хикка ста’йа, – ваш народ редко делал добро нам.
– Здесь я должен возразить вам, принц Джирики, – ответил Бинабик, усаживаясь на плоский камень рядом с огнем. – Из всех ситхи ваша семья знает, что мы, кануки, никогда не причиняли вам вреда.
Джирики посмотрел сверху вниз на маленького мужчину, и черты его напряженного лица заметно расслабились.
– Ты поймал меня на неучтивости, Бинбиникгабеник, – признал Джирики. – После людей Запада, которых мы знали лучше всего, когда-то мы любили кануков.
Бинабик поднял голову, и на его круглом лице появилось удивление.
– Откуда вам известно мое полное имя? Я его не упоминал, и его не знают мои спутники, – сказал тролль.
Джирики рассмеялся, звук был шипучим, но, странным образом, веселым, без малейшей фальши. И в этот момент Саймон почувствовал к ситхи внезапную симпатию.
– О, тролли, – сказал принц, – тому, кто путешествует так много, не следовало удивляться, что его имя нам известно. Как ты думаешь, кто из кануков, кроме тебя и твоего наставника, когда-либо видел южные горы?
– Вы знали моего наставника? Теперь он мертв. – Бинабик снял перчатки и принялся разминать пальцы.
Саймон и остальные принялись искать места у огня.
– Он знал нас, – сказал Джирики. – Разве не он научил тебя нашему языку? Ты ведь упоминал, Ан’наи, что тролль говорил с тобой на нашем языке?
– Да, мой принц, – подтвердил Ан’наи. – И почти всегда правильно.
Бинабик покраснел, довольный и смущенный одновременно.
– Укекук немного меня учил, но он никогда не рассказывал, где сам овладел вашим языком. И я решил, что Укекука обучал его наставник, – признался Бинабик.
– Ну, рассаживайтесь поудобнее, – сказал Джирики, жестом предлагая Эйстану, Слудигу и Гриммрику присесть у огня, последовав примеру Саймона и Бинабика.
Они осторожно подошли, точно собаки, опасающиеся наказания, и сели поближе к огню. Несколько ситхи принесли подносы из полированного дерева с изящной резьбой, на которых стояло самое разное угощение: масло и темно-коричневый хлеб, круг резкого соленого сыра, маленькие красные и желтые фрукты, Саймон таких не видел прежде. Кроме того, они добавили несколько чаш вполне узнаваемых ягод и даже груду медовых сот. Когда Саймон потянулся и взял сразу два куска сотов, Джирики мелодично рассмеялся, напомнив ему тихий щебет сойки с далекого дерева.
– Повсюду зима, – сказал Джирики, – но пчелы не знают об этом в защищенном постоянстве Джао э-тинукай’и. Бери, сколько захочешь.
Тюремщики превратились в хозяев, они потчевали гостей незнакомым, но крепким вином, наполняя деревянные кубки из каменных кувшинов. «Возможно, перед едой следовало вознести какую-то молитву», – подумал Саймон, но ситхи уже начали трапезу. Эйстан, Слудиг и Гриммрик с тоской озирались по сторонам, им очень хотелось начать есть, но их переполняли страх и недоверие. Они внимательно наблюдали за Бинабиком, который откусил кусок хлеба, намазанный маслом. Еще через несколько мгновений, убедившись, что он не только жив, но и продолжает энергично жевать, решили, что могут атаковать угощение, что и сделали с энтузиазмом освобожденных пленников.
Вытирая с подбородка мед, Саймон замер, наблюдая за ситхи. Они ели медленно, иногда несколько долгих мгновений смотрели на зажатую в пальцах ягоду и лишь потом отправляли ее в рот. Разговоров практически не было, но, когда кто-то из них что-то произносил на своем текучем языке или пропевал несколько фраз, остальные слушали. Чаще всего никто не отвечал, но если у кого-то находился ответ, его также слушали все. Они часто тихо смеялись, но никто не кричал и не спорил, и Саймон ни разу не видел, чтобы кого-то перебили.
Ан’наи сел так, чтобы оказаться рядом с Саймоном и Бинабиком. Один из ситхи с серьезным видом сделал заявление, которое вызвало смех у остальных. Саймон попросил Ан’наи, чтобы тот объяснил смысл шутки.
Ситхи в белой куртке выглядел слегка смущенным.
– Кендрайа’аро сказал, ваши друзья едят так, словно опасаются, что еда может от них сбежать. – Он указал в сторону Эйстана, который двумя руками запихивал еду в рот.
Саймон не совсем понял, что имел в виду Ан’наи – они же наверняка встречали голодных людей? – однако улыбнулся.
Когда трапеза подошла к концу, а неистощимая винная река раз за разом наполняла деревянные кубки, риммер и два эркинландера начали получать удовольствие от происходящего. В какой-то момент Слудиг встал с плескавшимся в кубке вином и произнес искренний тост за новых друзей. Джирики улыбнулся и кивнул, Кендрайа’аро напрягся, а когда Слудиг запел старинную застольную песню Севера, дядя принца незаметно отошел в угол просторной пещеры и начал смотреть в пульсировавшую воду ярко освещенного пруда.
Остальные ситхи смеялись, когда Слудиг пел припев своим пронзительным голосом и раскачивался в пьяном ритме, изредка принимаясь перешептываться. Слудиг, Эйстан и Гриммрик казались счастливыми, и даже Бинабик улыбался, доедая грушу, но Саймон слышал завораживающую музыку ситхи и испытал стыд за своего спутника, словно Слудиг был ярмарочным медведем, танцующим за объедки на Главной улице города.
Понаблюдав за происходящим, Саймон встал и вытер руки о рубашку. Бинабик последовал за ним и попросил разрешения спуститься вниз, чтобы навестить Кантаку. Трое их спутников уже оглушительно хохотали, обмениваясь – тут Саймон не сомневался – пьяными солдатскими шутками. Он подошел к стене, чтобы взглянуть на диковинные светильники. Неожиданно они напомнили ему сияющий кристалл, который дал ему Моргенес – возможно, его тоже сделали ситхи? – и почувствовал холод и боль в сердце. Взяв в руки один из светильников, Саймон увидел слабую тень костей руки, словно его плоть была лишь мутной водой. Но сколько Саймон ни смотрел, он не мог понять, каким образом пламя оказалось в прозрачном кристалле.
Он почувствовал чей-то взгляд и оглянулся. Джирики смотрел на него, и огонь отражался в его кошачьих глазах. Удивленный Саймон вздрогнул; принц кивнул.
Эйстану вино настолько ударило в его лохматую голову, что он вызвал одного из ситхи – того, что Ан’наи назвал Ки’ушапо, – помериться силой рук. Ки’ушапо с желтой косой, одетому в черное и серое, пришлось выслушать пьяные советы Гриммрика. Худощавый эркинландер считал, что его помощь необходима: ситхи был на голову ниже Эйстана и весил чуть ли не в два раза меньше. Когда ситхи со смущенным лицом наклонился над гладким камнем, чтобы сжать широкую ладонь Эйстана, Джирики встал и изящной походкой направился мимо них, к Саймону.
«Как же трудно, – подумал Саймон, – привыкнуть к мысли, что это уверенное, умное существо попалось в ловушку лесника». Тем не менее, когда Джирики наклонял голову определенным образом или сгибал длинные пальцы, Саймон видел силу дикого зверя, что пугало его и завораживало. И всякий раз, когда пламя отражалось в янтарных глазах с золотыми блестками, они сияли, точно древние самоцветы на темной земле леса.
– Пойдем, Сеоман, – сказал ситхи, – я кое-что тебе покажу.
Он взял юношу под руку и повел к пруду, где, опустив пальцы в воду, сидел Кендрайа’аро. Когда они проходили мимо огня, Саймон обратил внимание на то, что состязание в силе рук в самом разгаре. Противники отчаянно боролись, никто пока не получил преимущества, но на лице Эйстана застыла гримаса напряжения. Стройный ситхи, наоборот, сохранял полную невозмутимость, хотя его рука слегка подрагивала. Саймон решил, что у Эйстана совсем немного шансов на победу. Слудиг, разинув рот, смотрел, как маленький ставит в трудное положение большого.
Джирики произнес несколько слов на мелодичном языке, обращаясь к дяде, но Кендрайа’аро не ответил: его лишенное возраста лицо застыло, точно запертая дверь. Саймон последовал за принцем вдоль стены пещеры, а через мгновение на глазах у пораженного Саймона Джирики исчез.
Однако он всего лишь перешел в другой туннель, который сворачивал за водоводом маленького водопада. Саймон пошел за ним, туннель начал уходить вверх, появились грубые каменные ступени, освещенные рядом светильников.
– Пожалуйста, следуй за мной, – сказал Джирики, который начал подниматься.
Саймону показалось, что они забрались довольно высоко, спиральная лестница была длинной. Наконец они миновали последний светильник, некоторое время продолжали осторожное движение вперед в полумраке, и Саймон увидел, что над ними сияют звезды. А еще через несколько мгновений коридор стал шире, и они оказались в небольшой пещере, один из концов которой открывался в ночное небо.
Саймон последовал за Джирики к краю пещеры – каменной стене, доходившей ему до пояса. Скала здесь круто уходила вниз: десять локтей до вершин вечнозеленых деревьев и еще пятьдесят до покрытой снегом земли. Ночь выдалась ясной, звезды ярко сияли на темном небе, их окружал лес, полный невероятных тайн.
Они немного постояли молча, глядя в небо.
– Я обязан тебе жизнью, мальчик, – наконец, заговорил Джирики. – Не беспокойся, я не забуду.
Саймон ничего не ответил, опасаясь разрушить магию момента, позволившего ему в лесной ночи быть шпионом в темном саду Бога. Послышался крик совы.
Они еще некоторое время помолчали, потом ситхи легко коснулся руки Саймона и кивнул в сторону безмолвного океана деревьев.
– Там, к северу, под Посохом Лу’йаса… – Он указал на линию, которую образовали три звезды в нижней части бархатного неба. – Ты видишь очертания гор?
Саймон посмотрел в указанном направлении и подумал, что видит слабое сияние над тусклой линией горизонта, едва заметный намек на огромные белые очертания, так же далеко, как лунный свет, что озарял деревья и заснеженную землю под ними.
– Думаю, да, – тихо ответил он.
– Вот куда вам следует идти, – продолжал Джирики. – Пик, который люди называют Урмшейм, находится в той стороне, хотя потребуется более ясная ночь, чтобы как следует его разглядеть. – Он вздохнул. – Твой друг Бинабик говорил сегодня о потерянном Тумет’айе. Когда-то его можно было увидеть отсюда, вон там, на востоке, – Джирики указал в темноту, – прямо отсюда, но