Вскоре на стене осталась лишь пара истекавших кровью солдат в красно-синей форме. Защитники сумели сбросить последние три лестницы, а Гримстед приказал подкатить громадный валун, чего не успели сделать до начала атаки. Теперь они столкнули его вниз, и камень рухнул на лестницы, превратив их в щепки и прикончив одного из вражеских солдат, сидевшего там, где упал камень.
Один из защитников стены, молодой бородатый солдат, с которым Деорнот как-то раз играл в кости, упал замертво, когда ему сломали шею краем щита. Четверо воинов сэра Гримстеда тоже погибли и теперь лежали, как сорванные ветром пугала, рядом с семью солдатами из Селлодшира, которые также не пережили схватку.
Деорнот чувствовал последствия удара в живот, полученного во время схватки, и стоял, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя, когда к нему, хромая, подошел лишившийся пары зубов и с рваной раной на ноге Гримстед.
– Семь трупов здесь, и еще полдюжины рухнули со стены, – сказал рыцарь, с удовлетворением глядя на валявшиеся под стеной тела. – Ты потерял гораздо больше людей, чем мы, король Элиас.
Деорнот чувствовал тошноту, а ушибленное плечо пульсировало от боли, словно в него забили гвоздь.
– Но у короля… намного больше солдат, – ответил Деорнот. – Он может… позволить себе такие потери, они для него, как кожура от яблок.
Он понял, что сейчас его стошнит, и направился к краю стены.
– Яблочная кожура… – повторил он и наклонился над парапетом; он испытывал слишком сильную боль, чтобы чувствовать стыд.
– Прочитайте еще раз, пожалуйста, – тихо сказал Ярнауга, глядя на свои переплетенные пальцы.
Отец Стрэнгъярд поднял взгляд, открыв уставший рот, чтобы задать вопрос. Но в этот момент мощный удар снаружи вызвал панику на лице одноглазого священника, и он быстро изобразил символ Дерева на груди.
– Камни, – сказал он, и его голос стал пронзительным. – Они бросают через стену камни! Не следует ли нам… может быть?…
– Люди, сражающиеся наверху, также подвергаются опасности, – сурово сказал старый риммер. – Мы здесь, потому что именно тут принесем больше пользы. Наши друзья ищут меч на белом Севере, им всем грозит смерть. Другой меч находится в руках врага, осаждающего наши стены. У нас осталась слабая надежда узнать, что случилось с клинком по имени Миннеяр, который принадлежал королю Фингилу, – только у нас есть такой шанс. – Выражение его лица смягчилось, когда он посмотрел на встревоженного Стрэнгъярда. – Те немногие камни, что способны долететь до внутренней части цитадели, должны сначала преодолеть высокую стену перед этой комнатой. Нам едва ли грозит опасность. А теперь, пожалуйста, еще раз прочитайте отрывок. В нем есть нечто неуловимое, но оно мне кажется важным.
Высокий священник некоторое время смотрел на страницу, в комнате наступила тишина, и лишь волны криков и призывов, смягченных расстоянием, долетали до них через окно, подобно туману. Губы Стрэнгъярда дрогнули.
– Читайте, – повторил Ярнауга.
Священник откашлялся.
– «…И тогда Джон направился в туннели под Хейхолтом – окутанные паром переходы и покрытые испариной коридоры, оживленные дыханием Шуракаи. Вооруженный лишь щитом и копьем, чувствуя, как дымится кожа его сапог, он приближался к логову огненного дракона и, вне всякого сомнения, испытывал такой страх, какой ему больше не доведется пережить за всю дальнейшую долгую жизнь…»
Стрэнгъярд прервал чтение.
– Какая в этом польза, Ярнауга? – спросил он. Что-то ударило в землю где-то рядом, словно упал гигантский молот. Стрэнгъярд стоически его проигнорировал. – Вы хотите… чтобы я продолжал? И прочитал описание схватки короля Джона с драконом?
– Нет, – Ярнауга махнул шишковатой рукой. – Перейдите к концу отрывка.
Священник аккуратно перевернул несколько страниц.
– «…Так он снова вышел на свет, несмотря на то, что не надеялся его увидеть. Те немногие, что остались у входа в пещеру, что само по себе было актом великой храбрости – кто мог знать, что произойдет у двери, ведущей в туннель разгневанного дракона? – кричали и ругались от радостного удивления, когда Джон Варинстен появился из логова дракона, и испытали потрясение, разглядев массивный изогнутый коготь, который он нес на окровавленном плече.
Они с криками выскочили перед ним на дорогу и повели его лошадь в Эрчестер, где жители подходили к окнам и выбегали на улицы. Поговаривали, что те, кто громче всех предсказывали Джону чудовищную смерть и ужасные последствия для себя из-за действий молодого рыцаря, изо всех сил прославляли его величайший подвиг. По мере того как распространялась весть о победе, ряды ликовавших горожан увеличивались – люди бросали цветы на дорогу перед Джоном, который ехал, подняв перед собой Сияющий Коготь, словно факел, по городу, принадлежавшему теперь ему…»
Вздохнув, Стрэнгъярд бережно сложил страницы манускрипта в коробку из кедра, которую нашел специально для него.
– Чудесная и пугающая история, я бы так сказал, Ярнауга, и Моргенес… да, он замечательно все излагает – но какая в том польза для нас? – со всем уважением, как вы понимаете.
Ярнауга нахмурился, глядя на шишковатые костяшки собственных пальцев.
– Я не знаю, но тут что-то есть. Доктор Моргенес, хотел он того или нет, заложил в свое описание какое-то важное сообщение. Небо, тучи и камни! Я почти могу это потрогать! И чувствую себя слепым!
В окно проникла новая волна шума: громкие, тревожные крики, потом позвякивание массивных доспехов, мимо пробежал отряд стражи.
– Я не думаю, что у нас осталось много времени для размышлений, Ярнауга, – наконец сказал Стрэнгъярд.
– Как и я, – ответил старый риммер, который принялся тереть глаза.
Весь день армия короля Элиаса, точно прилив, атаковала каменные стены Наглимунда. Слабый солнечный свет отражался от полированного металла, когда волна за волной солдат в полных доспехах неслась к лестницам лишь для того, чтобы защитники города отбросили их прочь. Тут и там силы короля находили небольшие бреши в рядах суровых мужчин и враждебного камня, но всякий раз их заставляли отступить. Толстый Ордмаэр, барон Уттерсалля, защищал такую брешь несколько минут, схватившись врукопашную с солдатами в доспехах, без конца поднимавшимися по лестницам, прикончил четверых и удерживал остальных, пока не пришла помощь, но во время схватки получил смертельную рану.
Сам принц Джошуа привел отряд стражников, уничтожил лестницу и очистил от врагов весь участок стены. Меч принца Найдел, словно луч солнечного света, проникающего сквозь листву, наносил стремительные удары, разил одного врага за другим, пока они бессильно и неуклюже размахивали палашами и кинжалами.
Принц заплакал, когда нашли тело Ордмаэра. У них всегда были напряженные отношения, но Ордмаэр принял героическую смерть, и его гибель в разгар сражения заставила Джошуа подумать о тех, кто сегодня расстался с жизнью – копейщиках, лучниках и пехотинцах с обеих сторон, умиравших и залитых собственной кровью под холодными, затянутыми тучами небесами. Принц приказал отнести большое тяжелое тело барона в часовню замка, и стражники, безмолвно ругаясь, подчинились.
Когда покрасневшее солнце начало клониться к западному горизонту, появилось ощущение, что армия короля Элиаса устала: их попытки подвести осадные башни вплотную к стенам Наглимунда стали не слишком уверенными, штурмующие бросали лестницы при первых же попытках сопротивления осажденных. Эркинландерам было трудно убивать эркинландеров даже по приказу Верховного короля. И еще труднее, когда братья эркинландеры сражались, точно барсуки, защищающие свою нору.
Когда солнце зашло, со стороны палаток над полями поплыл скорбный зов горна, и солдаты Элиаса стали отступать, унося с собой раненых и множество мертвецов, оставив накрытые шкурами осадные башни и другие машины дожидаться сигнала к утренней атаке Наглимунда. А когда горн прозвучал снова, начали громко бить барабаны, словно напоминая защитникам города, что королевская армия, как зеленый океан, способна посылать все новые и новые волны атакующих. Казалось, барабаны говорили, что рано или поздно даже самый упрямый камень рассыплется в пыль.
Осадные машины, стоявшие, точно одинокие обелиски, перед стенами, являлись еще одним очевидными напоминанием Элиаса, что он намерен вернуться. Влажные шкуры не давали огненным стрелам их поджечь, но лорд-констебль Эдграм размышлял об этом весь день и после советов Ярнауги и Стрэнгъярда, наконец, придумал план.
Когда последние солдаты королевской армии спустились по склону в лагерь, Эдграм велел своим людям бесшумно зарядить две небольших пращи наполненными маслом мехами от вина. Очень скоро после нескольких удачных выстрелов масло разлилось по шкурам, и теперь оставалось лишь послать залитые горящей смолой стрелы в синий сумрак; прошло совсем немного времени, и четыре огромные башни превратились в пылающие факелы.
Люди короля не могли потушить огонь. Защитники на стенах хлопали в ладоши, радовались и кричали, а оранжевое пламя танцевало перед стенами.
Когда король Элиас, закутанный в большой черный плащ, точно человек теней, выехал из лагеря, защитники Наглимунда предавались радости. Когда Элиас обнажил свой странный серый меч и закричал, точно безумный, призывая дождь, чтобы тот потушил охваченные пламенем осадные башни, в их смехе зазвучала тревога. И только после того, как прошло некоторое время, а король продолжал метаться вдоль стен и его черный вороний плащ трепетал на холодном ветру, они начали понимать по ужасному гневу в голосе Элиаса: он рассчитывал, что пойдет дождь, и пришел в ярость, когда этого не случилось. Смех сменился испуганной тишиной. Защитники Наглимунда, один за другим, заканчивали праздновать и спускались со стен, чтобы перевязать раны. Ведь осада только началась. И они не могли рассчитывать на передышку по эту сторону небес.
– У меня снова появились странные сны, Бинабик.