Саймон подъехал на лошади к Кантаке и остановился в нескольких ярдах от остального отряда. В их шестой день путешествия по белым Пустошам небо оставалось чистым, но было ужасно холодно.
– Какие сны? – спросил тролль.
Саймон поправил маску, которую сделал для него тролль, – кусок шкуры с прорезью, чтобы ослабить яростный блеск снега.
– О Башне Зеленого Ангела… и о какой-то маске. Прошлой ночью мне приснилось, что из нее сочится кровь.
Бинабик прищурился под собственной маской, потом указал на тусклую серую ленту, идущую вдоль горизонта у подножия гор.
– Я уверен, что это Диммерског, или Килакитсог, как называет его мой народ: Тень-лес. Мы доберемся до него через один или два дня.
Глядя на унылую полоску, Саймон почувствовал, что у него в груди растет раздражение.
– Мне плевать на проклятый лес, – резко ответил он, – и уже до смерти надоели снег и лед, лед и снег! Мы все замерзнем и умрем в этих диких местах! И что ты скажешь о снах, которые мне снятся?!
Тролль покачивался на спине Кантаки, которой пришлось перескочить через несколько небольших сугробов. Сквозь песню ветра до них донесся голос Эйстана, который что-то кому-то говорил.
– Я уже полон печали, – сдержанно сказал Бинабик, словно пытался привести в соответствие ритм своей речи с ритмом движения. – Две ночи я лежал без сна в Наглимунде, тревожась о вреде, который я тебе причиняю, предложив отправиться с нами. Я не знаю, что означают твои сны, и единственный способ это понять – пройти Дорогой Снов.
– Как мы делали в доме Джелой? – уточнил Саймон.
– Но я не верю в свои возможности, и мне никто не поможет, только не здесь и не сейчас. Вполне возможно, твои сны укажут нам путь, но я все равно считаю неразумным выходить на Дорогу Снов. Мы идем все вместе, такова наша судьба. Могу лишь сказать, что я стараюсь делать то, что кажется мне самым правильным.
Саймон немного подумал и тихонько фыркнул.
«Мы все здесь. Бинабик прав: мы вместе, и уже слишком поздно поворачивать назад».
– А если Ине… – Он сотворил знак Дерева, и его пальцы дрожали не только от мороза. – …Король Бурь… Дьявол? – наконец, спросил он.
Бинабик нахмурился.
– Дьявол? Враг вашего Бога? Почему ты задаешь такой вопрос? Ты слышал Ярнаугу и знаешь, кто такой Инелуки.
– Да, наверное. – Саймон содрогнулся. – Просто… я видел его в моих снах. Так или иначе, я думаю, это он. Красные глаза – больше ничего, все остальное совсем черное… как прогоревшие поленья, где еще тлеют угольки. – Саймону стало плохо от одних только воспоминаний.
Тролль пожал плечами, засунув руки в густой мех на шее волчицы.
– Он не наш Дьявол, друг Саймон, – сказал тролль. – Однако он зло, во всяком случае, для нас он хочет только самого плохого. И уже одно это – зло.
– И… дракон? – с сомнением спросил Саймон.
Бинабик резко повернул к нему голову, и его взгляд стал каким-то странным.
– Дракон? – переспросил Бинабик.
– Тот, что живет на горе, – ответил Саймон. – Его имя я не могу произнести.
Бинабик оглушительно расхохотался, выпустив целое облачко пара.
– Его зовут Игьярдук! Клянусь Дочерью Гор, у тебя слишком много тревог, мой юный друг! Дьявол! Драконы! – Он поймал на палец перчатки одну из своих слез и показал Саймону. – Смотри! – рассмеялся он. – Как будто кому-то нужен новый лед!
– Но там был дракон! – сердито заявил Саймон. – Все так говорят!
– Очень давно, Саймон. Это плохое место, но причина еще и в его удаленности, так мне кажется. Легенды кануков рассказывают о громадном ледяном черве, когда-то там жившем, и мой народ старался туда не соваться, но сейчас я думаю, что в тех краях поселились снежные леопарды и подобные им существа. Конечно, они также весьма опасны. К тому же гюне, как мы хорошо знаем, стали уходить гораздо дальше от своих прежних мест обитания.
– В таком случае мне нечего бояться? Всю ночь у меня в голове мешались разные ужасы, – признался Саймон.
– Я не говорил, что тебе нечего бояться, Саймон, – ответил Бинабик. – Нам следует постоянно помнить, что у нас есть враги, и весьма могущественные.
Они провели в Пустошах еще одну холодную ночь; еще один лагерный костер посреди безжизненных заснеженных полей. Более всего на свете Саймон хотел забраться в свою кровать в Наглимунде, накрыться одеялами, и пусть за стенами ревет самая кровавая битва в истории Светлого Арда. Он точно знал, что, если сейчас кто-нибудь предложит ему сухое теплое место для ночлега, он станет лгать, или убивать, или всуе поминать имя Усириса, чтобы его заполучить. Завернувшись в седельное одеяло и пытаясь унять стук зубов, Саймон был уверен, что чувствует, как ресницы примерзают к векам.
Волки скулили и выли в бесконечной темноте за пределами круга слабого света костра, вели между собой скорбные замысловатые разговоры. Двумя ночами раньше, когда спутники впервые их услышали, Кантака весь вечер нервно ходила вокруг костра, но с тех пор привыкла к ночным голосам своих соплеменников и лишь изредка отвечала тревожным поскуливанием.
– Почему она им не отвечает? – с тревогой спросил Эйстан. Житель северных равнин Эркинланда любил волков ничуть не больше, чем Слудиг, хотя к скакуну Бинабика теперь относился почти трепетно. – Почему не скажет им, чтобы убирались к дьяволу?
– Как и у людей, далеко не все стаи волков сохраняют мир между собой, – ответил Бинабик, что никого не успокоило.
Сегодня огромная волчица стойко игнорировала вой – делала вид, что спит, но выдавала себя тем, что выставляла уши в сторону самых громких голосов своих соплеменников. «Волчьи песни, – подумал Саймон, кутаясь в одеяло, – это самый печальный звук из всех, что мне доводилось слышать».
«Что я тут делаю? – спрашивал он себя. – Почему здесь каждый из нас? Мы ищем среди жуткого снега какой-то меч, про который вот уже много лет никто не вспоминал. Между тем принцесса и все остальные остались в замке и ждут нападения короля! Глупо! Бинабик вырос в горах, среди снега, Гриммрик, Эйстан и Слудиг солдаты. И один лишь Эйдон знает, чего хотят ситхи. Так почему я здесь? Это так глупо!»
Вой прекратился. Длинный указательный палец коснулся Саймона, заставив его подпрыгнуть на месте.
– Ты слушаешь волков, Сеоман? – спросил Джирики.
– Трудно их не слушать, – ответил Саймон.
– Волки поют такие яростные песни. – Ситхи покачал головой. – Они похожи на вашего смертного короля. Поют о том, где были, что видели, что нюхали. Рассказывают друг другу, где бегают лоси и кто с кем спарился, но чаще всего просто плачут: «Я! Я здесь!» – Джирики улыбнулся, глядя на угасающее пламя, слегка прикрыв глаза.
– Вы хотите сказать, что мы… смертные, говорим то же самое?
– Словами и без них, – отозвался принц. – Попытайся посмотреть на мир нашими глазами: для зида’я смертные часто кажутся детьми. Долгоживущие ситхи не спят, они бодрствуют на протяжении долгой ночи истории. А вы, люди, подобно детям, хотите оставаться у огня рядом со старейшинами, слушать песни и истории и смотреть на танцы. – Он махнул рукой вокруг, словно темнота была населена невидимыми, что-то праздновавшими людьми.
– Но это невозможно, Саймон, – доброжелательно продолжал Джирики. – Вы не можете. Вашему народу суждено умирать, в то время как нашему позволено гулять и петь под звездами всю ночь. Быть может, есть некое богатство в ваших ночных снах, которых зида’я не понимают.
Казалось, звезды, висевшие на черном хрустальном небе, ускользают прочь, погружаясь в необъятную ночь. Саймон подумал о ситхи и жизни, что не кончается, и не сумел понять, как такое может быть. Промерзший до костей – возможно, до самой души, – он наклонился ближе к огню и снял промокшие рукавицы, чтобы согреть руки.
– Но ситхи могут умереть, разве не так? – осторожно спросил он, ругая себя за неуверенную речь.
Джирики наклонился к нему, прищурился, и на пугающее мгновение Саймону показалось, что он ударит его за опрометчивую смелость. Однако Джирики лишь взял дрожавшую руку Саймона и слегка ее повернул.
– Твое кольцо, – сказал принц, глядя на узор в форме рыбы. – Прежде я его не видел. Кто тебе его дал?
– Мой… мой наставник, да, наверное, он, – запинаясь, ответил Саймон. – Доктор Моргенес из Хейхолта. Он послал его за мной, Бинабику. – Прохладная рука принца ситхи вызывала у Саймона тревогу, но он не решался высвободиться.
– Значит, ты один из тех смертных, кому известна Тайна? – спросил Джирики, внимательно глядя на Саймона.
Глубина его золотых глаз, сиявших в отблесках костра, пугала.
– Т-т-тайна? Н-н-нет! Нет! Я не знаю никакой тайны!
Некоторое время Джирики удерживал взгляд Саймона так же цепко, как если бы сжимал двумя руками его голову.
– Но тогда почему он дал тебе кольцо? – спросил Джирики, главным образом обращаясь к себе, затем покачал головой и выпустил руку Саймона. – И я сам подарил тебе Белую Стрелу! Воистину, предки выбрали для нас странную дорогу! – Он повернул голову и снова стал смотреть в мерцавшее пламя, отказавшись отвечать на дальнейшие вопросы Саймона.
«Тайны, – недовольно подумал Саймон, – опять тайны! Они есть у Бинабика, были у Моргенеса, а ситхи ими полны! Ну почему для этого наказания выбрали именно меня? Почему все постоянно навязывают мне свои секреты?!»
Некоторое время он беззвучно плакал, обнимая колени и дрожа, мечтая о невозможном.
Они добрались до восточной границы Диммерскога к середине следующего дня. Хотя лес кутался в толстое одеяло белого снега, тем не менее казалось, будто они попали в дом теней, как назвал его Бинабик. Отряд не стал заходить под кроны; возможно, они даже не выбрали бы эту тропу, такой угрожающей казалась атмосфера в нем. Деревья, несмотря на размеры, а некоторые были огромными, казались карликовыми и изогнутыми, словно сгибались под бременем ветвей и снега. Открытые пространства между искривленными стволами походили на прорытые обезумевшим и пьяным кротом странно наклонные тоннели, ведущие в опасные, полные тайн глубины.