оставим им след, по которому они будут нас преследовать. – Ему хотелось еще раз ударить по стволу, чтобы что-нибудь сломать. Глупо, глупо, глупо, проклятое приключение… чем оно теперь завершится?
Пока он сидел, не в силах справиться с яростью, Мария придвинулась к нему, подняла его руку и положила себе на плечи.
– Мне холодно, – только и сказала она.
Саймон устало наклонил к ней голову, и его глаза наполнились слезами разочарования и страха, когда он стал прислушиваться к приближавшемуся со стороны склона шуму. До них уже доносились голоса мужчин, которые переговаривались, стараясь перекричать собак. Он бы многое отдал, чтобы иметь меч! И пусть он не умеет им пользоваться, но ему удалось бы причинить врагу хотя бы какой-то вред перед тем, как они его схватят.
Саймон мягко снял руку Марии со своего плеча и наклонился вперед. Насколько он помнил, кожаный мешочек Бинабика лежал на дне сумки. Он взял ее и принялся на ощупь искать мешочек – на поляне стало совсем темно.
– Что ты делаешь? – прошептала Мария.
Саймон нашел то, что искал, и сжал пальцы. Шум частично доносился с севера, примерно на том же уровне на склоне, где они находились. Ловушка почти захлопнулась.
– Подержи Кантаку.
Он встал и прошел вдоль кустарника, пока не нашел ветку подходящего размера, более тяжелый конец которой был толще его руки, принес ее обратно, открыл мешочек с порошком Бинабика и аккуратно высыпал его на ветку.
– Я делаю факел, – сказал он, доставая кремний Бинабика.
– Но разве огонь не приведет их к нам? – спросила девушка, и в ее голосе прозвучало отстраненное любопытство.
– Я не стану его зажигать до самого последнего момента, – ответил Саймон, – но так у меня хотя бы будет чем… от них отбиваться.
Лицо девушки оставалось в тени, но Саймон чувствовал, что она на него смотрит. Она прекрасно понимала, сколько от этого будет пользы, но Саймон надеялся – и надежда была очень сильной, – что Мария понимает, зачем он так поступает.
Злобный лай собак был уже совсем рядом. Саймон слышал, как они продираются сквозь кусты и громко кричат охотники. Затем треск ломавшихся веток стал громче, прямо над ними, на склоне, он быстро приближался, и Саймон вдруг подумал, что для собак это слишком громкий шум. Он ударил кремнем по камню. Порошок вспыхнул на мгновение, но не загорелся. Должно быть, это скачут всадники. Подлесок трещал так, словно сквозь него ломился фургон.
Ну, загорайся, проклятье, загорайся!
Что-то продралось сквозь кустарник прямо над их убежищем. Мария схватила Саймона за руку так сильно, что ему стало больно.
– Саймон! – закричала она, в этот момент порошок загорелся, и на конце ветки заалело пламя.
Саймон вскочил на ноги, ему пришла в голову лишь одна идея – и он вытянул руку с зажатым в ней факелом, на конце которого полыхал огонь. Кто-то выскочил из-за деревьев, и Кантака с воем вырвалась из объятий Марии.
«Кошмар!» – только и успел подумать Саймон, поднимая факел, свет метнулся вверх и озарил удивленное существо, застывшее перед ним.
Это был великан.
В следующие ужасающие мгновения разум Саймона пытался осмыслить увиденное – огромное существо раскачивалось над ним в свете факела. Сначала ему показалось, что это медведь, потому что тело покрывал густой светлый мех. Но нет, ноги были слишком длинными, а руки с темной кожей похожи на человеческие. Лохматая макушка находилась на три локтя выше Саймона, когда великан наклонился вперед – с почти человеческого лица на юношу смотрели прищурившиеся глаза.
Теперь лай слышался со всех сторон, словно их окружали призрачные демоны, которые оглушительно выли. Зверь выбросил вперед длинную когтистую руку и содрал кожу с плеча Саймона, заставив его отступить назад – юноша едва не уронил факел. Мечущееся пламя на миг озарило Марию и ее широко раскрытые от ужаса глаза – она прижимала к себе неподвижное тело Бинабика, стараясь оттащить его в сторону. Великан открыл рот и загрохотал – только так можно было описать звуки, вырвавшиеся из его глотки, – и снова попытался достать Саймона. Юноша отпрыгнул, зацепился за что-то и упал, но прежде чем великан успел сделать шаг в его сторону, злобное рычание зверя превратилось в стон боли, и великан рухнул на землю.
Кантака укусила его за мохнатое колено, потом серая тень отскочила назад, приготовившись снова атаковать ноги великана. Зверь зарычал и попытался достать волчицу, но промахнулся. Однако его второй удар достал Кантаку, и она отлетела далеко в кусты.
Великан снова повернулся к Саймону, и, когда тот беспомощно поднял перед собой факел, ему удалось разглядеть отразившийся в черных глазах мерцающий свет, а в следующее мгновение из кустарника выскочили собаки, которые оглушительно лаяли, – казалось, ветер заиграл на зубцах тысяч башен. Они шипели, окружив великана, точно разгневанный океан, – казалось, собаки повсюду, они прыгали, кусали огромное чудовище, а он ревел громоподобным голосом и размахивал руками, и сломанные тела разлетались в разные стороны; одна из собак сбила Саймона на землю, факел выскользнул из его рук, но место убитых тут же заняла пятерка новых.
Пока Саймон полз к факелу, в его сознании мелькала череда безумных лихорадочных видений, но внезапно все вокруг озарил свет. Огромная фигура зверя с ревом металась по поляне, потом появились люди, ржали лошади. Темная тень перепрыгнула через Саймона, снова выбив из его рук факел. Лошадь тут же остановилась, всадник приподнялся над своим скакуном, длинное копье то появлялось в мерцающем свете факела, то исчезало. А в следующее мгновение копье превратилось в огромный черный гвоздь, торчавший из груди великана, который взревел напоследок и рухнул, чтобы моментально оказаться под живым одеялом из собачьих тел.
Всадник спешился. Мужчины с факелами пробежали мимо него, чтобы оттащить собак; свет факелов озарил лицо всадника, и Саймон сумел подняться на одно колено.
– Джошуа! – сказал он и упал вперед.
Последнее, что он увидел, было худое лицо принца, освещенное желтым светом факелов, и широко раскрытые, удивленные глаза.
Время шло своим путем, Саймон ненадолго приходил в себя, потом снова проваливался в темноту. Он лежал поперек лошади перед молчавшим мужчиной, от которого пахло кожей и потом, мужчина придерживал Саймона, а его лошадь медленно поднималась на Стайл. Копыта стучали по камню, и Саймон понял, что смотрит на раскачивающийся хвост идущей впереди лошади. Повсюду потрескивали горящие факелы.
Он искал Марию, Бинабика, остальных… где они?
Они въехали в туннель, и стук сердца Саймона отразился от каменных стен. Нет, стук копыт. Туннелю, казалось, не было конца.
Потом перед ними появилась огромная деревянная дверь в камне. Она медленно отворилась, свет факелов вырвался наружу, точно вода, пробившая дамбу, и Саймон увидел множество людей, выстроившихся у входа.
Они начали спускаться по длинному склону под открытым небом, лошади шли, выстроившись одна за другой, мерцавшая змея факелов извивалась, уходя вниз по тропе так далеко, насколько Саймон мог видеть. Вокруг была голая земля с железными кольями.
А под ними, на стенах горело множество факелов, часовые смотрели на процессию, спускавшуюся с гор. Перед ними появились каменные стены, которые то уходили вниз, то снова тянулись ввысь, а они продолжали спускаться по тропе. Ночное небо оставалось темным, как внутренности закрытой бочки, но присоленные звездами. Голова Саймона покачивалась, и он почувствовал, что погружается в сон – или в темное небо, отличить было трудно.
«Наглимунд», – подумал он, когда свет факелов плеснул ему в лицо, а люди на стенах закричали и запели. Потом свет начал отступать, и темнота накрыла его, как лавина эбеновой пыли.
Часть третьяСаймон Снежная прядь
Глава 30Тысяча гвоздей
Кто-то ломал дверь топорами – рубил, кромсал, разбивал на щепки древесину.
– Доктор! – закричал Саймон, садясь, – это солдаты! Пришли солдаты!
Но он находился вовсе не в покоях Моргенеса. Он был закутан в пропитавшиеся потом простыни и сидел на маленькой кровати в небольшой аккуратной комнате. Удары железа по дереву не прекращались; через мгновение дверь в комнату распахнулась, и шум стал еще громче. Незнакомое лицо заглянуло внутрь, бледный длинный подбородок, редкий плюмаж волос, таких же рыжих, как у самого Саймона, – в ярком сиянии солнца. Единственный глаз был голубым. Другой скрывала черная повязка.
– О! – сказал незнакомец. – Ты пришел в себя. Хорошо.
Судя по акценту, незнакомец был эркинландером с небольшой примесью северных низких тонов. Он закрыл за собой дверь, и в комнате сразу стало тише, шум снаружи перестал быть таким громким. Мужчина был одет в длинную серую сутану священника, болтавшуюся на худом теле.
– Меня зовут отец Стрэнгъярд. – Он уселся на стул с высокой спинкой рядом с Саймоном; кроме кровати в комнате стоял низкий столик, заваленный пергаментами и разными мелочами, другой мебели не было. – Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, лучше?
– Да… да, наверное. – Саймон огляделся по сторонам. – Где я?
– В Наглимунде, но ты и сам знаешь. – Отец Стрэнгъярд улыбнулся. – А точнее, в моей комнате… и в моей постели. – Священник поднял руку. – Надеюсь, кровать показалась тебе удобной. Тут все устроено не самым лучшим образом, но, Усирис, как глупо с моей стороны! Ты ведь много раз ночевал в лесу, не так ли? – Священник снова неуверенно улыбнулся. – Тут наверняка удобнее, чем там?
Саймон опустил ноги на холодный пол, обрадовавшись тому, что он в штанах, но слегка смущенный тем, что они явно принадлежали не ему.
– Где мои друзья? – На него вдруг обрушилась темная мысль, подобная туче. – Бинабик мертв?
Стрэнгъярд поджал губы, словно Саймон позволил себе богохульство.
– Мертв? Слава Усирису, нет, но он чувствует себя не лучшим образом, ему нехорошо.