– Ну… – Саймон смутился.
Да, что ты творишь, идиот, зачем заводишь разговоры с человеком, которого едва знаешь? Думай, глупец! Моргенес пытался объяснить тебе, что это не игра.
– Меня отправили с поручением… из замка…
– И ты решил взять те немногие деньги, что у тебя остались, чтобы зайти в знаменитый «Дракон и рыбак», – Кадрах состроил гримасу, – и перекусить там. – Прежде чем Саймон успел его поправить или придумать разумный ответ, монах продолжал: – В таком случае тебе следует разделить ужин со мной и позволить мне расплатиться за нас обоих – нет, нет, парень, я настаиваю! Это будет только честно, ведь ты уже показал свою доброту незнакомому человеку.
Саймон не успел произнести ни слова, а Кадрах уже схватил его за руку и потянул за собой внутрь постоялого двора.
Некоторые посетители повернулись к двери, когда они вошли, но ни у кого их появление не вызвало интереса. Длинная комната с низким потолком была заставлена столами и стульями, стоявшими вдоль стен, грязными и старыми, и у Саймона сложилось впечатление, что они не падают на пол только благодаря пролитой подливке и жиру, которые их склеивали и не давали развалиться. В конце, ближайшем к двери, в большом каменном камине весело пылал огонь. Покрытый сажей и потом крестьянский паренек поворачивал кусок говядины на вертеле, и Саймон заметил, как он поморщился, когда от капнувшего жира ярко вспыхнул огонь. Саймону вдруг показалось, что он попал в рай.
Кадрах потащил его к месту у дальней стены; стол так сильно потрескался, что Саймону стало больно, когда он поставил на него поцарапанные локти. Монах сел напротив, оперся спиной о стену и вытянул ноги вдоль скамьи. Саймон ожидал увидеть сандалии, но монах носил потрепанные сапоги, сильно пострадавшие от погоды и времени.
– Хозяин! Где ты, достойный трактирщик?! – позвал Кадрах.
Пара угрюмых местных жителей с синими челюстями – Саймон мог бы поклясться, что они близнецы – посмотрели на них от соседнего стола, и на их лицах появилось недовольное выражение. Вскоре к ним подошел бородатый хозяин, грудь которого походила на бочку, а нос и верхнюю губу пересекал глубокий шрам.
– А, вот и ты, – сказал Кадрах. – Благословляю тебя, сын мой, принеси каждому из нас кружку твоего лучшего эля. Ну а потом, будь так добр, отрежь по куску мяса – ну и пару ломтей хлеба для соуса. Благодарю тебя, дружище.
Владелец нахмурился, выслушав слова Кадраха, но коротко кивнул головой и отошел.
– …шельмец из Эрнистира…
Эль принесли довольно быстро, а потом мясо и еще эль. Сначала Саймон ел, как голодный пес, но, утолив первый голод, принялся смотреть по сторонам, чтобы убедиться, что никто не обращает на них внимания, работал челюстями без прежнего ожесточения и даже прислушался к словам брата Кадраха.
Эрнистириец был превосходным рассказчиком, несмотря на заметный акцент, из-за которого его не всегда удавалось понять. Саймона изрядно позабавил рассказ о менестреле Итинеге и его длинной, длинной ночи, пусть юношу и слегка шокировало, что подобную историю рассказывает человек в рясе. Он весело смеялся, когда Кадрах поведал ему о приключениях рыжего Атрайхинна и Финаджу, женщине-ситхи, и даже пролил эль на свою и без того грязную рубашку.
Они просидели вместе довольно долго; таверна наполовину опустела, когда хозяин наполнил их кружки элем в четвертый раз. Кадрах, энергично жестикулируя, рассказывал Саймону о драке, которую он видел в порту Ансис Пелиппе в Пердруине. Два монаха, объяснял он, избили друг друга дубинками до бесчувствия, поспорив, излечил ли лорд Усирис мужчину от свиной лихорадки на острове Гренамман. В самый волнительный момент, когда брат Кадрах с энтузиазмом принялся размахивать руками и Саймон начал опасаться, что монах сейчас свалится со скамьи – хозяин со стуком поставил кувшин с элем на середину стола. Кадрах, который застыл на середине фразы, посмотрел на него.
– Да, мой добрый сэр? – спросил он, приподняв густую бровь. – Как мы можем вам помочь?
Хозяин стоял, скрестив руки на груди, а на его лице застыла подозрительность.
– Я поверил тебе в долг, потому что ты человек веры, отец, – сказал он, – но мне пора закрывать заведение.
– И это все, что вас беспокоит? – на круглом лице Кадраха появилась улыбка. – Мы прямо сейчас с вами рассчитаемся. Кстати, как вас зовут?
– Фривару.
– Ну, тогда ни о чем не беспокойтесь, мой добрый Фривару. Позвольте нам с парнишкой допить наши маленькие кружки, после чего мы отпустим вас отдыхать.
Фривару кивнул в бороду, более или менее удовлетворенный, и повернулся, чтобы накричать на мальчишку, который поворачивал вертел. Кадрах опустошил свою кружку одним большим и шумным глотком и с улыбкой повернулся к Саймону:
– А теперь допивай, парень. Мы не должны заставлять человека ждать. Знаешь, я принадлежу к ордену гранисиан и сочувствую бедняге. Среди прочего, достойный Святой Гранис является покровителем хозяев гостиниц и пьяниц – естественное сочетание!
Саймон рассмеялся и осушил свою кружку, но, когда он поставил ее на стол, у него возникли некоторые опасения. Разве Кадрах не говорил ему, когда они только познакомились в Эрчестере, что он принадлежит к какому-то другому ордену? Кажется, он начинался на «в»? Вилдериван? Между тем монах с сосредоточенным видом принялся шарить в карманах рясы, и Саймон решил пока не задавать ему вопросов. Кадрах вытащил кожаный кошелек и бросил его на стол, однако он упал беззвучно – ни стука, ни звона. Блестящий лоб Кадраха покрылся тревожными морщинами, он поднес кошелек к уху и потряс его. Тишина. Саймон молча на него смотрел.
– О паренек, паренек, – с горечью сказал монах, – ты только взгляни на это. Сегодня я остановился, чтобы помочь нищему калеке – отнес его к воде и даже вымыл кровоточащие ноги, – и посмотри, как он мне отплатил за доброту. – Кадрах повернул кошелек так, чтобы Саймон увидел поперечный разрез на дне. – Теперь ты понимаешь, почему я иногда боюсь жить в нашем злом мире, Саймон? Я пожалел человека, и, подумать только, должно быть, он меня обворовал, пока я его нес. – Монах тяжело вздохнул.
– Ну, парень, боюсь, мне остается лишь уповать на твою человеческую доброту и благотворительность эйдонитов, надеюсь, ты одолжишь мне деньги, которые нам следует заплатить, – не беспокойся, я скоро тебе все верну. – Он рассмеялся, помахивая кошельком с разрезанным дном и глядя на Саймона, смотревшего на него широко раскрытыми глазами. – О, этот мир болен грехом.
Саймон плохо понимал, что говорит Кадрах – слова монаха звучали как бессмысленный набор звуков в его затуманенной элем голове. Он видел не дырку в кошельке, а чайку, вышитую на коже толстыми синими нитками. Еще минуту назад он ощущал приятное опьянение, теперь же во рту у него появился кислый привкус, а голова стала тяжелой. Через мгновение он поднял голову и посмотрел Кадраху в глаза. От эля и тепла щеки и уши Саймона покраснели, но сейчас он ощутил прилив горячей крови, которую быстро гнало его отчаянно забившееся сердце.
– Это… мой… кошелек! – сказал Саймон.
Кадрах заморгал, как барсук, которого выманили из норы.
– Что ты сказал, парень? – нерешительно спросил монах, постепенно перемещаясь вдоль скамьи. – Боюсь, я плохо тебя слышу.
– Этот… кошелек… мой. – И Саймон вспомнил обиду и разочарование от потери кошелька и денег – разочарованное лицо Джудит, печальное удивление доктора Моргенеса – и тошноту от предательства. Рыжие волосы у него на шее встали дыбом, как щетина у кабана. – Вор! – внезапно закричал Саймон и прыгнул на Кадраха, но монах уже понял, что сейчас будет: он сумел упасть со скамейки на пол и откатиться в сторону по направлению к двери.
– Нет, подожди, мальчик, ты совершаешь ошибку! – закричал он, но, если монах действительно так думал, он сильно сомневался в своей способности убедить в этом Саймона.
Не теряя ни мгновения, он подхватил свой посох и выскочил в дверь. Саймон бросился за ним, но на пороге его схватила пара рук, похожих на медвежьи лапы, они подняли его в воздух, ноги беспомощно болтались в воздухе, а грудь так сдавило, что он едва дышал.
– Ну и что ты собираешься делать? – прорычал Фривару ему в ухо.
Развернувшись на пороге, он толкнул Саймона обратно в комнату, залитую светом камина. Саймон упал на мокрый пол и остался там лежать, тяжело дыша.
– Этот монах, – наконец простонал он. – Он украл мой кошелек! Не дайте ему сбежать!
Фривару выглянул в дверь.
– В одном ты прав, он уже сбежал – но откуда мне знать, что это не часть плана? Может быть, вы с ним вдвоем разыгрываете свой трюк в каждой таверне отсюда и до Утаниата? – Пара припозднившихся пьяниц рассмеялась за спиной у Саймона. – Вставай, парень, – сказал хозяин, схватив его за руку и легко поставив на ноги. – Я собираюсь выяснить у Деорхелма или Годстана, не слышали ли они о вашей парочке прежде.
Крепко схватив его за руку, он потащил Саймона за собой, они вышли из гостиницы и направились вдоль здания. Лунный свет выхватил из темноты крышу конюшни из бледной соломы и три первых дерева, стоявших на страже у входа в лес, на расстоянии броска камня.
– Я не понимаю, почему ты оказался таким ослом и не попросил сначала о работе, – прорычал Фривару, подталкивая перед собой спотыкавшегося юношу. – Хинфакс только что от меня ушел, и мне бы пригодился такой крупный парень, как ты. Проклятая глупость – а теперь помалкивай.
Возле конюшни, чуть в стороне, находился небольшой домик, однако он был соединен с постоялым двором. Фривару постучал в дверь кулаком.
– Деорхелм! – позвал он. – Ты не спишь? Выйди посмотреть на парня, мне нужно знать, не видел ли ты его раньше.
За дверью послышались шаги.
– Клянусь Проклятым Деревом, это ты, Фривару? – проворчал невидимый голос. – Нам предстоит выехать с первыми петухами.
Дверь распахнулась. Комната была освещена несколькими свечами.
– Тебе повезло, что мы играли в кости и еще не легли, – сказал мужчина, который открыл дверь. – В чем дело?