– Толстые губы монаха судорожно дергались, розовый череп пятнали тени листьев.
– Кантака! – крикнул Бинабик. – Соса! – Кантака зарычала, но пошевелила ушами. – Соса айа!
Тролль стукнул себя по бедру пустым посохом, и громкий треск подхватило эхо. Кантака в последний раз зарычала, опустила голову и подошла к Бинабику. Монах, не сводивший глаз с Саймона и тролля, как будто они вызывали у него не меньший ужас, чем волк, слегка качнулся назад и плюхнулся на землю с ошарашенным выражением ребенка, который ушибся, но еще не понял, что собирается заплакать.
– Усирис милосердный, – наконец пробормотал он, когда тролль и Саймон быстро направились к нему. – Усирис милосердный, милосердный… – В выпученных глазах появилось дикое выражение. – Оставьте меня в покое, языческие чудовища! – выкрикнул он и попытался подняться на ноги. – Ублюдки, убийцы, язычники, ублюдки! – У него заскользила пятка, и он снова сел, бормоча себе под нос: – Тролль, убийца…
Лицо монаха начало розоветь, постепенно к нему возвращался нормальный цвет, он судорожно вздохнул, и у него сделался такой вид, будто он наконец решил заплакать.
Бинабик остановился и, схватив Кантаку за шиворот, показал Саймону, чтобы тот выступил вперед.
– Помоги ему, – попросил тролль.
Саймон шел очень медленно, стараясь сделать выражение лица, которое сказало бы монаху, что друг идет к нему на помощь, – хотя сердце, точно дятел, отчаянно стучало у него в груди.
– Все хорошо, теперь все хорошо, – сказал он. – Все в порядке.
Монах закрыл лицо рукавом рясы.
– Они убили всех, а теперь вы хотите и нас тоже, – вскричал он и, хотя его голос прозвучал приглушенно, в нем было больше жалости к себе, чем страха.
– Он риммер, да, – сказал Бинабик. – Можно подумать это было непонятно по тому, как он коверкает язык кануков. Фу! – Тролль с отвращением фыркнул. – Помоги ему подняться, друг Саймон, и давай выведем его на свет.
Саймон взялся за костлявый локоть в черной рясе и осторожно поставил монаха на ноги, но, когда он попытался подвести его к Бинабику, тот отшатнулся.
– Что ты делаешь? – крикнул монах и принялся шарить рукой на груди, чтобы отыскать Дерево. – Хотите, чтобы я предал других? Нет, оставьте меня, не трогайте!
– Других? – Саймон вопросительно посмотрел на Бинабика.
Тролль пожал плечами и почесал волчицу за ухом. Кантака как будто ухмылялась, словно это зрелище ее развлекало.
– Кто-то еще жив? – мягко спросил монаха Саймон. – Мы поможем тебе и им, если сумеем. Меня зовут Саймон, а это мой друг Бинабик. – Монах с подозрением на него уставился. – Полагаю, с Кантакой ты уже познакомился, – добавил Саймон и тут же пожалел о глупой шутке. – Давай скажи, кто ты такой? И где другие?
Монах, который начал успокаиваться, наградил его недоверчивым взглядом, затем быстро посмотрел на тролля и волчицу. Когда он снова повернулся к Саймону, напряжение на его лице слегка отступило.
– Если вы действительно… добрые эйдониты и вами движет милосердие, тогда я прошу у вас прощения. – Голос монаха прозвучал смущенно, как будто он не привык приносить извинения. – Я брат Хенфиск. А волк… – Он отвернулся. – Этот волк с вами?
– Она с нами, – строго сказал Бинабик, прежде чем Саймон успел ответить. – Очень плохо, что она тебя напугала, риммер, но ты наверняка заметил, что она не причинила тебе вреда.
Хенфиск не стал отвечать Бинабику.
– Я оставил своих подопечных слишком надолго, – сообщил он Саймону. – Мне нужно к ним вернуться.
– Мы пойдем с тобой, – сказал Саймон. – Возможно, Бинабик сумеет им помочь. Он прекрасно разбирается в травах и тому подобных вещах.
Риммер на мгновение приподнял брови, и глаза у него выпучились еще сильнее.
– Это добрая мысль, мальчик, – с горькой улыбкой ответил он. – Но боюсь, что брату Лангриану и брату Дохаису уже не помогут… травяные припарки.
Он развернулся на пятках и не слишком уверенно направился в глубь леса.
– Подожди! – крикнул ему вслед Саймон. – Что произошло в аббатстве?
– Я не знаю, – не оборачиваясь, ответил Хенфиск. – Меня там не было.
Саймон посмотрел на Бинабика, рассчитывая на помощь, но тролль не сдвинулся с места, чтобы последовать за хромавшим монахом, и вместо этого крикнул ему вслед:
– Кстати, брат Хэнгфиш!
Монах в ярости повернулся:
– Меня зовут Хенфиск, тролль!
Саймон отметил, как быстро краска залила его лицо.
– Я всего лишь сделал перевод для моего друга. – Бинабик ухмыльнулся, продемонстрировав монаху желтые зубы. – Он не говорит на языке Риммерсгарда. Ты сказал, будто не знаешь, что произошло в аббатстве. А где ты был, когда твоих братьев так жестоко убивали?
Монах уже собрался ответить что-то злобное, но вместо этого потянулся к амулету, изображавшему Дерево, и сжал его в руке.
– Идите со мной, и вы увидите. У меня нет секретов от тебя, тролль, и от моего Бога. – И он пошел прочь.
– Зачем ты его разозлил, Бинабик? – прошептал Саймон. – Разве здесь уже и без того не произошло достаточно плохого?
Глаза Бинабика превратились в щелочки, однако он не перестал ухмыляться.
– Возможно, я недостаточно добр к нему, Саймон, но ты его слушал. И не обратил внимания на глаза. Не позволяй священному одеянию тебя обмануть. Мы, кануки, слишком много раз просыпались по ночам и видели, как на нас смотрят глаза, как у этого Хенфиска, а их обладатели держат в руках факелы и топоры. Ваш Усирис Эйдон не сумел прогнать ненависть из его сердца северянина.
Он щелкнул языком, подзывая Кантаку, и зашагал за священником, который, расправив спину, шел впереди.
– Ты только послушай себя! – сказал Саймон, глядя в глаза Бинабика. – Тебя тоже переполняет ненависть.
– Ха! – Тролль помахал пальцем перед собственным лицом, лишившимся всякого выражения. – Но я не заявляю, что верю в вашего – прости мне мои слова – висящего вверх ногами Бога Милосердия.
Саймон сделал вдох, собираясь ему ответить, но решил промолчать.
Брат Хенфиск взглянул на них всего один раз, проверяя, идут ли они за ним. Он довольно долго молчал, свет, который просачивался сквозь листья деревьев, быстро гас, и вскоре угловатая фигура в черной рясе превратилась в двигавшуюся перед ними тень. Саймон вздрогнул, когда монах повернулся и сказал:
– Сюда.
Он провел их вокруг большего поваленного дерева с торчавшими во все стороны корнями, больше всего напоминавшими громадную метлу – которая вполне могла разбудить в воображении образ Рейчел Драконихи и героические, легендарные подвиги на ниве подметания полов.
Диковинные мысли о Рейчел в сочетании с событиями этого дня вызвали у Саймона такую тоску по дому, что он споткнулся и схватился рукой за шершавый ствол упавшего дерева. Хенфиск стоял на коленях и бросал ветки в маленький костер, разведенный в неглубокой ямке. По обе стороны от него под прикрытием поваленного дерева лежали двое мужчин.
– Это Лангриан, – сказал брат Хенфиск, показав на того, что находился справа, его лицо частично скрывала окровавленная повязка, сделанная из мешковины. – Он был единственным живым в аббатстве, когда я вернулся. Думаю, Эйдон скоро заберет его к себе.
Даже в свете увядающего дня Саймон видел, что кожа Лангриана, те участки, что остались открытыми, была невероятно бледной и какой-то восковой. Хенфиск бросил в костер еще одну ветку, когда Бинабик, не встречаясь глазами с риммером, опустился на колени рядом с раненым монахом и принялся мягко обследовать его руками.
– А это Дохаис, – сказал Хенфиск, показав на второго мужчину, который лежал так же неподвижно, как и Лангриан, только на его теле не было заметных ран. – Это его я отправился искать, когда он не вернулся после бдения. Я принес Дохаиса назад… – в голосе Хенфиска появились нотки гордости, приправленной горечью. – Когда я вернулся… я обнаружил, что все мертвы. – Он сотворил знак Дерева. – Все, кроме Лангриана.
Саймон подошел поближе к брату Дохаису, худому, молодому мужчине с длинным носом и синей щетиной эрнистирийца на подбородке.
– Что с ним произошло? Что не так?
– Я не знаю, мальчик, – ответил Хенфиск. – Он безумен. Подцепил какую-то мозговую болезнь.
И он снова занялся поисками веток для костра.
Саймон мгновение смотрел на Дохаиса, но успел заметить, что тот тяжело дышит, а прозрачные веки слегка подрагивают. Когда он повернулся, чтобы взглянуть на Бинабика, который осторожно разматывал повязку на голове Лангриана, из черного одеяния вдруг появилась рука, стремительно, точно атакующая змея, и вцепилась жуткой, мертвой хваткой в рубашку Саймона.
Дохаис, который так и не открыл глаз, напрягся и выгнул спину, и его тело поднялось над землей. Его голова была откинута назад и металась из стороны в сторону.
– Бинабик! – в ужасе заорал Саймон. – Он… он…
– Аааааа! – голос, который вырвался из горла Дохаиса, был хриплым и полным боли. – Черный фургон! Видишь, едет за мной! – Он снова принялся метаться, точно выброшенная на берег рыба, а его слова вдруг пробудили у Саймона жуткие воспоминания.
Вершина холма… Я что-то помню… скрип черных колес… о Моргенес, что я здесь делаю?!
В следующее мгновение на глазах у потрясенных Бинабика и Хенфиска, находившихся по другую сторону костра, Дохаис потянул Саймона на себя так, что его лицо теперь почти касалось перекошенного от страха лица эрнистирийца.
– Они собираются меня забрать, – прошипел монах, – назад… в то… в то ужасное место!
И тут он открыл глаза, еще больше испугав Саймона, и невидяще уставился на юношу, лицо которого находилось на расстоянии ладони. Саймон никак не мог высвободиться из железной хватки монаха, хотя Бинабик уже был рядом и пытался оттащить его в сторону.
– Ты знаешь! – выкрикнул Дохаис. – Ты знаешь, кто это. Ты отмечен! Отмечен, как я! Я видел их, когда они проходили мимо, – Белых Лис, видел. Они были в моем сне! Белые Лисы! Им приказал их господин, они должны превратить наши сердца в лед и увезти души в своем черном фургоне!