– А могло то, что с ними случилось, стать причиной бури, которую ты наблюдал утром? – мрачно спросил принц, словно услышал плохую новость, которую давно ждал.
– Я так не думаю, – ответил Ярнауга. – Урмшейм находится восточнее, за озером Дроршулл, напротив Пустошей.
– Они живы? – спросил Джошуа.
– Я не знаю, – ответил Ярнауга. – То был сон, короткий и странный.
Позднее они молча направились к высокой стене замка. Ветер разогнал тучи, и луна превратила опустевший город в кость и пергамент. Глядя на черное ночное небо, Джошуа выдохнул облачко пара.
– Значит, теперь исчезла даже слабая надежда на Шип.
– Я этого не говорил, – возразил Ярнауга.
– Тут ничего не нужно говорить. И, полагаю, вам со Стрэнгъярдом не удалось узнать, что случилось с мечом Фингила Миннеяром?
– К сожалению, не удалось, – ответил Ярнауга.
– Значит, наше падение уже не вызывает сомнений. Господь сыграл жестокую шутку над… – Джошуа смолк, когда старик стиснул его локоть.
– Принц Джошуа, – сказал он и прищурился, глядя в сторону горизонта, – вы убедили меня никогда не дразнить богов, даже чужих. – Он казался потрясенным и впервые – совсем старым.
– Что ты имеешь в виду? – спросил принц.
– Вы спрашивали, что еще может с нами произойти? – Старик горько улыбнулся. – Штормовые тучи, черная буря на севере? Она направляется к нам – и очень быстро.
Молодой Остраэль из Ранчестера, дрожа, стоял у крепостной стены и думал о том, что однажды сказал ему отец:
«Хорошо служи своему принцу. Ты увидишь мир, когда станешь солдатом, мальчик, – так сказал ему Фирсфрам, положив мозолистую руку крестьянина на плечо сына, и даже мать, с красными глазами, молча на них смотрела. – Может быть, тебе предстоит побывать у Южных островов, ты доберешься до Наббана, узнаешь, что такое проклятый ветер Фростмарша».
Теперь отца больше не было. Он исчез прошлой зимой, его утащили волки во время ужасного холодного декандера… волки или что-то другое, потому что никому не удалось найти его следов. И сын Фирсфрама, так и не познавший южной жизни, стоял на стене на ледяном ветру, чувствуя, как холод добирается до самого его сердца.
Мать и сестры Остраэля жались друг к другу внизу, вместе с сотнями других лишившихся крова людей, в самодельных бараках внутри цитадели Наглимунда. Каменные стены крепости гораздо лучше защищали от ветра, чем наверху, где стоял Остраэль, но даже, пусть и очень толстые, не могли приглушить ужасающую какофонию приближавшейся бури.
Взгляд Осраэля притягивала темная клякса, катившаяся вдоль горизонта и расползавшаяся, точно серые чернила по воде. То было пятно, пустое пространство, словно что-то стирало само вещество реальности. Место, где само небо, казалось, падает в медленно вращавшуюся массу, подобно хвосту водоворота. Периодически над бурей метались яркие всплески молний. И ее неизменно сопровождал ужасный звук барабанного боя, далекого, будто рокот дождя по толстой крыше, настойчивый, как стук зубов Осраэля.
Горячий воздух и легендарные, залитые солнцем холмы Наббана все больше и больше казались сыну крестьянина Фирсфрама похожими на истории, рассказанные священниками, – воображаемое утешение, позволявшее двигаться дальше, забыть об ужасе неизбежной смерти.
И буря пришла, пульсируя, точно бой барабанов, как ревущий рой ос.
На сильном ветру светильник Деорнота замерцал и едва не погас, и он прикрыл его плащом, пока пламя вновь не обрело уверенность. Рядом с ним стоял Изорн Изгримнурсон и смотрел в холодную темноту, где метались молнии.
– Дерево Бога! Темно, как ночью, – простонал Деорнот. – А ведь полдень едва миновал.
Изорн открыл рот – черная щель на бледном, озаренном светильником лице, – но так ничего и не ответил. Только его челюсти продолжали шевелиться.
– Все будет хорошо, – сказал Деорнот, напуганный страхом сильного молодого риммера. – Просто буря, очередной трюк Прайрата… – И не успел он закончить свою мысль, как сразу понял, что это ложь.
Черные тучи закрыли солнце, привели ночь к вратам Наглимунда, а вместе с ней ужас, который давил тяжким бременем на каждое живое существо, точно каменная крышка гроба. Какой волшебник мог вызвать к жизни такое ледяное копье страха, с легкостью проникавшее внутрь существа?
Буря медленно к ним приближалась, сгусток мрака, распространявшийся далеко за стены замка, по обе его стороны, она нависла над самыми высокими бастионами, пробивая темноту сине-белыми вспышками молний. Присевший на корточки город и окружавшие его окрестности на миг облегченно вздыхали и снова погружались в мрак. Бой барабанов пульсировал у крепостных стен.
Когда молния полыхнула в очередной раз, на краткие мгновения затмив солнечный свет, Деорнот увидел нечто, заставившее его повернуться и так сильно сжать руку Изорна, что риммер поморщился.
– Позови принца, – пустым голосом сказал Деорнот.
Изорн поднял голову и забыл суеверный страх перед бурей – так странно вел себя Деорнот. Лицо молодого рыцаря стало вялым и пустым, как мешочек от провизии, а пальцы так сильно сжали руку Изорна, что у того появилась кровь.
– Что… что это? – спросил Изорн.
– Приведи принца Джошуа, – повторил Деорнот. – Скорее!
Риммер, бросив взгляд через плечо на друга, сотворил знак Дерева и, спотыкаясь, поспешил по бастиону к лестнице.
Окоченевший, чувствуя, что тело становится тяжелым, как свинец, Деорнот стоял и жалел, что не погиб у горы Буллбек, пусть даже и с позором, – это было лучше, чем видеть то, что высветила несколько мгновений назад молния.
Огромная армия пришла в Наглимунд. Из клубившегося тумана бури возник огромный лес, ощетинившийся копьями. Галактика горящих глаз озаряла темноту. Снова начали бить барабаны, и буря опустилась на замок и город, огромный, вздымавшийся шатер дождя, черных туч и ледяного тумана.
Глаза буравили стены – тысячи сверкавших глаз, полных яростного предвкушения. Белые волосы трепал ветер, худые белые лица под темными шлемами поднимались, поворачивались к стенам Наглимунда. Кончики копий засияли голубыми искрами после новой вспышки небесного огня. Захватчики молча смотрели вверх, точно армия призраков, бледные, будто слепые рыбы, изысканные, как лунное сияние. Барабаны ускорили ритм. В тумане зашевелились другие, большие тени: гигантские существа в доспехах, вооруженные огромными шишковатыми дубинками. Барабаны забили еще быстрее, а потом смолкли.
– Милосердный Эйдон, дай мне покой, – молился Изорн. – Пусть засну я на Твоей груди…
– Кто это, Джошуа? – спокойно спросил Деорнот, словно его разбирало любопытство.
– Белые Лисы, норны, – ответил принц. – Подкрепление Элиаса. – Он устало поднял руку, словно не хотел видеть призрачный легион. – Дети Короля Бурь.
– Ваше преосвященство, пожалуйста! – Отец Стрэнгъярд потянул за руку старика, сначала осторожно, потом сильнее.
Старик цеплялся за скамейку, точно моллюск за дно лодки, маленькая фигурка в темноте сада.
– Мы должны молиться, Стрэнгъярд, – упрямо повторял епископ Анодис. – Встань на колени.
Пульсирующий, ударный грохот бури усилился. Архивариус почувствовал, как его охватывает паника, ему захотелось бежать – куда угодно, только быстрее.
– Это… противоестественные сумерки, епископ. Вы должны вернуться под крышу прямо сейчас. Пожалуйста.
– Я знал, что мне не следовало оставаться. Я говорил принцу Джошуа, чтобы он не противился воле законного короля, – терпеливо продолжал Анодис. – Господь на нас разгневался. Нужно молиться, чтобы он указал нам верный путь, – мы должны помнить о его жертве на Дереве… – Он судорожно взмахнул рукой, словно отгонял мух.
– Это вовсе не дело рук Господа, – возразил Стрэнгъярд, чье обычно приятное лицо стало мрачным. – Это работа вашего «законного короля» и его любимого колдуна.
Однако епископ не обратил на его слова ни малейшего внимания.
– Благословенный Усирис, – лепетал он, отползая от священника в сторону густого темного кустарника, – Твои кроткие последователи каются в своих грехах. Мы противились Твоей воле и тем самым навлекли на себя Твой справедливый гнев…
– Епископ Анодис! – нервно вскричал Стрэнгъярд, сделал шаг за ним, но в следующее мгновение замер на месте от удивления.
Густой, ледяной водоворот спустился на сад, а еще через мгновение, когда архивариус содрогнулся от усилившегося мороза, бой барабанов прекратился.
– Что-то… – Ледяной ветер бросил капюшон Стрэнгъярду в лицо.
– О да, м-мы очень с-сильно грешили в своем высокомерии, м-мы, слабые людишки! – пропел Анодис, продираясь сквозь замерзший кустарник. – Мы м-молимся… м-молимся?… – он смолк, но в конце его голос вдруг стал пронзительным.
– Епископ?
В покрытом инеем кустарнике возникло движение. Стрэнгъярд увидел лицо старика с разинутым ртом. Казалось, кто-то пытался его схватить, во все стороны полетели комья земли, еще больше скрывая кусты. Епископ громко закричал.
– Анодис! – позвал Стрэнгъярд, бросаясь в кустарник. – Епископ!
Крики прекратились. Через мгновение Стрэнгъярд остановился над лежавшим на земле Анодисом, в следующий миг тело епископа медленно завалилось на бок, словно в конце какого-то странного трюка.
Часть его лица была покрыта алой кровью. Черная голова сидела на земле рядом, точно кукла, брошенная забывчивым ребенком. Голова, которая, ухмыляясь, что-то быстро жевала, повернулась к Стрэнгъярду. У нее были крошечные бледные глазки, точно отбеленные ягоды смородины, неряшливые усы блестели от крови епископа. Когда существо вытянуло из дыры в земле длинную окровавленную руку, чтобы подтащить епископа поближе, с двух сторон от тела Анодиса появилось еще две головы. Стрэнгъярд сделал шаг назад. Крик застрял у него в горле, как камень. Земля снова содрогнулась – тут и там, со всех сторон, везде. Худые черные руки, подобно мордам кротов, выбирались наружу.
Стрэнгъярд сделал несколько шагов назад и упал, но продолжал ползти к тропе, ожидая, что его в любой момент схватит за щиколотку липкая рука. Его лицо исказила гримаса страха, но он не смог произнести ни единого звука. В кустарнике Стрэнгъярд потерял сандалии и теперь бесшумно бежал босиком по тропе, ведущей к часовне. Казалось, мир накрыло влажное одеяло молчания; оно душило священника, сдавливало сердце. Даже грохот захлопнувшей