иное. Оно висело над вершиной холма, словно удушающее облако, и горело внутри того, кто сидел на козлах фургона, точно скрытое от глаз черное пламя; и еще оно обитало в вертикальных камнях, наполняя их жадным вниманием.
Серп поднялся. Мгновение блестящий алый кривой клинок казался второй луной на небе, древней красной луной-полумесяцем. Прайрат прокричал что-то на пронзительном незнакомом Саймону языке:
– Ай Саму’ситек’а! Ай Наккига!
Серп опустился, и Брейагар упал вперед. Пурпурная кровь хлынула из его горла, забрызгав гроб. Несколько мгновений лорд-констебль дергался под рукой священника, потом обмяк, как угорь, а темный поток продолжал вытекать на черную крышку. Наполненный странным смешением мыслей, беспомощный Саймон переживал паническое возбуждение Прайрата, но и что-то еще – холодное, темное и невероятно огромное, чьи древние мысли пели от непристойной радости.
Одного из солдат вырвало; и если бы не полное онемение и ужасная слабость, с Саймоном произошло бы то же самое.
Прайрат оттолкнул в сторону тело графа; Брейагар остался лежать на спине, а его руки с бледными пальцами были устремлены в небо. Кровь залила темный ящик, голубой мерцающий свет стал ярче, и линия вдоль края проступила отчетливее. Медленно и страшно крышка стала подниматься, словно кто-то нажимал на нее изнутри.
«Святой Усирис, который меня любит. Святой Усирис, который меня любит. – Мысли Саймона смешались, его охватила паника. – Помоги мне, помоги мне, помоги, там, в ящике, сидит дьявол, он сейчас выберется, помоги мне спастись, о, помоги…»
Мы это сделали… мы сделали! – другие мысли, чужие, ему не принадлежавшие. – Теперь слишком поздно поворачивать обратно. Слишком поздно.
Первый шаг, – самые холодные, самые ужасные мысли. – Они за все заплатят, заплатят и заплатят…
Когда крышка приподнялась, изнутри вырвался свет, сине-фиолетовый с толикой дымного серого и темного пурпура, он метался в воздухе, жуткий, похожий на кровоподтек, пульсировал и разгорался. Крышка открылась окончательно, и ветер взвыл, словно в испуге, как будто его затошнило от сияния, исходившего из длинного черного ящика. Наконец стало понятно, что находилось внутри.
Джингизу, – прошептал голос в сознании Саймона. – Джингизу…
Это был меч. Он лежал внутри ящика, смертоносный, как гадюка; клинок мог быть черным, но парящее сияние оставляло пятна, подобные серому маслу в темной воде.
И оно пульсировало, билось, как сердце – сердце мировой скорби…
В сознании Саймона прозвучал зов, голос сколь ужасный, столь и прекрасный, чарующий, – его когти царапали кожу.
– Возьмите его, ваше величество! – настоятельно попросил Прайрат, и его голос почти заглушил рев ветра.
Околдованный и беспомощный, Саймон внезапно ощутил желание овладеть этим мечом. Но мог ли он? В нем пела сила, пела о могучих тронах, о восторге утоленных желаний.
Элиас сделал неуверенный шаг вперед. Один за другим его солдаты отступали назад, поворачивались и с рыданиями убегали в темноту, царившую между деревьями. Через несколько мгновений на вершине холма остались только Элиас, Прайрат и спрятавшийся Саймон, а также существа в черных одеяниях и меч. Элиас сделал еще один шаг и теперь стоял над ящиком. Глаза короля были широко раскрыты от страха; казалось, его раздирали сомнения, губы беспрестанно двигались. Невидимые пальцы ветра дергали его плащ, трава цеплялась за ноги.
– Вы должны взять меч! – повторил Прайрат, и Элиас посмотрел на него так, словно видел в первый раз. – Возьмите! – Слова Прайрата вели отчаянный танец в сознании Саймона, как крысы в горящем доме.
Король наклонился и протянул руку. Желание Саймона овладеть мечом внезапно обратилось в ужас, когда он ощутил дикую пустоту в темной песне меча.
Это неправильно! Неужели он не чувствует? Неправильно!
Когда рука Элиаса стала приближаться к мечу, вой ветра стих. Четыре фигуры в черных плащах с капюшонами стояли неподвижно перед фургоном; пятая, казалось, еще сильнее погрузилась в темноту. Тишина, опустившаяся на вершину холма, казалась осязаемой.
Элиас сжал рукоять и одним быстрым движением вытащил меч из гроба. И, когда он выставил его перед собой, страх внезапно исчез, и губы раздвинулись в широкой улыбке идиота. Он поднял клинок выше, голубое мерцание струилось вдоль клинка, высветив его очертания на фоне черного неба. Голос Элиаса стал высоким от удовольствия.
– Я… принимаю подарок мастера. И я… буду чтить наш договор. – Держа меч перед собой, он медленно опустился на одно колено. – Да здравствует Инелуки, Король Бурь!
Ветер взревел с новой силой. Саймон шарахнулся от ярко вспыхнувшего пламени костра, а четыре темных фигуры подняли руки и начали скандировать:
– Инелуки, ай! Инелуки, ай!
Нет! – Мысли Саймона смешались, – король… все потеряно! Беги, Джошуа!
Горе… горе для всей земли…
Пятое существо, сидевшее на фургоне, вдруг начало корчиться, его черное одеяние упало, и появились невероятные очертания, сотканные из огненно-алого света, трепетавшие, словно горящий парус. Жуткий, пожиравший сердце ужас исходил от него, а оно тем временем стало расти перед широко раскрытыми от страха глазами Саймона – лишенная тела, метавшаяся на ветру, беспрерывно увеличивавшаяся в размерах пустая оболочка вскоре уже возвышалась над всеми – существо из ревущего воздуха и сияющего пурпура.
Дьявол пришел! Горе, его имя горе!.. Король призвал Дьявола! Моргенес, Святой Усирис, спасите меня, спасите!
Саймон, уже не в силах ни о чем думать, бежал сквозь черную ночь, подальше от пурпурного существа и ликовавшего чего-то еще. Шум, который он поднял, скрыл рев ветра. Ветви рвали его руки, волосы и лицо, точно когти…
Ледяной коготь Севера… развалины Асу’а.
И когда он наконец упал и покатился по земле, его дух бежал от пережитого им ужаса, бежал прочь в еще более непроглядную темноту, и в последнее мгновение ему показалось, что он слышит, как под ним рыдают в своих земляных постелях камни.
Часть втораяСаймон Странник
Глава 15Встреча на постоялом дворе
Первым делом, когда Саймон пытался проснуться, он услышал жужжание, тупое гудение около уха. Он приоткрыл один глаз и обнаружил, что смотрит на чудовище – темную расплывчатую массу извивавшихся ног и блестящих глаз. Отчаянно размахивая руками, он с испуганным криком сел, и шмель, который вполне невинно исследовал его нос, отлетел в сторону, шурша прозрачными крыльями, в поисках более безопасного насеста.
Саймон поднял руку, чтобы защитить глаза от света, ослепленный сиянием нового дня, поражаясь трепещущей ясности мира вокруг. Весеннее солнце, словно на императорской процессии, разбросало золото на покрытые травой холмы; всюду, куда он смотрел, пологие склоны заросли одуванчиками и ноготками на высоких стеблях. Между ними жужжали пчелы, перепархивая с одного цветка на другой, точно маленькие доктора, обнаружившие – к полному своему удивлению, – что все их пациенты поправились одновременно.
Саймон улегся на траву, сложив руки за головой. Он спал довольно долго, и яркое солнце находилось уже почти над ним. В его лучах волоски на руках Саймона стали похожи на расплавленную медь; кончики потрепанных башмаков казались такими далекими, что вполне могли быть горными пиками.
Внезапно его сонный разум пронзили воспоминания. Как он сюда попал? Что?…
Темное присутствие за плечом заставило Саймона быстро встать на колени; он повернулся и увидел не более чем в полулиге нависавшую громаду Систерборга, заросшего деревьями. Все детали были ошеломляюще четкими, резкий рисунок ровных граней, и, если бы не тревожные воспоминания, он чувствовал бы себя уютно и спокойно – безмятежный холм, тянувшийся вверх в окружении деревьев и окаймленный тенями ярко-зеленых листьев. Вдоль его вершины стояли Камни Гнева, расплывчатые серые точки на фоне голубого неба.
Яркий весенний день был испорчен туманом сна – что произошло прошлой ночью? Саймон бежал из замка, да, конечно – последние моменты, которые он провел с Моргенесом, остались навсегда выжженными в его сердце, – но потом? Какие кошмарные воспоминания… Бесконечные туннели. Элиас. Огонь и беловолосые демоны.
«Сны – идиот, плохие сны. Ужас, усталость и новый ужас. Я бежал ночью через кладбище, потом упал, заснул, и мне снились жуткие сны».
Но туннели и… черный гроб? Сердце у него все еще ныло, но возникло странное чувство онемения, будто к его ранам приложили лед. Все случившееся стало далеким, ускользавшим и лишенным смысла – темная тень страха и боли, которая улетит и рассеется точно дым, если он позволит, – по меньшей мере Саймон на это надеялся. Он отбросил прочь воспоминания, похоронив так глубоко, как только мог, и закрыл их в своем разуме, точно крышку коробки.
«Мне и без того хватает причин для тревоги…»
Яркое солнце Дня Бельтейна немного прогнало судороги в мышцах, но тело у него все еще болело… и он отчаянно хотел есть. Саймон с трудом поднялся на ноги, стряхнул траву с порванной и испачканной одежды и бросил взгляд на Систерборг. Тлеют ли еще между камнями остатки огромного костра? Или страшные события предыдущего дня подтолкнули его к безумию? Гора стояла, равнодушная и спокойная; Саймон не хотел знать, какие тайны скрыты под завесой деревьев или прячутся внутри круга камней. У него и так оставалось множество пустот, которые требовалось заполнить.
Повернувшись спиной к Систерборгу, он посмотрел мимо холмов на громаду леса. Глядя на огромные пространства открытой земли, он ощутил глубокую печаль и жалость к себе. Как же он одинок! У него отняли все, оставив без дома и друзей. В гневе Саймон хлопнул в ладоши и почувствовал острую боль. Потом! Он поплачет потом, сейчас он должен быть мужчиной. Но как же это несправедливо!
Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и снова посмотрел на далекий лес. Он знал, что где-то рядом с тонкой линией тени проходит Старая лесная дорога, которая тянется на мили вдоль южного периметра Альдхорта, иногда на расстоянии, порой приближаясь вплотную к старым деревьям, будто ребенок, решивший подразнить взрослых. В других местах она ныряла под полог леса и вилась между деревьями и по освещенным солнцем полянам. А в лесной тени пряталось нескол