Саймон был так ошеломлен, что не мог пошевелиться. Что делать? Быть может, на хижину напало какое-то животное, когда люди возвращались домой… Саймон мог им помочь… и тогда они его накормят. Но как он им поможет? Он едва держался на ногах. А что, если в лесу прячется зверь, всего лишь зверь – что, если ему только показалось, будто он слышал слова в странных звуках?
А если это что-то похуже? Королевские стражники с блестящими мечами или худая от голода и седая ведьма, может быть, сам Дьявол в ужасных красных одеяниях, со страшными от белладонны глазами?
Где он нашел мужество и силы, чтобы согнуть свои застывшие колени и пойти вперед, к деревьям, Саймон и сам не знал. Если бы он не чувствовал себя таким больным, если бы его не охватило отчаяние, возможно, он бы не решился… но он был больным, ослабел от голода и стал грязным и одиноким, точно шакал из Наскаду. Кутаясь в плащ, крепко сжимая в руках рукопись Моргенеса, Саймон, хромая, брел к роще.
Свет неровно освещал пространство между деревьями, пробиваясь сквозь сито весенней листвы, и казалось, будто земля усыпана множеством мелких монеток. В воздухе повисло напряжение, словно кто-то затаил дыхание. Мгновение Саймон ничего не видел, кроме темных контуров деревьев и узких полосок лучей света. В одном месте они судорожно двигались, и через мгновение он сообразил, что они освещают кого-то, кто сражается с невидимым врагом. Когда Саймон сделал шаг вперед, листья зашуршали у него под ногой, и звуки схватки стихли. Висевшее на дереве существо – а оно болталось в ярде над вязкой землей – подняло голову и посмотрело на Саймона. У него было лицо человека, но беспощадные топазовые глаза кота.
Саймон отскочил назад, сердце отчаянно колотилось у него в груди, он выбросил перед собой руки с широко расставленными пальцами, словно хотел спрятаться от странной, подвешенной на ветке птицы. В любом случае ему еще не доводилось видеть таких людей. Тем не менее в нем было нечто мучительно знакомое, как будто из наполовину забытого сна, – но в последнее время сны Саймона стали ужасными и пугающими. Что за невероятное явление! Пусть существо и оказалось пойманным в жестокую ловушку, его локти были прижаты к поясу змеевидной черной веревкой, и оно раскачивалось над землей – все равно пленник выглядел воинственным и непокоренным: попавшая в ловушку лиса, готовая умереть, вцепившись зубами в горло пса.
Если это человек, то очень худой. Его узкое лицо с высокими скулами на мгновение напомнило Саймону – жуткое холодное мгновение – существ в черных одеяниях из Систерборга, но они были бледными и белокожими, как слепая рыба, а это обладало золотисто-коричневой кожей, цвета полированного дуба.
Стараясь получше разглядеть пленника в тусклом свете, Саймон сделал шаг вперед, тот прищурился, оскалил зубы и зашипел по-кошачьи. В том, как он это сделал, было нечто чуждое – его так похожее на человеческое лицо двигалось как-то необычно, в тот же миг Саймон понял, что в ловушке оказался не совсем человек…
Он подошел ближе, чем ему подсказывало благоразумие, и когда заглянул в янтарные глаза пленника, тот извернулся и ударил его по ребрам обутыми в мягкую обувь ногами. Саймон, хотя он и успел заметить, как качнулась веревка, и предвидел атаку, получил болезненный удар в бок – таким быстрым оказалось движение пленника. Он отскочил назад, мрачно глядя на пленника, а тот злобно оскалился в ответ.
Пока Саймон смотрел на незнакомца с расстояния в несколько шагов, он заметил, что необычные мышцы рта пришли в движение, ситхи снова оскалился – Саймон неожиданно понял, словно кто-то ему только что сказал, кто это висевшее на дереве существо, – и презрительно произнес единственное слово на вестерлинге.
– Трус!
Саймон так разозлился, что едва не бросился вперед, вопреки голоду, страху и боли во всем теле… пока не сообразил, что именно этого и добивался пленник, когда с сильным акцентом произнес слово на чужом для себя языке. Саймон постарался забыть о ноющих ребрах, сложил руки на груди, посмотрел на плененного ситхи и с мрачным удовлетворением отметил, что тот извивается от разочарования.
Прекрасный, как их суеверно называла Рейчел, был в странной мягкой тунике и штанах из скользкого коричневого материала лишь немногим более темного, чем его кожа. Пояс и орнамент из блестящих зеленых камней великолепно сочетались с волосами цвета лаванды, подобными горному вереску, стянутыми в хвост костяным кольцом за одним ухом. Он был лишь немногим ниже и заметно более худым, чем Саймон, – впрочем, юноша уже давно не видел себя даже в мутных лесных водоемах; быть может, теперь и он выглядел таким же костлявым и диким. Но все равно он не мог не отметить достаточно заметных различий: птичьи движения головы и шеи, слишком большая свобода в суставах, аура силы и контроля – несмотря на то что он попался в самую примитивную ловушку для животных. Этот ситхи, обитатель снов… нет, Саймон никогда не встречал подобных ему существ. Он внушал ужас и волновал… он был чужаком.
– Я не… не хочу причинить тебе вред, – наконец сказал Саймон и понял, что ведет себя так, словно говорит с ребенком. – Это не моя ловушка. – Ситхи продолжал молча смотреть на Саймона мрачными миндалевидными глазами.
«Какие ужасные страдания он, должно быть, скрывает, – восхищенно подумал Саймон. – Его руки вывернуты и подняты так высоко… я бы кричал от боли… если бы оказался на его месте!»
Из-за левого плеча пленника торчал колчан, в котором осталось всего две стрелы. Еще несколько стрел и лук из тонкого темного дерева лежали на земле под раскачивавшимися ногами.
– Если я попытаюсь тебе помочь, ты обещаешь не причинять мне вред? – спросил Саймон, медленно подбирая слова. – Я очень голоден, – запинаясь, добавил он.
Ситхи ничего не ответил, но, когда Саймон сделал шаг в его сторону, согнул ноги, приготовившись нанести новый удар, и юноша снова отступил.
– Будь ты проклят! – закричал Саймон. – Я лишь хотел помочь! – Но зачем? Зачем выпускать волка из ямы? – Ты должен… – начал Саймон, но тут же смолк, когда услышал, как из-за деревьев с шумом появилась темная фигура и направилась к ним.
– Вот! Вот где, вот он!.. – произнес низкий голос.
На маленькой прогалине появился бородатый грязный мужчина. Его тяжелую одежду чинили много раз, в руке он держал топор.
– Так вот кто… – он остановился, увидев Саймона, который прижался к дереву. – Вот, – прорычал он, – а ты еще кто такой? И что ты здесь делаешь?
Саймон посмотрел на зазубренный топор.
– Я… просто путешественник… услышал шум среди деревьев… – Он махнул рукой в сторону живописного пленника. – И нашел его, в… ловушке.
– В моей ловушке! – ухмыльнулся лесник. – В моей проклятой ловушке – и теперь он в ней висит. – Повернувшись спиной к Саймону, мужчина спокойно оглядел плененного ситхи. – Я обещал, что не позволю им здесь шнырять, шпионить и портить нам жизнь. – Он протянул руку, толкнул пленника в плечо, и тот начал раскачиваться, описывая широкую дугу, точно маятник. Ситхи зашипел, но это были звуки бессилия. Лесник рассмеялся.
– Клянусь Деревом, они полны задора, да. Полны задора.
– Что… что ты собираешься с ним делать?
– А как ты думаешь, мальчик? Как ты думаешь, что Господь повелел нам делать с эльфами, бесами и дьяволами, когда нам удается их поймать? Мы отправляем их обратно в ад с помощью моего доброго колуна, вот как мы поступаем.
Пленник качался все медленнее, но продолжал описывать небольшие круги на конце черной веревки, точно муха, попавшая в паутину. Его глаза были опущены, тело расслабилось.
– Ты собираешься его убить? – Несмотря на боль и слабость, Саймон почувствовал холодное потрясение и попытался взять под контроль разбегавшиеся мысли. – Ты намерен его… но ты не можешь! Ты не можешь! Он же… он же…
– Он не природное создание, тут не может быть сомнений! Уходи, незнакомец. Ты в моем саду, и тебя сюда не звали. Я знаю, чего эти существа хотят.
Лесник с презрением на лице повернулся спиной к Саймону и шагнул к ситхи, подняв топор так, словно собирался рубить дрова. Но эти дрова внезапно превратились в лягающегося, рычащего зверя, сражавшегося за свою жизнь. Первый удар лесника оказался неудачным, он лишь задел костлявую щеку и оставил полосу на рукаве необычной блестящей одежды. Струйка вполне человеческой крови потекла по изящной челюсти и шее. Мужчина собрался нанести новый удар.
Саймон упал на больные колени и стал искать хоть что-то, чтобы прекратить эту жуткую борьбу, остановить ругавшегося и кряхтевшего от напряжения лесника, а также рычание пленника, от которого у него закладывало уши. Наконец он нашел лук, но тот оказался гораздо более легким, чем выглядел, словно был сделан из болотного тростника. Через мгновение его рука сомкнулась на частично ушедшем во влажную землю камне, Саймон потянул его на себя и вырвал, потом встал и поднял свое оружие над головой.
– Прекрати! – закричал он. – Оставь его в покое!
Однако ни один из противников не обратил на него ни малейшего внимания. Лесник стоял на расстоянии вытянутой руки и наносил удары по раскачивавшейся цели, у него получались лишь скользящие удары, но после каждого у ситхи, худая грудь которого вздымалась, точно кузнечные мехи, появлялась новая рана, и Саймон видел, что он быстро теряет силы.
Саймон больше не мог смотреть на это кровавое зрелище. Он издал вопль, что скрывался у него внутри все ужасные дни скитаний, метнулся вперед, пересек маленькую прогалину в несколько прыжков и обрушил камень на голову лесника. Звук глухого удара отразился от деревьев – казалось, мужчина в одно мгновение лишился всех костей, тяжело рухнул на колени, упал вниз лицом, и кровь залила спутанные волосы. Глядя на окровавленное тело, Саймон почувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку, согнулся пополам, и его вырвало, впрочем, в пустом желудке ничего не было, кроме горькой слюны. Он прижал лицо к влажной земле, чувствуя, как лес пустился вокруг него в пляс.