– Здесь наше оружие, Бинабик! – сказал Саймон. – Как оно сюда попало?
Ки’ушапо заговорил медленно, словно обращался к ребенку.
– Мы отнесли оружие сюда после того, как забрали его у тебя и твоих спутников. Здесь сухо, и его никто не возьмет.
Саймон с подозрением посмотрел на ситхи.
– Я думал, вы не можете прикасаться к железу – что оно для вас яд! – Он замолчал, опасаясь, что оказался на запретной территории, но Ки’ушапо лишь переглянулся со своим молчаливым спутником.
– Значит, вы слышали легенды о Днях Черного железа, – сказал он. – Да, прежде так было, но мы пережили те времена и многому научились. Теперь мы знаем, какую воду и из каких источников нужно пить, чтобы на некоторое время, не причиняя себе вреда, брать в руки железо смертных. Как вы думаете, почему мы позволили вам сохранить кольчуги? Но, конечно, железо нам не нравится, мы его не используем… и стараемся к нему не прикасаться, если в этом нет необходимости. – Он посмотрел на Бинабика, который продолжал рыться в седельных сумках. – Мы вас оставим, чтобы вы продолжили поиски, – добавил ситхи. – Вы увидите, что все осталось на своих местах, – во всяком случае, то, что у вас имелось, когда вы попали к нам.
Бинабик поднял голову.
– Я в этом не сомневаюсь, – сказал он. – Я тревожусь из-за вещей, которые мы могли потерять во время вчерашней схватки.
– Конечно, – ответил Ки’ушапо.
Он и молчаливый Сиянди вышли из пещеры.
– Вот! – наконец сказал Бинабик, держа в руке мешочек, который позвякивал, как кошелек, полный золотых империалов. – Теперь можно не волноваться. – Он убрал мешочек обратно в седельную сумку.
– А это что? – спросил Саймон, которому надоело задавать бесконечные вопросы.
Бинабик хитро усмехнулся.
– Еще несколько фокусов кануков, которые очень скоро окажутся полезными. Пойдем, нам пора возвращаться. Когда остальные проснутся с похмельем после вчерашней выпивки, они могут испугаться и совершить глупые поступки.
Во время недолгого обратного путешествия их отыскала Кантака, ее пасть и нос были в крови какого-то несчастного животного. Она пробежала немного вперед, потом остановилась, принюхалась, и ее шерсть встала дыбом. Волчица опустила голову, снова принюхалась и поспешила вперед.
Джирики и Ан’наи стояли рядом с Кендрайа’аро. Принц сменил белое одеяние на сине-коричневую куртку, в руке он держал высокий лук без натянутой тетивы, а за спиной у него висел колчан, полный стрел с коричневым оперением.
Кантака бегала вокруг ситхи, рыча и принюхиваясь, но ее хвост метался в воздухе, словно она приветствовала старых знакомых. Она помчалась в сторону спокойных ситхи, потом с низким урчанием метнулась обратно, встряхивая головой, словно ломая шею кролику. Когда Бинабик и Саймон присоединились к веселью, она задержалась рядом с ними, коснулась черным носом руки тролля и вновь начала возле них кружить.
– Все твои вещи в порядке? – спросил Джирики.
Бинабик кивнул.
– Да, совершенно точно, – сказал он. – Спасибо, что позаботились о наших лошадях.
Джирики небрежно махнул тонкой рукой.
– И что вы намерены делать теперь? – спросил ситхи.
– Думаю, нам пора снова отправляться в путь, – ответил тролль и, прикрыв глаза ладонью, посмотрел на серо-голубое небо.
– Но только не сегодня, – сказал Джирики. – Отдохните день, разделите с нами еще одну трапезу. Нам нужно о многом поговорить, а завтра с рассветом уйдете.
– Вы… и ваш дядя… очень добры к нам, принц Джирики. И оказали честь. – Бинабик поклонился.
– Мы больше не добрая раса, Бинбиникгабеник, какой были когда-то, но учтивы. Пойдем.
После превосходной трапезы, состоявшей из хлеба, сладкого молока и замечательного, необычного и острого супа, сваренного из орехов и снежных цветов, они провели долгий день в тихих разговорах и песнях, время от времени погружаясь в короткий сон.
Однако Саймон спал не слишком глубоко, ему снилась Мириамель, стоявшая на поверхности океана, словно на полу из неровного зеленого мрамора, она манила его к себе. Саймон увидел яростные, черные тучи на горизонте и крикнул, рассчитывая предупредить Мириамель. Но принцесса его не услышала из-за ветра, набиравшего силу, только улыбнулась и снова поманила. Он знал, что не справится с волнами, но нырнул, чтобы доплыть до нее, и почувствовал, как холодная вода тащит его вниз, затягивая все глубже и глубже…
Когда Саймон, наконец, избавился от этого сна, день уже клонился к вечеру. Колонны света потускнели и наклонились вниз, словно были пьяны. Ситхи зажигали светильники в нишах, но даже глядя на них Саймон не мог понять, что служило источником света: после того как светильники ставили на места, они просто начинали испускать мягкий рассеянный свет.
Саймон присоединился к своим спутникам, сидевшим вокруг каменного стола у огня. Они были одни: ситхи, пусть и гостеприимные, тем не менее предпочитали собственную компанию и расположились в разных частях пещеры.
– Парень, – сказал Эйстан, – мы уже начали опасаться, что ты проспишь весь день.
– Я бы тоже не просыпался, если бы съел столько хлеба, сколько он, – заявил Слудиг, который чистил ногти деревянной щепкой.
– Мы договорились, что выступим завтра рано утром, – сказал Бинабик. Гриммрик и Эйстан кивнули. – Нет никакой уверенности, что мягкая погода продержится долго, а нам предстоит долгий путь.
– Мягкая погода? – сказал Саймон, хмуро посмотрев на свои затекшие ноги. – Но снегопад не прекращается.
Бинабик рассмеялся.
– Хо, друг Саймон, поговори с обитателем снегов, если хочешь узнать, что такое холодная погода. Здесь все напоминает весну кануков, когда мы резвимся нагишом в снегах Минтахока. Ну, а когда мы доберемся до гор, должен с сожалением признать, ты узнаешь, что такое настоящий холод.
«Однако он выглядит так, словно его это совершенно не огорчает», – подумал Саймон.
– Ну, и когда мы выходим? – спросил он.
– Как только на востоке появится первый свет, – сказал Слудиг. – И чем раньше, – добавил он, со значением глядя на необычных хозяев, – тем лучше.
Бинабик посмотрел на него и повернулся к Саймону.
– Значит, сегодня вечером нам нужно привести в порядок наши вещи.
Неожиданно, словно из воздуха, появился Джирики и присел рядом с ними у огня.
– Как раз об этом я и хотел с вами поговорить, – сказал принц.
– Надеюсь, наш уход не является проблемой? – спросил Бинабик, и веселое выражение его лица не смогло скрыть некоторой тревоги.
Эйстан и Гриммрик были явно обеспокоены, а Слудиг и вовсе выглядел недовольным.
– Думаю, нет, – ответил ситхи. – Но есть некоторые вещи, которые я бы хотел отправить с вами. – Он засунул руку с длинными пальцами внутрь своего одеяния и быстрым, изящным движением достал Белую Стрелу Саймона.
– Она твоя, Сеоман, – сказал Джирики.
– Что? Но стрела… она же ваша, принц Джирики.
Ситхи приподнял голову, словно прислушивался к дальнему зову, потом вновь опустил взгляд.
– Нет, Сеоман, она не принадлежит мне до тех пор, пока я ее не заслужу – жизнь за жизнь. – Он взял стрелу двумя руками, как струну, и лившийся сверху косой свет озарил сложный узор на древке.
– Я знаю, что ты не можешь прочитать эту надпись, – медленно заговорил Джирики, – но я открою тебе, что это Слова Создания, выведенные на стреле самим Виндаомейо Лучником в далеком-далеком прошлом, еще до того, как Первые люди разделились на три племени. Стрела в такой же мере часть моей семьи, как если бы ее сделали из моих костей и сухожилий, и в той же степени является частью меня. Мне нелегко с ней расставаться – лишь немногие смертные держали в руках Sta’ja Ame, – и я совершенно точно не могу забрать ее обратно, пока не расплачусь по долгу, который она означает. – С этими словами он протянул стрелу Саймону, пальцы которого дрогнули, когда коснулись гладкого древка.
– Я… не понимаю… – пробормотал он, почувствовав, что у него появились новые обязательства, и пожал плечами, не в силах продолжать.
– Итак, – сказал Джирики, поворачиваясь к Бинабику и остальным. – Моя судьба, как говорите вы, смертные, оказалась странным образом связана с этим юношей. И вас не должно удивить то, что еще я отправлю с вами в ваше необычное и, скорее всего, бесплодное путешествие.
– Что вы имеете в виду, принц? – спросил через некоторое время Бинабик.
Джирики улыбнулся довольной кошачьей улыбкой.
– Себя, – ответил он. – Я пойду с вами.
Молодой копейщик ждал несколько долгих секунд, не решаясь прервать размышления принца. Джошуа смотрел вдаль, костяшки его пальцев побелели, так сильно он сжимал парапет западной стены Наглимунда.
Наконец принц заметил постороннее присутствие, повернулся, и его лицо оказалось таким противоестественно бледным, что солдат даже сделал шаг назад.
– В-ваше высочество?… – спросил он, чувствуя, что ему трудно смотреть принцу в глаза.
«Взгляд принца, – подумал солдат, напоминает глаза раненой лисицы перед тем, как ее растерзали собаки».
– Пришли мне Деорнота, – сказал принц и заставил себя улыбнуться, что напугало молодого солдата еще сильнее. – И Ярнаугу – риммера. Ты его знаешь?
– Думаю, да, в-ваше высочество. Он с одноглазым отцом Стрэнгъярдом в библиотеке, – доложил солдат.
– Вот и хорошо, – сказал Джошуа, повернув лицо к небу, на чернильную массу туч, словно это открытая книга пророчеств.
Копейщик колебался, не понимая, может ли он уйти, потом повернулся.
– Послушай, – сказал принц, остановив солдата на первом шаге.
– Ваше высочество?
– Как тебя зовут? – С тем же успехом принц Джошуа мог обращаться к небу.
– Остраэль, ваше высочество… Остраэль, сын Фирсфрама… из Ранчестера.
Принц бросил на него быстрый взгляд и вновь стал смотреть на темный горизонт, казалось, начертанный неумолимой рукой.
– Когда ты в последний раз был в Ранчестере, мой добрый солдат?
– Во время праздника Элизии, принц Джошуа, но я посылаю им половину своего заработка. – Принц поправил высокий воротник и кивнул, словно услышал нечто мудрое. – Очень хорошо… Остраэль, сын Фирсфрама. Иди и позови ко мне Деорнота и Ярнаугу. Иди.