Когда Саймон пришел в себя, он встал, повернулся к ситхи и увидел, что тот продолжает тихонько раскачиваться на веревке. Его блестящая, точно змеиная кожа, туника была испачкана струйками крови, а жесткие глаза затуманились, словно опустился занавес, чтобы погасить шедший изнутри свет. Неуверенно, как лунатик, Саймон поднял упавший топор и посмотрел на черную веревку, уходившую к высокой ветке, до которой он не мог дотянуться. Едва живой от страха, Саймон принялся пилить зазубренным лезвием узел, затянутый за спиной ситхи. Прекрасный поморщился, когда узел затянулся сильнее, но не издал ни звука.
Наконец, после долгих усилий, Саймону удалось разрезать узел, ситхи упал на землю, у него подогнулись ноги, он повалился на неподвижного лесника, но сразу откатился в сторону, словно обжегся, и принялся собирать разбросанные стрелы. Он держал их, точно букет цветов с длинными стеблями, потом поднял лук другой рукой и посмотрел на Саймона. Его холодные глаза сверкнули, помешав Саймону произнести хотя бы слово. Несколько мгновений ситхи, забыв о своих ранах, стоял, напряженный, как испуганный олень, а потом исчез между деревьями – короткая вспышка коричневого и зеленого, оставив Саймона, который, разинув рот, так и не поднялся с колен, в полном одиночестве.
Солнечный свет все еще рябил на листве, где только что прошел ситхи, когда Саймон услышал короткое гудение, словно жужжало сердитое насекомое, и почувствовал, как по лицу промелькнула тень. А затем он увидел стрелу, дрожавшую в стволе соседнего дерева, на расстоянии руки от его головы. Он тупо смотрел на нее, пытаясь понять, как скоро следующая его убьет. Перед глазами у него дрожала стрела, с древком и перьями ослепительно-белыми, как оперенье чайки. Он ждал, когда прилетит еще одна. Но ошибся. На прогалине воцарилась тишина.
После самых странных и ужасных двух недель и в особенности после этого невероятного дня Саймона не должен был удивить голос, обратившийся к нему из темноты за деревьями, голос, не принадлежавший ситхи и, конечно, не леснику, лежавшему словно срубленное дерево.
– Подойди и возьми ее, – сказал голос. – Стрелу. Возьми. Она твоя.
Саймону не следовало удивляться, но он все равно был потрясен и, беспомощно опустившись на землю, заплакал от жуткой усталости, смятения и полнейшего отчаяния.
– О Дочь Гор, – произнес странный новый голос. – Мне не кажется, что это есть хорошо.
Глава 17Бинабик
Когда Саймон наконец повернулся и посмотрел на хозяина нового голоса, его полные слез глаза широко раскрылись от удивления. К нему подходил ребенок.
Нет, не ребенок, а мужчина, но такой маленький, что макушка его головы с черными волосами едва достала бы до пупка Саймона. В его лице тоже было что-то детское: узкие глаза и широкий рот, растянутый в сторону скул, придавали ему веселое выражение.
– Это не самое подходящее место для слез, – сказал незнакомец и отвернулся от продолжавшего стоять на коленях Саймона, чтобы быстро осмотреть лежавшего на земле лесника. – К тому же едва ли тут можно сделать что-то полезное – во всяком случае, для этого мертвеца.
Саймон вытер нос рукавом грубой рубашки и икнул. Незнакомец приблизился к нему и осмотрел белую стрелу, торчавшую из ствола рядом с головой Саймона, будто призрачная ветка.
– Тебе нужно ее взять, – сказал маленький мужчина, и вновь на его губах появилась лягушачья улыбка, открыв на мгновение изгородь желтых зубов.
Саймон решил, что перед ним не гном, как шуты и акробаты, которых он видел при дворе и на Главной улице Эрчестера, – и, если не считать широкой груди, непонятный мужчина был пропорционально сложен. И одет как риммер: куртка и штаны из толстой шкуры какого-то животного, сшитой жилами, меховой воротник, поднятый к круглому лицу. На плече у него висела большая кожаная сумка, в руке он держал посох, вырезанный, как показалось Саймону, из длинной тонкой кости.
– Прости, пожалуйста, что даю тебе советы, но ты должен взять стрелу. Это Белая стрела ситхи, она очень ценная и означает долг, а ситхи честный народ.
– Кто… ты? – спросил Саймон и снова икнул.
Он чувствовал себя полностью выжатым, подобно рубашке, разложенной на камнях сушиться. Если бы маленький мужчина вышел из-за деревьев с жестоким оскалом и ножом в руках, Саймон вряд ли отреагировал бы иначе.
– Я? – спросил незнакомец и сделал паузу, словно раздумывая над вопросом Саймона. – Путешественник, как и ты. Я буду рад объяснить тебе некоторые вещи, но позднее, сейчас нам следует отсюда уйти. Этот человек, – он указал в сторону лесника посохом, – едва ли станет более живым, но у него могут быть друзья или семья, которым не понравится, что он совсем мертв. Пожалуйста, возьми Белую стрелу, и пойдем со мной.
Полный сомнений Саймон, тем не менее, обнаружил, что поднимается на ноги. Сейчас ему требовалось гораздо больше усилий, чтобы не верить; он больше не мог бояться – какая-то часть его существа хотела просто лечь и тихо умереть. Он послушно вытащил стрелу из ствола дерева, а маленький незнакомец уже двинулся в путь, взбираясь вверх по склону холма, под которым осталась хижина. Она никак не изменилась, как будто ничего не произошло.
– Но… – задыхаясь, заговорил Саймон, с трудом поспевая за незнакомцем, который двигался с удивительной ловкостью и быстротой, – …а как же хижина? Я так… так голоден… там может быть еда…
Маленький мужчина повернулся, поднявшись на вершину, и посмотрел на юношу, который с трудом карабкался вверх.
– Я очень потрясен! – сказал он. – Сначала ты сделал его мертвым, а теперь хочешь ограбить кладовую. Боюсь, я связался с отчаянным преступником! – Он повернулся и продолжил продираться дальше сквозь густой подлесок.
Противоположный склон холма оказался пологим, Саймон, прихрамывая, наконец сумел догнать странного незнакомца, а вскоре ему даже удалось отдышаться.
– Кто ты такой? И куда мы идем?
Странный маленький человечек не поднимал глаз, но его взгляд постоянно скользил от дерева к дереву, словно он искал какой-то знак в бесконечном однообразии окружавшего их глухого леса. Они молча сделали еще двадцать шагов, после чего он посмотрел на Саймона и широко улыбнулся.
– Мое имя Бинбиникгабеник, – сказал он, – но у костра меня называют Бинабик. Я надеюсь, ты окажешь мне честь и будешь использовать короткую дружескую версию.
– Я… буду. А откуда ты? – Саймон снова икнул.
– Я из народа троллей, из Иканука, – ответил Бинабик. – Иканук находится высоко в горах, где дует ветер и много снега… а откуда ты?
Юноша некоторое время с подозрением смотрел на тролля.
– Саймон. Саймон из… Эрчестера. – «Все происходит слишком быстро, – подумал он, – как при встрече на рынке, но вести такой разговор посреди леса, после убийства… Святой Усирис, как же у меня болит голова. И живот». – А куда… куда ты идешь?
– В свой лагерь, – ответил Бинабик. – Но сначала мне нужно отыскать моего скакуна… точнее, это она должна меня найти. Пожалуйста, ты только не пугайся.
Бинабик поднес два пальца к большому рту и издал длинную мелодичную трель. Через мгновение он ее повторил.
– И помни: не пугайся и ни о чем не беспокойся, – добавил тролль.
Прежде чем Саймон успел обдумать слова своего нового спутника, послышался треск, подобный огню, охватившему кустарник, и на поляну выскочил огромный волк, который промчался мимо ошеломленного Саймона и прыгнул, словно мохнатая молния, на маленького Бинабика, который упал и покатился по земле. Через мгновение рычащий хищник подмял его под себя.
– Кантака! – сдавленным голосом закричал тролль, но Саймон уловил в нем веселье.
Хозяин и его скакун продолжали кататься по усыпанной листьями земле. «Неужели мир за пределами замка всюду такой странный, – растерянно подумал Саймон, – и весь Светлый Ард – лишь игровое поле для чудовищ и безумцев?»
Наконец Бинабику удалось сесть, и Кантака тут же положила большую голову ему на колени.
– Она целый день провела в одиночестве, – объяснил Бинабик. – Волки полны любви и быстро начинают скучать. – Кантака широко улыбнулась и тяжело задышала.
Тяжелый серый мех сильно увеличивал ее объем, но и без того она была огромной.
– Не стесняйся, – рассмеялся Бинабик. – Почеши ей нос. – Несмотря на нереальность происходящего, Саймон еще не был готов к такому.
– Я сожалею, – вместо этого сказал он, а потом спросил: – Кажется, вы сказали, что у вас в лагере есть еда, сэр?
Тролль со смехом вскочил на ноги и поднял свой посох.
– Не сэр – Бинабик! Ну а про еду… да. Мы поедим вместе – ты, я и даже Кантака. Идем с нами. Из уважения к твоей слабости и голоду я пойду пешком, а не поеду верхом.
Некоторое время Бинабик и Саймон шли рядом. Кантака сопровождала их, но чаще бежала вперед и в несколько скачков исчезала в густом подлеске. Однажды она вернулась, облизывая морду длинным розовым языком.
– Ну, – с довольным видом сказал Бинабик, – один из нас уже поел!
Наконец, когда страдавшему от усталости и голода Саймону уже казалось, что он больше не может идти дальше, когда он утратил способность следить за смыслом слов Бинабика, они добрались до небольшой лощины, где не было стволов деревьев, но их ветви переплелись наверху, образовав крышу. У упавшего бревна Саймон увидел круг почерневших камней. Кантака, бежавшая рядом с ними, прыгнула вперед и принялась обнюхивать лощину.
– «Боджуджикмокункук», как говорит мой народ, – сказал Бинабик, широким жестом обводя лощину. – «Если тебя здесь не съедят медведи, значит, это дом». – Он подвел Саймона к бревну, и тот, тяжело дыша, на него опустился, а тролль с тревогой посмотрел на юношу. – О, – продолжал Бинабик, – ты ведь больше не собираешься начать плакание?
– Нет. – Саймон слабо улыбнулся, ему казалось, что кости у него стали тяжелыми, точно мертвый камень. – Я… так не думаю. Просто я очень голоден и ужасно устал. Я обещаю больше не плакать.