Она все еще не видела его, но представляла, как Синтон стоит на коленях у нее между ног. Руки зарылись в кружевную ночную рубашку, а голова склонилась к ней так, словно он был служителем ее тела.
Бедра Камиллы подались вверх, требуя большего.
Синтон взялся за нее с новой силой. Теплый язык скользил внутри и снаружи нее так виртуозно, что Камилле было совершенно все равно, замешан ли в этом Всевышний или сам дьявол. Этот мужчина мог бы затащить ее в ад, и она была бы рада гореть там вечно.
Она хотела, чтобы он вошел глубже и не останавливался.
Теперь место языка заняли пальцы. Они проскользнули между ее складок, делая ей настолько приятно, что Камилла закусила губу, чтобы не закричать. Она металась, пока восхитительное ощущение продолжало перерастать в волну удовольствия, и сжимала простыни так крепко, что боялась порвать.
Синтон осторожно закинул ее ноги себе на плечи, прижав одной рукой к кровати, пока сам он пировал.
– Сделай это, Камилла.
Это был приказ.
– Кончай мне на язык. Давай!
И ей это нравилось.
С каждым великолепным толчком наслаждение становилось все напряженнее, жарче, сильнее. Внутри все сжалось, пламя вот-вот должно было растечься по ее венам, как только Камилла достигнет пика наслаждения.
Она подалась бедрами вперед, зарылась пальцами в его волосы и притянула к себе лицо Синтона, заслужив утробное одобрительное рычание. Она перевалилась через край кровати, и ее тело воспарило ввысь. Удовольствие накатывало горячими волнами, одна за другой. Она уже испытывала оргазм, но сейчас с ней происходило нечто умопомрачительное. То, ради чего ей хотелось остаться в этой спальне навсегда.
Он ее не отпускал, его пальцы и язык продолжали вести ее сквозь это ощущение, пока оргазм не настал вновь. Камилла вскрикнула. Она словно покинула собственное тело и уплыла куда-то далеко-далеко.
Синтон замедлился до томных поглаживаний, но не останавливался до тех пор, пока не схлынула последняя волна наслаждения. Камилла почувствовала себя беспомощной и опустошенной, а затем рухнула на спину, тяжело дыша.
– Это…
Это был сакральный опыт. Если бы он был Повелителем Порока, она с радостью стала бы самой злостной грешницей на свете.
На прощание он поцеловал внутреннюю часть ее бедра, а затем аккуратно опустил на пол ее дрожащие ноги.
Она почувствовала, как его жар отдалился. Зашуршал жакет, в воздухе угадывалось движение. Затем все стихло.
Он же не мог…
Камилла села, сорвала повязку с глаз и заморгала. Комната опустела. Она огляделась вокруг. Все ее чувства метались от одной крайности к другой.
Он же не мог сделать это и уйти. Не сказав ни слова.
– Синтон, – прошипела она в ярости.
Но он не вернулся.
Этот невыносимый чурбан довел ее до оргазма, и какого! А затем сбежал.
Тело содрогалось от угасающих толчков. Камилла уставилась на дверь, гадая, как Синтон так быстро переменился от жгучей страсти к ледяному безразличию.
Если он собирается играть с ней, он об этом пожалеет.
Камилла тут же решила, что ничем не выдаст своей ярости, а начнет свою собственную игру. Она наденет его маску безразличия. Пускай тоже почувствует себя униженным.
Она бросилась обратно на кровать. Глядя в потолок, она перебирала все по порядку. Чтобы взять раздражение под контроль, потребовалось гораздо больше времени, чем она признавалась сама себе. Но как только ей это удалось, странности его поведения сложились в более четкую картину.
Повязка на глазах.
Упоминание только о сегодняшнем вечере.
Внезапный побег.
В некотором смысле, как она поняла, Синтон открылся ей гораздо больше, чем она ему.
Во всем этом скрывалось то, чего он отчаянно не хотел ей показывать. Но это лишь разожгло ее любопытство относительно тайн из его прошлого. Ее всегда притягивали запреты.
И притяжение лорда Синтона с его переменчивым настроением, грубостью и тому подобным было очень сильно.
Двадцать три
– Краски, кисти и холст – все здесь, в студии, – отчеканил Зависть вместо приветствия, нарочно повернувшись к художнице спиной. Он вызвал ее с первыми лучами солнца.
Зависть покинул дом Эдвардсов ранним утром, оставив им послание с извинениями за то, что пропустит праздничный завтрак по случаю помолвки.
– Надеюсь, вы будете работать быстро, мисс Антониус.
Удивленный тем, что Камилла не проявила никаких эмоций, когда вошла в студию, он обернулся. На нее это было не похоже. Она казалась такой… тихой.
Зависть был уверен: она пришла в ярость от того, что он покинул ее, не попрощавшись. Или, что вполне предсказуемо, влюбилась в него. Но сейчас он не почувствовал в ней ни того, ни другого.
Она просто оглядела комнату, а мимо него прошествовала с таким видом, будто он – одно из полотен для каталога. Она никак не демонстрировала, что несколько часов назад Зависть стоял на коленях между ее ног.
Он ощетинился.
– Если вам понадобится что-нибудь еще, Алексей позаботится об этом.
– Спасибо, лорд Синтон, – наконец заговорила она. – Пусть принесет мне чашку чая.
Зависть вскинул брови. Теперь она считает его прислугой?
– Как насчет булочек и взбитых сливок? Может, вам и их подать?
– В этом нет необходимости, но спасибо за заботу.
Камилла проигнорировала явный сарказм в его тоне и подошла к деревянной табуретке у мольберта. Она с любовью провела рукой по его отполированной поверхности, а затем установила выбранный ею холст.
Сегодня она была в темно-сером платье глубокого, насыщенного оттенка. Две нитки жемчуга поднимались по рукавам от запястий до предплечий, еще одна проходила по передней части лифа от шеи до пупка.
Зависти хотелось стиснуть ее руки и сорвать эти прекрасные жемчужины зубами.
– Можете идти, – бросила Камилла через плечо.
Прозвучало это так, словно она уже забыла, что он находится рядом.
– Мне лучше работается в одиночестве.
Зависть уставился на нее.
Камилла не пила на вчерашней вечеринке, так что похмельем страдать не могла. Он был уверен, что она помнит, как его язык скользил по ней, сладкой и теплой, как мед. Неужели она нарочно делает вид, что ничего не было?
Вчерашний вечер, безусловно, преподнес Камилле ужасный сюрприз. Но она пережила инцидент с лордом Гэрри и забыла о нем. Она решила, что хочет жить дальше и радоваться жизни.
Это показалось Зависти весьма привлекательным.
Он напрягся, вспомнив ее тихие стоны, незамутненный и свободный восторг. Она полностью отдалась удовольствию, которое он ей доставил.
Она закусила губу, чтобы никто ее не услышал, и отвела душу. Простыни обвили ее ноги так, как он хотел бы переплестись с ней своими ногами, забравшись на нее сверху.
Когда она начала двигать бедрами, чтобы направить его туда куда ей хотелось, ему потребовались неимоверные усилия, чтобы не всунуть член в ее влажное тепло. Они оба жаждали этого. Камилла оказалась на удивление энергичной любовницей, а он успел снять одну-единственную пробу.
Ключевое слово – одну.
Правило переспать с кем-либо только один раз значило одну ночь страсти.
Обычно в нее входили всевозможные позы и любые виды удовольствия. Если уж этот раз должен был стать единственным, нужно было использовать его по полной.
Но вчера вечером с Камиллой он вел себя совсем по-другому.
Зависть ушел прежде, чем дошел до точки, после которой не смог бы от нее оторваться.
Когда Камилла кончила, он представил, как насаживает ее на себя, вверх и вниз по всей своей твердой длине, пока они оба не доходят до исступления.
Зависть хотел заняться с ней любовью как следует.
Если бы у него была только одна ночь, он не стал бы тратить ее впустую. К тому же он обещал не губить ее репутацию, а если бы вчера он поддался искушению, лорд и леди Эдвардс точно услышали бы стоны Камиллы.
Его снова поимели правила приличия. Зависть был ходячим разочарованным клубком гребаных добродетелей. Даже после того как он сам себя удовлетворил, вспоминая ее вкус, и кончил с демоническим ревом. Несколько раз, не приносящих разрядки, и с каждым из них удовольствия становилось все меньше. Он хотел Камиллу, и это не шло ни в какое сравнение с рукой.
Ее сегодняшнее безразличие сводило Зависть с ума. Если бы они с ней играли, ему пришлось бы признать, что в настоящее время она одерживала верх. Все его бывшие любовницы зверели от ревности после того, как он изливался благодатью на их простыни, и умоляли его продолжать. И это его вполне устраивало.
– Что-то еще, милорд?
Зависть снова переключился на Камиллу. Она наблюдала за ним, и по рассеянности он только теперь это заметил.
Он никогда не бывал рассеянным.
Это противоречило его натуре. Зависть всегда планировал, во всем проявлял дотошность, не упускал ни одной детали. Для него все на свете было головоломкой, которую нужно решить. Если Камилла собиралась превзойти его в игре соблазнов, она понятия не имела, кто ее соперник. Если ей вздумалось казаться равнодушной, он будет равнодушен вдвойне. Использует ее прием против нее самой.
Зависть холодно посмотрел на нее.
– Не стоит отмахиваться от меня в моем собственном доме, мисс Антониус. Если это повторится, мне придется напомнить вам, кто и кому здесь служит.
На лице Камиллы отразилось веселье.
У Зависти сложилось отчетливое впечатление, что она знала наверняка, кто кому служил прошлой ночью. Черт бы побрал это все! Ни один из его выстрелов не попал в цель.
– Полагаю, это будет для вас очень непросто, милорд.
Камилла медленно опустила взгляд на его брюки, а затем подняла обратно наверх. Серебряные глаза озорно блестели. Его член дернулся в ответ, привлекая ее внимание.
– По всей видимости, ваши руки будут заняты размышлениями, так что мне действительно пора приступать к работе.
Да чтоб его! После того, как она снова дала ему понять, что он ей докучает, у Зависти опять встал.