«Как сейчас», – подумал герцог, чувствуя вкус крови.
Изгримнур убрал нож в ножны и встал. Все его люди напряженно работали, потрошили кроликов, следили за костром, готовили лагерь к ночлегу. Он подошел к огню и повернулся, подставив ему широкую спину. Изгримнур вспомнил, что ждал ливня, и посмотрел на быстро темнеющее небо.
«Вот и наступил месяц майя, – подумал он. – А мы здесь, менее чем в двадцати лигах от Эрчестера… и откуда только взялась эта буря?»
Три часа назад Изгримнур и его люди преследовали разбойников, которые устроили засаду в аббатстве. Герцог до сих пор не знал, что это были за люди – часть из них оказались его земляками, но он не нашел ни одного знакомого лица; с другой стороны, Изгримнур никогда не видел такой эмблемы. Он мог бы не стоять сейчас у костра, если бы не монах в черной рясе, который успел крикнуть и предупредить герцога от ворот монастыря Святого Ходерунда – но он тут же рухнул, получив стрелу в спину. Сражение получилось отчаянным, но смерть монаха… да смилуется над ним Господь, кем бы он ни был… позволила людям герцога подготовиться к нападению.
Они потеряли только молодого Хоува во время первой атаки; Эйнскалдир получил ранение, но сумел прикончить своего противника, а потом еще одного. «Враг не рассчитывал на честное сражение», – с досадой подумал Изгримнур. Герцог и его солдаты истосковались по хорошей схватке за долгие месяцы, проведенные без дела в королевском замке, и разбойники, которые надеялись на легкую добычу, не смогли оказать сопротивления и побежали к конюшне, где их ждали оседланные лошади.
Герцог и его люди быстро осмотрели монастырь, но не нашли уцелевших монахов, которые могли бы объяснить, что произошло, а затем бросились в погоню за разбойниками. Возможно, им следовало остаться и похоронить Хоува и убитых монахов, но кровь Изгримнура кипела. Он хотел узнать кто, и он хотел узнать почему.
Однако он не сумел получить ответы на свои вопросы. Разбойники на десять минут опередили риммеров, и у них были свежие лошади. Люди герцога видели их лишь один раз: движущиеся тени неслись по склону Винного холма к равнине, а оттуда в сторону дороги Вилдхельм. Солдаты Изгримнура тут же пришпорили своих лошадей и поскакали вниз, в долину, к подножию Вилдхельма. Казалось, лошадям передалось возбуждение всадников, они помчались быстрее, и казалось, что они скоро настигнут негодяев и обрушатся на них, как мстительная туча, накатывающая на долину.
Но тут произошло нечто странное. Только что ярко светило солнце, а в следующее мгновение мир потемнел. Ничего не изменилось и после того, как они проскакали еще половину лиги, горы вокруг оставались безжизненно серыми. Изгримнур посмотрел на небо и увидел, что у них над головами клубятся стального цвета тучи, словно огромный кулак тени, закрывший солнце. Потом раздался оглушительный треск, и внезапно пошел дождь – сначала слабый, но вскоре превратившийся в ливень.
– Откуда появились тучи? – прокричал Изгримнуру Эйнскалдир, когда между ними, словно серый полог, возник шипящий туман.
Изгримнур не имел ни малейшего представления, и это сильно его встревожило – никогда прежде ему не доводилось видеть, чтобы ураган налетал так быстро посреди сравнительно ясного дня. А когда одна из лошадей поскользнулась на мокрой траве и ее всадник вылетел из седла – к счастью, благодарение Эйдону, он не пострадал, – Изгримнур приказал своим людям остановить погоню.
Тогда они и решили разбить лагерь в миле от дороги Вилдхельм. У герцога промелькнула мысль, что им бы следовало вернуться в аббатство, но люди и лошади устали, к тому же огонь уничтожил почти все постройки, так что едва ли имело смысл возвращаться туда сейчас. Однако раненый Эйнскалдир – хотя Изгримнур и знал, что это не так, казалось, не был склонен к проявлению эмоций, если не считать общей свирепости, – отправился обратно в аббатство, чтобы забрать тело Хоува, а также попытаться отыскать причины появления разбойников, их происхождение и мотивы. Хорошо зная Эйнскалдира, герцог не стал спорить, но предложил ему взять с собой Слудига, который обладал более спокойным нравом. Слудиг был превосходным солдатом, тем не менее достаточно заботился о собственной шкуре, чтобы уравновесить отчаянную натуру Эйнскалдира.
«И вот я стою здесь, – устало, с отвращением подумал Изгримнур, – поджариваю задницу у костра, пока молодые парни делают всю работу. Проклятый возраст, проклятая больная спина, проклятый Элиас, проклятые времена!»
Он посмотрел на своих сновавших взад и вперед людей, наклонился, поднял с земли обломок ветки, словно надеялся, что произойдет чудо, которое поможет ему превратить его в символ Дерева, и он сможет подарить его своей жене Гутрун, когда к ней вернется.
«Проклятая резьба!» – Он швырнул бесформенную деревяшку в огонь.
Изгримнур бросал кости кролика в огонь, чувствуя себя немного лучше после ужина, когда внезапно послышался стук копыт. Изгримнур опустил руки, чтобы вытереть о куртку жир с ладоней, и его люди последовали примеру герцога – не стоило браться скользкой рукой за рукоять меча или топора. Судя по звуку, к ним приближалась совсем небольшая группа всадников, два, самое большее три; однако никто из них не расслабился, пока они не увидели Эйнскалдира и его белую лошадь на фоне спускавшихся сумерек. Слудиг вел на поводу третью лошадь, поперек которой лежало… два тела.
Два тела, но, как кратко объяснил Эйнскалдир, только одно из них было мертвым.
– Мальчишка, – проворчал Эйнскалдир, чья темная борода уже блестела от кроличьего жира. – Нашел его, когда он что-то вынюхивал. Подумал, стоит привезти его сюда.
– Почему? – прорычал Изгримнур. – Он похож на грязное животное.
Эйнскалдир пожал плечами. Светловолосый Слудиг дружелюбно усмехнулся: это была не его идея.
– Вокруг нет поселений. Мы не видели никаких мальчишек в аббатстве. В таком случае откуда там взялся этот? – Эйнскалдир отрезал ножом кусок мяса. – Когда мы его схватили, он позвал кого-то, «Беннах» или «Биннок», не могу сказать наверняка.
Изгримнур повернулся и окинул быстрым взглядом тело Хоува, которое положили на плащ. Он был родственником, кузеном жены сына герцога Изорна – не самым близким, но этого хватило, чтобы Изгримнур испытал угрызения совести, когда смотрел на снежно-белое лицо молодого человека с редкой светлой бородкой.
Затем он повернулся к пленнику, все еще связанному за запястья, однако его уже сняли с лошади и посадили, прислонив спиной к камню. Парень был лишь на пару лет младше Хоува, тощий, но жилистый, а когда Изгримнур взглянул на веснушчатое лицо и копну рыжих волос, что-то шевельнулось у него в памяти, но он никак не мог вспомнить, где его видел. Юноша все еще был ошеломлен после подзатыльника, полученного от Эйнскалдира, глаза оставались закрытыми, а губы слегка приоткрылись.
«Выглядит как обычная деревенщина, – подумал герцог, – вот только сапоги – уверен, что он нашел их в аббатстве. Зачем, клянусь Фонтаном Мемура, Эйнскалдир его привез? Что мне теперь с ним делать? Убить, оставить у себя? Или бросить одного, чтобы он умер от голода?»
– Давайте поищем камни, – наконец сказал герцог. – Мы должны сделать курган для Хоува – похоже, здесь страна волков.
Спустилась ночь, скальные выступы на унылой равнине за Вилдхельмом превратились в сгустки более глубокой тени. Они развели большой костер, и солдаты уселись вокруг, чтобы послушать Слудига, запевшего непристойную песню. Изгримнур прекрасно знал, что люди, недавно потерявшие близкого человека – груда камней над могилой Хоува превратилась в очередную тень на равнине за кругом света костра, – обязательно должны заняться подобными глупостями. Как он сам сказал несколько месяцев назад, стоя напротив короля Элиаса, ветер приносит пугающие слухи. Здесь, на открытой равнине, кажущейся маленькой, но не защищенной горной грядой, истории, казавшиеся в Хейхолте или в Элвритсхолле досужими вымыслами путешественников, было невозможно со смехом отбросить в сторону. Поэтому люди вместе со Слудигом и их голоса, пусть и фальшивые, делали дикую ночь не такой страшной.
«И, если забыть истории про призраков, – подумал Изгримнур, – на нас сегодня напали, и причина мне непонятна. Они нас поджидали. Да, поджидали! И что же это, клянусь святым Усирисом, может означать?!»
Возможно, разбойники просто ждали какую-нибудь группу путешественников, которые остановятся в аббатстве, – но почему? Если они хотели только ограбить и ничего больше, почему не попытались забраться в аббатство, ведь там наверняка нашлись бы ценные реликвии? И зачем поджидать случайных путешественников, которые могут стать свидетелями грабежа?
«Впрочем, они почти не оставили живых свидетелей, будь прокляты их глаза, – подумал Изгримнур. – Только этот мальчишка, если он что-то видел».
Все это не имело ни малейшего смысла. Ждать в засаде отряд путешественников, которые даже в такие времена могут оказаться королевскими стражниками, – в результате разбойникам противостоял хорошо вооруженный и обученный отряд северян.
Значит, следовало считать, что разбойники поджидали именно их. Почему? И, что не менее важно, кто? Враги Изгримнура, в первую очередь Скали из Кальдскрика, были ему хорошо известны, но никто из разбойников не принадлежал к клану Скали. Кроме того, он давно вернулся в Кальдскрик, и откуда он мог знать, что Изгримнур, которому до смерти надоело сидеть и ждать, опасаясь за безопасность своего герцогства, наконец решит потребовать встречи с Элиасом и после неприятного спора получит неохотное разрешение вернуться со своими людьми на север?
«Ты нам нужен здесь, дядя, сказал он мне. Хотя знал, что я давно перестал в это верить. Просто он хотел иметь возможность приглядывать за мной, вот и вся разгадка».
Тем не менее возражения Элиаса оказались не такими сильными, как ожидал герцог, казалось, король знал, что Изгримнур обратится к нему с такой просьбой, и решил уступить.
Разочарованный кругами, которые совершали его мысли, Изгримнур уже собрался ложиться спать, когда к нему подошел Фрекке, и огонь за спиной старого солдата превратил его в худую неуклюжую тень.