Сидевший недалеко от них молодой священник оторвался от трапезы. Хотя его скальп был выбрит, как принято в монастырях, вьющиеся волосы были довольно длинными.
– Да, миледи? – спросил он.
– Отец Диниван является личным секретарем его святейшества Ликтора Ранессина, – объяснила Нессаланта.
На лице эрнистирийца появилось удивление, и Диниван рассмеялся.
– Я не думаю, что это следствие моего ума или особых талантов, – сказал он. – Ликтор также берет к себе потерявшихся собак. Эскритору Веллигису это совсем не нравится. «Санцеллан Эйдонитис – не конура», – сказал он Ликтору, но его святейшество улыбнулся и ответил: «Светлый Ард – тоже не детские ясли, однако Великодушный Господь позволяет своим детям там оставаться, несмотря на их проказы». – Диниван пошевелил густыми бровями. – С Ликтором трудно спорить.
– Кажется, вы сказали, – заговорила герцогиня, когда Эолейр рассмеялся, – что, когда вы встречались с королем, он сказал вам, что его дочь отправилась в Мермунд?
– Да, так и было, – ответил Диниван, сразу ставший более серьезным. – Он сказал, что она заболела и придворный лекарь порекомендовал ей морской воздух.
– Сожалею, – сказал Эолейр, глядя мимо герцогини на герцога и старого сэра Флуирена, которые негромко беседовали под шум ужина.
«Для столь утонченных людей, – подумал граф, – придворные Наббана слишком громко разговаривают за столом».
– Ну, – заявила Нессаланта, откидываясь на спинку стула, когда паж поспешил к ней с чашей воды для омовения пальцев, – это лишь доказывает, что нельзя заставлять людей делать то, чего они не хотят. Конечно, в жилах Мириамель течет кровь Наббана, а она солона, как море. Нас нельзя увозить с побережья. Человек должен оставаться там, где он родился.
«И что же, – подумал граф, – ты пытаешься мне сказать, моя обходительная леди? Что мне лучше вернуться в Эрнистир и оставить твоего мужа – и твое герцогство – в покое? Иными словами, быть рядом со своими людьми?»
Эолейр с тоской наблюдал за разговором Леобардиса и Флуирена. Он понимал, что им успешно манипулируют: сейчас он не мог игнорировать герцогиню и вступить в беседу герцога и старого рыцаря. Между тем Флуирен обрабатывал герцога, озвучивая уговоры Элиаса. Или угрозы? Нет, скорее всего, нет. Элиас не стал бы посылать достойного Флуирена, чтобы тот выполнял столь незавидную роль. Для таких целей у него имелся Гутвульф, Рука короля.
Эолейр смирился и вступил в легкую беседу с герцогиней, но мысли его находились далеко. Он не сомневался, что Нессаланте известно о его миссии, которую она не одобряет. Ее любимец Бенигарис весь вечер избегал Эолейра. Нессаланта была честолюбивой женщиной и, несомненно, считала, что Наббан находился бы в надежных руках, если бы оставался под властью Эркинланда – властного и тиранического Эркинланда, – а не язычников Эрнистира.
«И, – неожиданно понял Эолейр, – у нее есть собственная дочь, достигшая брачного возраста, леди Антиппа. Быть может, ее интерес к здоровью Мириамель не просто забота доброй тетушки о племяннице».
Эолейр знал, что дочь герцога Антиппа обручена с бароном Девасаллем, тщеславным молодым дворянином, который в данный момент соревновался в силе рук с Бенигарисом на дальнем конце стола, не обращая внимания на лужу разлитого вина. Возможно, Нессаланта имела другие, более амбициозные планы.
«Если принцесса Мириамель не захочет – или не сможет – выйти замуж… – размышлял Эолейр, – в таком случае герцогиня займется Фенгболдом, чтобы выдать за него дочь. Граф Фальшира более выгодная добыча, чем второсортный барон из Наббана. И герцог Леобардис будет надежно связан с Эркинландом».
Значит, сообразил граф, теперь следует беспокоиться о местонахождении не только Джошуа, но и Мириамель. Какая запутанная ситуация!
«Можно представить, как отнесся бы к этому Изгримнур с его постоянными сетованиями на интриги! Его борода начала бы дымиться!» – подумал Эолейр.
– Расскажите мне, отец Диниван, – попросил граф, поворачиваясь к священнику, – что говорит ваша святая книга об искусстве политики?
– Ну, – умное скромное лицо Динивана стало сосредоточенным, – в Книге Эйдона часто идет речь об испытании народов. – Он подумал еще немного. – Вот одна из моих любимых цитат: «Если твой враг приходит для беседы с мечом, открой ему дверь и говори, но держи свой меч наготове. Если же он будет безоружным, приветствуй его так же. Но если он явится с дарами, поднимись на стену и забросай его камнями». – Диниван вытер пальцы о черную сутану.
– Да, это действительно мудрая книга, – кивнул Эолейр.
Глава 23Обратно в сердце
Ветер швырял им в лица струи дождя, когда они в темноте бежали на восток, в сторону окутанного тенями подножия горы. Шум сражения в лагере Изгримнура приглушали раскаты грома.
Когда они пересекали мокрую равнину, паническое возбуждение Саймона начало спадать; ощущение исступленной энергии – казалось, он может бежать и бежать сквозь ночь, как олень, – исчезло, дождь и усталость брали свое. Через половину лиги он перешел на быстрый шаг, но вскоре и это давалось ему с трудом. В том месте, где костлявая рука сжимала его колено, сустав стал жестким, точно заржавевшая дверная петля; горло горело при каждом вдохе.
– Моргенес… тебя послал? – прокричал Саймон.
– Позднее, Саймон, – выдохнул Бинабик. – Все расскажу потом.
Они бежали дальше, спотыкались и падали на мокрую землю.
– Но тогда… – задыхаясь, спросил Саймон, – тогда скажи, что… это были за существа?
– Напавшие… на лагерь? – Даже на бегу тролль умудрился сделать странный жест пальцами у рта. – Буккены – «копатели», так их еще называют.
– Кто они такие? – спросил Саймон, и его рот едва не наполнился глиной после того, как он рухнул на землю.
– Они плохие. – Бинабик сделал гримасу. – Сейчас этого достаточно.
Они больше не могли бежать, перешли на шаг и продолжали идти до тех пор, пока солнце не показалось за облаками, словно свеча за серой простыней. Перед ними, на фоне бледного рассвета, стоял Вилдхельм, подобный склоненным спинам молящихся монахов.
В жалком убежище – среди гранитных валунов, стоявших среди моря травы и похожих на уменьшенную копию возвышавшихся вдалеке гор – Бинабик решил разбить нечто вроде лагеря. Походив вокруг камней, он нашел место, наиболее защищенное от постоянно менявшего направление дождя, помог Саймону забраться в щель между двумя стоявшими совсем рядом валунами, где юноша смог устроиться с минимальным комфортом. Саймон тут же заснул тяжелым сном смертельно уставшего человека.
Капли дождя соскальзывали с верхушек камней, когда Бинабик уселся на корточки, завернувшись в плащ мальчишки – тролль прихватил его вместе с другими вещами из аббатства Святого Ходерунда, – потом порылся в сумке, чтобы отыскать сушеной рыбы, которую тут же принялся жевать, и свои кости. Кантака вернулась, изучив окружающую местность, и улеглась, прижавшись к ногам Саймона. Тролль бросил кости, использовав сумку в качестве стола.
Тенистый путь. Бинабик горько улыбнулся. А потом Упирающийся баран, и снова Тенистый путь. Он выругался, тихо, но длинно – только глупец мог не обратить внимания на такое очевидное послание. Бинабик знал, что у него немало недостатков, бывало, что он совершал глупости, но здесь и сейчас не мог рисковать.
Он опустил меховой капюшон и улегся рядом с Кантакой. Для любого, кто проходил бы мимо – если бы он смог хоть что-то разглядеть в тусклом свете, когда в лицо хлещет дождь, – три путника показались бы ему немного странным коричневым мхом на подветренной стороне камней.
– Ну и что за игру ты со мной затеял, Бинабик? – мрачно спросил Саймон. – Откуда ты знаешь доктора Моргенеса?
За те несколько часов, что он спал, бледный рассвет превратился в холодный сумрачный день, у них не было костра или завтрака, которые изменили бы их положение к лучшему. Небо с нависавшими тучами казалось низким потолком.
– Я не играю в игры, Саймон, – ответил тролль.
Он промыл и забинтовал раны Саймона на шее и ногах, после чего терпеливо занялся лечением Кантаки. Только одна рана волчицы оказалась серьезной и глубокой – на одной из передних лап. Пока Бинабик счищал песок, Кантака нюхала его пальцы, доверчивая, как ребенок.
– Я не жалею о том, что ничего тебе не рассказал; если бы обстоятельства сложились иначе, я бы предпочел, чтобы ты ничего не знал. – Он втер лечебную мазь в лапу Кантаки и отпустил ее. Она сразу принялась вылизывать свои раны. – Я знал, что она так поступит, – с легким упреком сказал Бинабик, а потом осторожно улыбнулся. – Как и ты, она считает, что я плохо знаю свое дело.
Тут только Саймон сообразил, что бессознательно трогает свои повязки, и нахмурился.
– Ладно, Бинабик, просто расскажи мне все. Откуда ты знаешь Моргенеса? Откуда пришел на самом деле?
– Я сказал тебе правду, – возмущенно ответил тролль. – Я канук. И не просто знаю о Моргенесе. Я с ним встречался. Он хороший друг моего наставника. Они… соратники, так, я слышал, говорят просвещенные люди.
– Что это значит?
Бинабик прислонился к камню. Хотя в данный момент дождь не шел, холодный ветер был достаточной причиной, чтобы оставаться под укрытием камней. Саймону показалось, что тролль тщательно подбирает слова, и он подумал, что Бинабик выглядит уставшим, смуглая кожа слегка обвисла и стала более бледной, чем обычно.
– Во-первых, – наконец заговорил тролль, – тебе следует кое-что узнать о моем наставнике. Его звали Укекук. Он был… Поющим, так ты бы его назвал, нашей горы. Когда мы говорим Поющий, то имеем в виду не тех, кто просто поет, а того, кто помнит старые песни и мудрость. Как доктор и одновременно священник.
Укекук стал моим наставником, потому что старейшины кое-что во мне увидели. Я знал, что мне оказана огромная честь, ведь не каждому было дано разделить мудрость с Укекуком, – и три дня ничего не ел, когда мне об этом сообщили, чтобы достигнуть нужной чистоты духа. – Бинабик улыбнулся. – Когда я с гордостью объявил о своих подвигах новому наставнику, он ударил меня в ухо. «Ты слишком молод и глуп, чтобы сознательно голодать, – сказал он мне. – Это самон