– Я хочу знать, куда ты направляешься, быть может, мы сможем некоторое время путешествовать вместе. – Бинабик говорил медленно и терпеливо, как если бы обращался к любимой, но глупой и старой собаке. – Полагаю, солнце взошло совсем недавно, чтобы тревожиться из-за других вопросов. Мы, тролли, говорим так: «Пусть Философия станет твоим вечерним гостем, но не позволяй ей остаться на ночь». А теперь, если мой вопрос не показался тебе слишком нескромным, куда ты идешь?
Саймон поднялся на ноги, чувствуя, что колени у него совсем одеревенели и не слушаются, точно дверные петли, которые давно не смазывали. Его вновь охватили сомнения. Так ли невинны вопросы его нового знакомого, как представляется на первый взгляд? Саймон уже совершил ошибку, однажды доверившись проклятому монаху. Но разве у него есть выбор? Он не должен рассказывать троллю все, и ему совсем не помешает спутник, который к тому же прекрасно чувствует себя в лесу. Казалось, он прекрасно знал, что делать, и Саймону внезапно захотелось иметь друга и опору.
– Я иду на север, – сказал он и решил пойти на сознательный риск. – В Наглимунд. – Он внимательно посмотрел на тролля. – А куда направляешься ты?
Бинабик складывал свои немногочисленные вещи в заплечный мешок.
– В конечном счете я рассчитываю прийти на дальний север, – ответил он, не поднимая головы. – Складывается впечатление, что на данный момент мы имеем совпадение наших дорог. – Он поднял темные глаза от своего мешка. – Как странно, что ты направляешься в сторону Наглимунда, за последние недели я часто слышал название этой крепости. – И его губы дрогнули в быстрой, едва заметной улыбке.
– В самом деле? – Саймон поднял Белую стрелу, стараясь выглядеть совершенно незаинтересованным, размышляя о том, как ее лучше всего нести. – И где?
– Когда мы выйдем на дорогу, у нас будет время для беседы. – Тролль улыбнулся широкой, дружелюбной улыбкой, сверкнув желтыми зубами. – Я должен позвать Кантаку, которая, вне всякого сомнения, сеет ужас и отчаяние среди грызунов в ближайших окрестностях. А теперь можешь опустошить свой мочевой пузырь, чтобы мы не задерживались по пути.
Саймону пришлось зажать Белую стрелу в зубах, чтобы последовать совету Бинабика.
Глава 18Звездная сеть
Заработав множество мозолей, со стертыми ногами, Саймон, тем не менее, чувствовал, как отчаяние начинает понемногу отступать. Его разум и тело прошли через тяжелые испытания, глаза стали удивленными и широко раскрытыми, он вздрагивал от любого шороха – что не ускользнуло от острого взгляда его нового спутника, – но нависавший над ним ужас ушел, пусть и не слишком далеко, превратившись в еще одно смутное воспоминание. Неожиданно обретенная компания ослабила тоску по утраченным друзьям и потерянному дому – во всяком случае, до определенной степени. Большую, тайную часть своих мыслей Саймон по-прежнему держал при себе. Он все еще оставался полон подозрений и не хотел рассчитывать на тролля, чтобы не испытать потом разочарования от потери.
Когда они шли по прохладным залам утреннего леса, полным птичьих трелей, Бинабик рассказал Саймону, что спустился из высокого дома в Икануке – а он так поступал раз в год, – чтобы заняться «делами», сразу несколькими, что и привело его в восточный Эрнистир и Эркинланд. Саймон понял, что это как-то связано с торговлей.
– Но, о мой юный друг, с какими неприятными вещами я столкнулся этой весной! Ваши народы очень огорчены, очень напуганы! – Бинабик принялся размахивать руками в шутливом волнении. – В удаленных провинциях король не слишком популярен, не так ли? В Эрнистире его боятся. В других местах жители разгневаны, там голод. Люди опасаются путешествовать, дороги перестали быть безопасными. Ну… – он усмехнулся, – если хочешь знать правду, дороги никогда не были безопасными, во всяком случае, в диких местах, но на севере Светлого Арда все заметно изменилось к худшему.
Саймон наблюдал, как полуденное солнце расставляет вертикальные колонны света между стволами деревьев.
– А ты когда-нибудь бывал на юге? – наконец спросил Саймон.
– Если под «югом» ты имел в виду Эркинланд, мой ответ: да, один или два раза. Но, пожалуйста, помни: когда мой народ покидает Иканук, это означает «путешествие на юг».
Саймон слушал его не слишком внимательно.
– А ты обычно путешествуешь в одиночестве? Скажи… скажи… Кантака всегда тебя сопровождает?
Бинабик снова улыбнулся:
– Нет. Так было, но давно, до того, как мой друг волк родился, когда я…
– Но как ты… как у тебя появился волк? – перебил его Саймон.
Бинабик сердито зашипел:
– Очень трудно отвечать на вопросы, когда тебя постоянно прерывают новыми.
Саймон постарался сделать виноватое лицо, но он чувствовал весну, как птица перьями ощущает ветер.
– Извини, – сказал он. – Мне такое уже говорили раньше… мой друг… все время повторял, что я задаю слишком много вопросов.
– Дело не в том, что их «слишком много», – сказал Бинабик, используя свой посох, чтобы отвести в сторону нависшую над тропинкой ветку, – просто они накладываются один на другой. – Тролль коротко рассмеялся. – А теперь скажи, на какой вопрос ты хочешь получить ответ?
– О, выбери сам. Тебе решать, – кротко ответил Саймон, а потом подпрыгнул от неожиданности, когда тролль легонько стукнул его по запястью посохом.
– Меня порадует, если ты не будешь подобострастным. Этим качеством обладают купцы, продающие низкопробные товары. Я бы предпочел такому поведению бесконечные и глупые вопросы.
– По… подобо?…
– Подобострастный. Льстивый. Таких я не люблю. В Икануке мы говорим: «Пусть человек со льстивым языком отправится лизать снегоступы».
– И что это значит? – спросил Саймон.
– Мы не любим льстецов. Ладно, не имеет значения! – Бинабик закинул голову назад и расхохотался, черные волосы разметались, а глаза почти исчезли за круглыми щеками, которые устремились к бровям. – Не имеет значения! Мы уже странствуем не меньше, чем скитался Потерянный Пикипег – странствуем в нашей беседе, я имел в виду. Нет, ничего не спрашивай. Мы остановимся здесь на отдых, и я расскажу, как встретил мою Кантаку.
Они выбрали огромный камень, гранитный уступ, торчавший из лесного пола, точно рябой кулак, его верхнюю часть согревали яркие лучи солнца, и взобрались на него. Лес вокруг молчал; пыль, оставленная ими на тропе, медленно оседала. Бинабик засунул руку в сумку и достал оттуда кусок вяленого мяса и мех с легким кислым вином. Саймон жевал, сбросив башмаки, и шевелил натертыми пальцами ног, подставив их теплому солнцу, а Бинабик осуждающе посмотрел на его башмаки.
– Нужно найти тебе что-то другое. – Он потыкал пальцем в потертую почерневшую кожу. – Душа человека подвергается опасности, когда у него болят ноги.
В ответ Саймон улыбнулся.
Они некоторое время сидели молча, наслаждаясь тихим покоем и живой зеленью Альдхорта.
– Ну, – наконец заговорил тролль, – прежде всего тебе следует знать, что мой народ не гонит от себя волков, хотя обычно мы не водим с ними дружбу. Тролли и волки живут бок о бок много тысяч лет, и по большей части мы не мешаем друг другу. Наши соседи, если можно применить к ним этот вежливый термин, лохматые жители Риммерсгарда, считают их опасными и коварными животными. Ты ведь знаком с риммерами?
– О да, конечно. – Саймон обрадовался, что и он кое-что знает. – Их полно в Хей… – Он остановился на полуслове, – в Эрчестере. Я много разговаривал с риммерами. Они отращивают длинные бороды, – добавил он, демонстрируя знание вопроса.
– Так вот, поскольку мы живем высоко в горах, мы, кануки – тролли, – не убиваем волков, которых риммеры считают демонами. В их замороженных, наполненных жаждой крови мозгах засело представление о том, что тролли – злобные существа, обладающие магией. – На лице Бинабика появилось деланое отвращение. – Между риммерами, мы называем их «крухоки», и кануками происходило много, много кровавых сражений.
– Мне очень жаль, – сказал Саймон, почувствовав вину за то, что восхищался Изгримнуром, который, если подумать, совсем не походил на того, кто станет убивать невинных троллей, несмотря на репутацию вспыльчивого человека.
– Тебе жаль? Но ты не должен сожалеть о поведении риммеров. Лично я считаю их – мужчин и женщин – неуклюжими, тупыми и чрезмерно высокими, что очень портит им жизнь, но, по моим представлениям, не делает плохими людьми, заслуживающими того, чтобы делать их мертвыми. Хахх. – Он вздохнул и покачал головой. – Риммеры являются для меня загадкой.
– А волки? – спросил Саймон и тут же выругал себя за то, что перебил Бинабика, впрочем, на сей раз его вопрос не вызвал неудовольствия.
– Мой народ живет на скалистой горе Минтахок, риммеры называют ее Тролльфеллс. Мы ездим верхом на лохматых, быстроногих баранах, которых растим и воспитываем с первых дней их появления на свет до тех пор, пока они не становятся достаточно большими и сильными, чтобы носить нас на своих спинах по горным перевалам. Ничто в мире не сравнится, друг Саймон, с тем, чтобы путешествовать на баране в Икануке. Сидеть на таком скакуне, мчаться по тропинкам на Крыше Мира… перелетать, точно птица, через горные пропасти, такие глубокие и такие великолепные, что, если ты бросишь туда камень, пройдет целый день, прежде чем он окажется на дне…
Бинабик улыбнулся и прищурился, погрузившись в счастливые грезы. Саймон, попытавшийся представить настолько глубокие пропасти, вдруг почувствовал, что у него закружилась голова, и, посмотрев вниз, прижал ладони к надежному твердому камню. По крайней мере, он сидел совсем не высоко над землей.
– Я нашел Кантаку, когда она была крошечным щенком, – наконец продолжил свой рассказ Бинабик. – Вероятно, мать убили, или от голода она умерла. Крошка зарычала на меня, когда я ее обнаружил, – шарик белой шерсти на белом снегу, ее выдал маленький черный нос. – Он улыбнулся. – Да, сейчас она серая. Волки, как и люди, часто меняют цвет по мере того, как взрослеют. Меня неожиданно и глубоко тронули ее попытки защититься, и я взял ее с собой. Мой наставник… – Бинабик замолчал, и тишину нарушил резкий крик сойки. – Мой наставник сказал, что, забрав ее из объятий Снежной Девы Кинкипы, я возложил на себя обязанности родителя. Мои друзья считали, что я поступил неразумно. Ха! Так я им ответил. Я научу эту волчицу носить меня на спине, как делают рогатые бараны. Мне не поверили, потому что раньше такого никто не делал. Но ведь всегда что-то бывает в первый раз…