Барон снова покачал головой, и его ожерелья тихонько зазвенели.
– Я в смущении, милорд, – ответил Девасалль. – Быть может, вы не знаете, что еще позавчера вечером я отправил своего самого быстро курьера с сообщением в Санцеллан Маистревис, в котором написал Леобардису, что вы, по моим представлениям, намерены сражаться, и ему следует выдвинуть войска для вашей поддержки.
– Что? – Изгримнур вскочил на ноги, и его удивление было столь же заметным, как у принца.
Оба наклонилась к Девасаллю, и на их лицах появилось выражение, как у людей, на которых напали ночью.
– Но почему вы мне ничего не сказали? – резко спросил Джошуа.
– Но, мой принц, я вам сказал, – фыркнул Девасалль, – во всяком случае, когда мне сообщили, что вас не следует беспокоить, я оставил вам послание, скрепленное моей печатью. Вы должны были его прочитать.
– Благословенные Усирис и мать его! – Джошуа хлопнул себя ладонью левой руки по бедру. – Тут я могу винить только самого себя, ведь ваше послание и сейчас лежит рядом с моей постелью. Деорнот принес его мне, но я ждал более спокойного момента. А потом, наверное, просто забыл. Впрочем, ничего страшного не случилось, и ваши новости превосходны.
– Так вы утверждаете, что Леобардис будет сражаться? – с подозрением спросил Изгримнур. – Но как вы можете быть уверены? Вы ведь и сами пребывали в сомнениях?
– Герцог Изгримнур, – голос Девасалля стал ледяным, – вы должны понимать, что я лишь исполнял свой долг. По правде говоря, герцог Леобардис уже давно симпатизирует принцу Джошуа. К тому же он опасается, что Элиас поведет себя слишком агрессивно. Наша армия уже несколько недель приведена в боевую готовность.
– Но тогда зачем он прислал вас? – спросил Джошуа. – Что рассчитывал узнать – ведь я все рассказал ему в своих посланиях?
– Герцог не искал новых сведений, – ответил Девасалль, – хотя здесь оказалось гораздо больше интересного, чем мы оба ожидали. Нет, он отправил меня сюда, чтобы произвести впечатление на некоторых людей в Наббане.
– У герцога есть противники среди его вассалов? – поинтересовался Джошуа, глаза которого заблестели.
– Конечно, – кивнул Девасалль, – но тут нет ничего удивительного… и вовсе не это послужило поводом для моей миссии. Дело в том, что существует источник скрытого сопротивления, который находится рядом с герцогом. – И, хотя в небольшом помещении находились только они трое, Девасалль на всякий случай огляделся по сторонам. – Его жена и сын противятся союзу с вами, – наконец закончил свою мысль Девасалль.
– Вы имеете в виду старшего сына, Бенигариса? – уточнил Джошуа.
– Да, в противном случае на моем месте был бы он или кто-то из младших сыновей. – Барон пожал плечами. – Бенигарису многое нравится в правлении Элиаса, как и герцогине Нессаланте… – Посол Наббана снова пожал плечами.
– И она также встала на сторону Верховного короля. – Джошуа горько улыбнулся. – Нессаланта умная женщина. Как жаль, что теперь ей придется поддержать решение мужа в выборе союзников. Возможно, ее интуиция окажется верной.
– Джошуа! – Изгримнур был шокирован.
– Я пошутил, старый друг, – ответил принц, но его выдало выражение лица. – Значит, герцог приведет свое войско, мой добрый Девасалль?
– Как только у него появится возможность, принц Джошуа. И с ним будут лучшие рыцари Наббана.
– И большой отряд копейщиков и лучников, я надеюсь. Да благословит всех нас Эйдон, барон.
Они с Изгримнуром попрощались и вышли в темный коридор, оставив за спиной яркие цвета покоев барона, словно сон, оборвавшийся перед пробуждением.
– По крайней мере, один человек из тех, кого я знаю, будет доволен, услышав эту новость, Изгримнур, – заметил принц.
Герцог вопросительно приподнял бровь.
– Моя племянница очень огорчилась, когда узнала, что герцог Леобардис не придет к нам на помощь. Ведь Нессаланта ее тетя. Мириамель порадует эта новость.
– Давайте ей расскажем, – предложил Изгримнур и, взяв Джошуа за локоть, повел в сторону двора. – Вероятно, она проводит время с придворными леди. Я устал от созерцания усатых солдат. Пусть я уже старик, но время от времени с удовольствием полюбуюсь на молодых леди.
– Так тому и быть, – с улыбкой согласился Джошуа, которого порадовало, что он снова видит прежнего Изгримнура. – А потом мы нанесем визит твоей жене и ты сможешь рассказать ей о своей неослабевающей любви к ней.
– Принц Джошуа, – заговорил Изгримнур, тщательно подбирая слова, – ты никогда не станешь слишком старым, чтобы я смог надрать тебе уши, и сейчас самое время узнать, так ли это.
– Не сегодня, – ухмыльнулся Джошуа. – Мне они потребуются, чтобы оценить то, что расскажет тебе сегодня Гутрун.
Ветер, шелестевший над водой, нес запах кипарисов. Тиамак вытер пот со лба и беззвучно возблагодарил Того Что Всегда Ступает по Песку за нежданный бриз. Когда он возвращался, проверив ловушки, Тиамак почувствовал, что Вранн окутал заряженный близкой грозой воздух: горячий и гневный, он пришел и не уйдет совсем, точно болотный крокодил, кружащий около давшей течь лодки.
И вновь Тиамак вытер насухо лоб и потянулся к чаше с чаем из желтокорня, который грелся на огненном камне. Пока потягивал напиток, не без боли в потрескавшихся губах, Тиамак размышлял о том, что делать дальше.
Его встревожило странное послание Моргенеса. В течение нескольких дней зловещие слова грохотали у него в голове, точно камушки в сухой тыкве, когда он направлял шестом свою лодку по мелким речушкам Вранна или по пути на рынок в Кванитупуле, торговой деревушке, пристроившейся вдоль речушки, вытекавшей из озера Эдне, куда он отправлялся во время каждой новой луны, чтобы, воспользовавшись своим необычным образованием у рыночных прилавков, помогать маленьким купцам враннам заключать сделки с торговцами из Наббана и Пердруина, которые часто посещали прибрежные поселения.
Трудное путешествие в Кванитупул было необходимо хотя бы для того, чтобы заработать несколько монет, а иногда и мешок риса. Рис служил дополнением к крабам, которые оказывались слишком глупыми или самоуверенными, чтобы не попасться в его ловушки. Однако таких предупредительных крабов оказывалось слишком мало, поэтому Тиамак, как правило, питался рыбой и кореньями.
Когда он сидел на корточках в своей построенной на сваях хижине, в сотый раз перечитывая тревожное послание Моргенеса, он подумал о шумных гористых улочках Ансис Пелиппе, столицы Пердруина, где когда-то познакомился со старым доктором.
В такой же степени, как шум и спектакли в огромном торговом порту, в сто, нет, во много сотен раз больше Кванитупула – факт, в который никогда не поверят его собратья вранны, провинциальные, ползающие по песку деревенщины, – Тиамак помнил миллионы постоянно менявшихся запахов: плывущий со стороны причалов влажный аромат соли, приправленный душком рыбацких лодок; костров на улицах, где бородатые мужчины жарили баранину; мускусный запах стучавших копытами лошадей с гордыми всадниками, купцами и солдатами, заставлявшими прохожих разбегаться во все стороны; и, конечно, одуряющий дух шафрана, галинсоги и корицы, наполнявшие Округ Специй, будто мимолетные экзотические соблазны.
Воспоминания вызвали у Тиамака такой голод, что он едва не расплакался, но заставил себя успокоиться. Ему предстояло довести до конца работу, и он не мог отвлекаться на зов плоти. Моргенес в нем нуждался, и Тиамаку следовало подготовиться.
На самом деле, много лет назад в Пердруине именно еда привлекла к нему внимание Моргенеса. Доктор, который отправился на поиски аптекарских снадобий в лавках Ансис Пелиппе, столкнулся и едва не сбил с ног юношу вранна, так неотрывно молодой Тиамак смотрел на марципаны на лотке пекаря. Доктора позабавил и заинтриговал мальчик с болот, оказавшийся так далеко от дома, а его извинения поразили Моргенеса старательно выученными идиомами Наббана. Когда Моргенес узнал, что мальчик пришел в столицу Пердруина, чтобы учиться у братьев усирианцев, и стал первым в своем поселении, кто осмелился покинуть болотистый Вранн, он купил ему большую порцию марципана и чашку молока. С того момента Моргенес стал богом для ошеломленного Тиамака.
Грязный кусок пергамента, лежавший перед ним, копия исходного сообщения, которое развалилось на части от бесконечного перечитывания, тоже стала малопонятной. Тиамак смотрел на нее столько раз, что это уже не имело значения. Он даже перевел послание в исходный шифр и заново расшифровал, чтобы убедиться, что не пропустил никаких мелких, но важных деталей.
«Вне всякого сомнения, наступило время Звезды Завоевателя… – так написал доктор, предупреждая, что, скорее всего, на длительное время это будет его последним письмом к Тиамаку, но потребуется его помощь. Моргенес сообщал: – …если определенные ужасные вещи, на которые – так говорят – намекает печально известная и потерянная книга, написанная священником Ниссесом…».
Когда Тиамак в первый раз отправился в Кванитупул после получения послания, принесенного воробьем, он спросил у Миддастри, купца из Пердруина, с которым иногда пил пиво, что за ужасные события произошли в Эрчестере, эркинландском городе, где жил Моргенес. Миддастри ответил, что он слышал о конфликте Верховного короля Элиаса и короля Эрнистира Ллута, но все говорят про ссору между Элиасом и его братом принцем Джошуа, а больше купец ничего не знал. Тиамак, который после получения письма от Моргенеса ожидал более серьезных и скорых опасностей, почувствовал себя лучше. И все же послание доктора продолжало его мучить.
«Печально известная потерянная книга…» Как Моргенес сумел узнать его тайну? Тиамак никому о ней не рассказывал; он хотел сделать сюрприз доктору, планируя навестить его следующей весной, когда собирался впервые двинуться на север от Пердруина. А теперь получалось, что Моргенес что-то знает о его призе – но почему он ничего не написал? Почему только намекал, говорил загадками и подсказывал, точно краб, осторожно вытаскивающий рыбью голову из одной из ловушек Тиамака?