурацких дипломатических спектаклях, которые называет исключительно важными – но даже если и так, почему он привлекает к ним тупого пса войны, такого, как я? – я хотел, чтобы Изорн был в курсе происходящего.
Я доверяю Скали не больше, чем голодному волку, а у моего сына, насколько мне известно, и без того полно проблем. Все новости, которые добрались до меня из Фростмарша, были плохими – ужасные бури на севере, на дорогах опасно, крестьяне вынуждены жаться друг к другу в одном помещении, спасаясь от холода. Грядут суровые времена, и Скали это хорошо знает.
– Значит, вы думаете, что вашего человека убил Скали? – Эолейр наклонился вперед и снова протянул мех с медом герцогу.
– Наверняка я не знаю. – Герцог запрокинул голову для еще одного большого глотка, мышцы на его толстой шее пульсировали; тоненькая струйка меда пролилась на тунику. – Понимаешь, это самый очевидный вариант, но у меня множество сомнений. Во-первых, даже если он поймал Биндесекка, убийство является изменой. Да, я его презираю, но Скали вассал, а я его сеньор.
– Но тело было спрятано, – заметил Эолейр.
– Не слишком хорошо. И почему так близко к замку? Почему не подождать, пока он доберется до гряды Вилдхельм или тракта Фростмарш, если получится, – и убить там, где я бы никогда его не нашел? Кроме того, стрела совсем не в стиле Скали. Я могу представить, что он зарубил бы Биндесекка в ярости своим огромным топором, но стрелять из лука и бросить в Кинсвуде? Нет, это как-то неправильно.
– Тогда кто? – спросил Эолейр.
Изгримнур покачал головой, только теперь почувствовав, что мед начал действовать.
– Вот это меня и тревожит, эрнистириец, – наконец сказал герцог. – Я не знаю. Происходят странные вещи. Рассказы путешественников, сплетни в замке…
Эолейр подошел к двери, отодвинул засов и впустил в маленькую комнатку свежий воздух.
– Да, происходят необычные вещи, друг мой, – сказал он и сделал глубокий вдох. – И, пожалуй, самый важный вопрос – где в этом странном мире находится принц Джошуа?
Саймон взял маленький кусочек кремня и подбросил его вверх. Описав изящную дугу в утреннем воздухе, камень с приглушенным стуком упал на лишенное листьев и подстриженное в форме белки дерево в находившемся внизу саду. Затем он подполз к краю крыши часовни, отметил место падения, точно опытный мастер катапульты, – хвост белки все еще слегка дрожал, откатился подальше от водосточной канавки в тень дымовой трубы и с удовольствием почувствовал спиной холодную прохладу камня. Огненный глаз солнца марриса приближался к зениту, продолжая метать вниз огненные стрелы.
То был день, когда следовало избежать ответственности, спастись от поручений Рейчел и объяснений Моргенесу. Доктор еще не узнал – или просто не стал упоминать – о неудачной попытке Саймона встать на путь изучения военного искусства, а тот не собирался ему об этом рассказывать.
Он лежал на крыше, прикрыв глаза, разбросав руки и ноги в стороны, радуясь утренней свежести и ярким лучам солнца, когда услышал щекочущий шум рядом с головой. Саймон приоткрыл один глаз и успел заметить, как мимо промчалась серая крошечная тень. Он неспешно перевернулся на живот и окинул взглядом крышу.
Перед ним раскинулось огромное пространство, поле из выпуклых и неровных сланцевых плиток, в щелях между которыми виднелись плотные заплаты коричневого и бледно-зеленого мха, непостижимым образом пережившего засуху и так же нехотя цеплявшегося за жизнь, как и за потрескавшийся сланец. Равнина из плиток маршировала вверх от края водостока к куполу часовни, вздымавшемуся над крышей, точно панцирь морской черепахи, выступающий над мелкой волной в небольшой бухте.
Когда Саймон под углом смотрел на разноцветные стеклянные панели купола, ему удавалось разглядеть волшебные картины жития святых, темных и плоских – парад грубых фигур, шагавших по тусклому серовато-коричневому миру. В высшей точке купола на железной шишке было прикреплено золотое Дерево, но Саймон считал, что оно просто позолочено, тонкие листья отслаивались, и за блестящими полосками проступали следы ржавчины.
За часовней замка во все стороны раскинулось море крыш: Большой зал, тронный зал, архивы и крыло, отведенное для слуг, все заплатанные и неровные, их множество раз чинили, но погода и время не щадили серый камень и черепицу. Слева от Саймона высилась стройная и дерзкая Башня Зеленого Ангела; а еще дальше, за куполом часовни, серая приземистая Башня Хьелдина, точно вставшая на задние лапы и просящая лакомство собака.
Когда Саймон изучал бескрайние пространства мира крыш, краем глаза он уловил движение какого-то серого пятна и, быстро повернувшись, увидел хвост маленькой серой кошки, который исчез в дыре на краю крыши. Саймон пополз за ней, чтобы разобраться, что она тут делает. Оказавшись достаточно близко, чтобы заглянуть в дыру, он снова опустился на живот и уперся подбородком в сложенные руки, но не увидел никакого движения.
«Кошка на крыше, – подумал он. – Ну, кроме мух и голубей, здесь вполне может жить кто-то еще, наверное, она и ест вечно скребущихся крыс».
Несмотря на то что Саймон видел лишь хвост и задние лапы, он неожиданно почувствовал близость с оказавшейся вне закона кошкой. Как и Саймон, она знала все тайные переходы, закоулки и щели и бродила всюду, где пожелает. Как и Саймон, серая охотница находила собственный путь, не обращая внимания на тревоги других существ и не дожидаясь от них милости…
Впрочем, Саймон понимал, что он сильно преувеличивает, но сравнение ему понравилось.
Например, разве он не пробрался незаметно на эту самую крышу четыре дня назад, после Праздника Элизии, чтобы понаблюдать за покидавшими Хейхолт эркингардами? Рейчел Дракониха, разгневанная его одержимостью всем, кроме домашней работы, которую она считала его истинным – и пренебрегаемым – долгом, запретила ему выходить из замка, чтобы присоединиться к толпе у главных ворот.
Рубен Медведь, хозяин замковой кузницы, обладавший могучими плечами и мощными мускулами, рассказал Саймону, что эркингарды отправляются на восток Эрчестера, вверх по реке Имстрекка, в Фальшир. Там создавала серьезные проблемы гильдия торговцев шерстью, объяснил Рубен юноше, бросив раскаленную докрасна подкову в ведро с водой. Отогнав рукой в сторону шипящий пар, Рубен попытался объяснить сложность ситуации: засуха вызвала такие проблемы, что овец фермеров Фальшира – их основной источник дохода – теперь забирала корона, чтобы накормить голодающих, и лишившиеся собственности фермеры наводнили Эрчестер. Торговцы шерстью стали жаловаться, что новый закон их разорит и они будут голодать, – и вышли на улицы, вдохновляя местное население на протесты против непопулярного эдикта.
И вот Саймон тайно взобрался на крышу часовни в прошлый тьядень, чтобы понаблюдать за уходом эркингардов, нескольких сотен хорошо вооруженных пехотинцев и дюжины рыцарей под командованием графа Фенгболда, владевшего Фальширом. Когда Фенгболд ехал во главе своего отряда, в шлеме и доспехах и великолепной красной тунике с серебряным орлом, несколько циничных зевак принялись говорить, что граф взял с собой так много солдат из страха, что жители Фальшира его не узнают, – ведь он слишком долго отсутствовал. Другие твердили, будто Фенгболд боится как раз обратного – что его узнают, ни для кого не было секретом, что граф не особенно надрывался, защищая интересы своих полученных в наследство владений.
Саймон с удовольствием вспомнил сиявший на солнце шлем Фенгболда с парой распростертых крыльев, который произвел на него сильное впечатление.
«Рейчел и все остальные правы, – неожиданно подумал он. – Я опять грежу наяву. Фенгболд и его благородные друзья никогда даже не узнают о моем существовании. Я должен что-то с собой сделать. Не хочу же я всю жизнь оставаться ребенком? – Кусочком гравия он попытался нарисовать на черепице орла. – К тому же в доспехах я буду выглядеть смешно – ведь так?»
Воспоминание о солдатах, гордо проходивших в ворота Нирулаг, причинило Саймону боль, но одновременно и согрело, и он принялся лениво пинать ногами черепицу, наблюдая за норой и дожидаясь возвращения ее обитательницы.