Все было идеально, именно так, как она обустроила бы студию сама для себя. Синтон действительно ничего не упустил.
Теперь рядом с ним ей стоило быть особенно осторожной. Чем быстрее она завершит картину, тем быстрее освободится от их договоренности.
Камилла сняла с ближайшего стула фартук и повязала его на талии.
Затем вернулась к мольберту, установленному возле окон, и села. Теперь все ее внимание сосредоточилось исключительно на работе.
Твердыми руками она расстегнула медальон и сунула его в карман, вшитый в платье. Смехотворно огромное кольцо с изумрудами и бриллиантами Камилла снимать не стала. Затем она наклонила голову и закрыла глаза, вспоминая образ из рассказов отца.
По всем свидетельствам, Проклятый Трон горел только с одной стороны – другая оставалась нетронутой. Очередной резкий контраст, и в то же время проявление равновесия.
Камилла вспоминала голос отца, который рассказывал ей о Проклятом Троне. Легенды гласили, что его создала Первая Ведьма – сверхъестественное существо, ведущее свой род от самой богини Солнца.
Ее дочь влюбилась в принца-демона – одного из их смертельных врагов. Первая Ведьма так разъярилась, что прокляла несколько предметов в надежде уничтожить демонов. В этой истории говорилось, что Проклятый Трон должен был соблазнить принца, а затем погубить его.
Камилла обратилась к воспоминаниям. Она избавилась от границ и вышла за пределы эмоций, пробудив свой дар. Он ожил и побежал по венам, устремился к кисти у нее в руке, чтобы излиться через нее.
Из глубин воображения трон подсказывал Камилле, какого он цвета и формы и каким образом ей передать это на холсте.
Камилла дождалась, пока у нее перед глазами не возникнет весь образ, а затем открыла их.
Теперь при взгляде на холст она видела всю композицию целиком, словно все детали уже заняли свои места. Она понимала, что у других это происходит совсем иначе, но с ней почему-то всегда срабатывало именно так.
И она приступила. Для начала нужно было создать сплошной черный фон, словно трон возник из бездны и стал искрой жизни там, где ничто не выживало.
Возможно, отчасти он был насмешкой над Создателем.
Теперь трон обладал собственной властью, был сам себе божеством. Ведьма, которая его заколдовала и дала ему силу и жизнь, не шла ни в какое срвнение с его нынешним величием.
Ах да! Слухи о том, что трон обладал разумом, оказались правдой. И не просто обладал – он осознавал абсолютно все. Мыслей и чувств у него было не меньше, чем у любого другого живого существа. Проклятый Трон знал, что такое игры, и обожал их. По правде говоря, он считал себя в них настоящим мастером.
Камилла не давала никаких оценок и не испытывала никаких эмоций. Она была настроена представить этот образ таким, каким он сам хотел воплотиться. Художница стала сосудом, в котором видения оживали по собственному усмотрению.
Когда Камилла применяла свой талант и погружалась в этот колодец, она теряла всякое чувство времени. Она не знала, секунды проходили вокруг нее или месяцы, чувствуя только кисть у себя в руке.
Ее отец говорил, что ее талант был давним подарком их роду от одного могущественного фейри. Когда Камилла углублялась в эту силу, она переносилась во времена фейри или в темные королевства.
Пьер напоминал ей, как опасно вмешиваться в дела непредсказуемого волшебства и бродить между мирами.
Мысль о том, что она не сможет контролировать свой дар, раздражала Камиллу, даже когда об этом говорил отец, который любил ее и о ней тревожился. Глубины ее таланта, может, и были даны ей извне, но она много работала, оттачивая мастерство ради того, чтобы не просто слышать зов, но понять, как дать ему жизнь, как сделать его своим.
Когда-то это знал и сам Пьер Антониус. Пока, в конце концов, не был разрушен.
Камилла отложила кисть и потерла образовавшийся в груди комок. Сердце сжималось, когда она думала об отце. Время бесценно, человек ты или фейри. Она отдала бы все, чтобы еще хоть немного побыть с папой.
От оставленного холста исходили легкие вспышки, совсем как сердцебиение. Трон не хотел, чтобы Камилла отвлекалась. Он выражал недовольство.
Теперь он был хозяином ее вселенной. И ей следовало подчиняться.
Почти в трансе Камилла взяла кисть, обмакнула ее в краску и продолжила. Из тьмы возник трон, но теперь из него рвалось пламя, горящее ярко, смело, настойчиво…
Миг спустя ее грубо сбили с ног. Одна рука крепко держала ее за ноги, а другая придерживала спину. Кровь болезненно прилила к голове.
Камилла была всецело под чарами трона. Ей понадобилось немало времени, чтобы осознать: ее бесцеремонно перекинули через плечо, как мешок с картошкой.
Ее грубо поставили на пол, так же резко, как и подняли. Хлопок двери наконец привел ее в чувство, и она тут же ударилась спиной о стену. Было не то чтобы больно, зато она пришла в себя.
Камилла моргала, пока ее зрение не прояснилось, и перед глазами не возникло разъяренное лицо ее похитителя.
– Какого черта вы делали, мисс Антониус?
Всегда сдержанный голос Синтона превратился в рык. Он смотрел на Камиллу с диким выражением лица.
Холодный воздух ласкал ее покрасневшие щеки. Температура внезапно упала, будто в особняке погасли сразу все камины. Если бы Синтон не стоял так близко, она потерла бы руки, чтобы согреться.
– Рисовала, – пробормотала Камилла. – Или за последний час вы успели забыть о нашей сделке, милорд?
Он странно посмотрел на нее, слегка сузив глаза. Взгляд его был невыносимо долгим, а выражение лица оставалось таким же безжалостным и жестким, как всегда. Наконец он принял расслабленную позу и отошел от Камиллы.
Но ненамного.
К коже Камиллы вновь прилило тепло.
– Отныне вы будете работать над Проклятым Троном только в моем присутствии.
– Почему? – спросила она.
– Потому что я защищаю свои инвестиции.
– Это не…
– Обсуждается, – прервал он, сверкнув мрачной ухмылкой.
Камилла нахмурилась.
– Или вы будете по доброй воле рисовать со мной в одной комнате, или я прикую вас к себе наручниками, пока картина не будет завершена, мисс Антониус. А значит, мы будем неразлучны все это время. Выбор за тобой, зверушка.
Двадцать пять
Зависть знал, что Камиллу злит, когда он называет ее зверушкой, но не стал отказывать себе в этом удовольствии. Разжигать в ней сильные эмоции стало для него извращенной забавой. Ему нравилось видеть, как у нее слегка раздуваются ноздри, учащается пульс и сужаются глаза. Он решил насладиться этой секундой, пока она не разразилась потоком гнева.
Вот и теперь ее очевидное раздражение принесло ему облегчение. Когда он постучался к ней в первый вечер, и она не ответила, он ушел спать, ни о чем не беспокоясь. Он знал, как легко погрузиться в творчество с головой.
На второй вечер, после того, как Алексей провел весь день за дверью студии и сообщил, что она не выходила ни есть, ни пить, Зависть что-то заподозрил.
Камилла сказала ему, что ее не было всего час, причем она не лгала – в противном случае он бы это почувствовал. Для нее время текло иначе.
На самом деле прошло чуть больше двух дней.
Зависть не знал, в игре дело или в самом троне. Но по какой бы причине время для Камиллы ни текло совсем по-другому, больше он не оставит ее одну.
Его нисколько не удивило, что эта подсказка оказалась сложнее предыдущей. На этот раз Леннокс не расстанется с призом так легко.
Камилла попыталась сбежать, но он преградил ей путь и крепко прижал к стене.
– А теперь что? – спросила она. В ее тоне сквозило негодование.
– Уже поздно. Пора поесть и попить, а затем поспать. Вы снова приступите к работе, но лишь после того, как полностью восстановитесь. Больной или полумертвой вы мне не нужны.
Между ними повисло молчание.
Глаза Камиллы вспыхнули гневом.
– Что-то я не припоминаю, чтобы в сделке оговаривалось определенное время отхода ко сну, лорд Синтон. Я рисую до тех пор, пока не буду довольна своей работой. Вы можете присоединиться ко мне или отправиться спать. Насколько же вы не в себе, раз вы решили, что имеете право командовать мной?
Зависть оглядел ее, гадая, что же такого чертовски привлекательного в этой нескончаемой борьбе воли? Если эта гремучая смесь интриги и возбуждения была хоть отчасти близка к тому, что постоянно чувствовал Похоть, удивительно, что он вообще посвящал свое время чему-то, кроме собственного греха.
Зависть заскрипел зубами. Из корыстных соображений он хотел, чтобы Камилла продолжила рисовать, и он совсем не устал. Раз она сама хочет продолжать, да будет так.
Он сделал шаг назад и протянул руку.
– Тогда после вас, мисс Антониус.
Камилла прошла мимо него в студию, выпрямив спину, словно вступала в бой.
Если бы и впрямь разразилась война, он бы не удивился, когда все ее враги пали бы один за другим. У этой женщины была чуть ли не самая сильная воля среди тех, с кем ему доводилось столкнуться.
Камилла была любимицей высшего общества, пока ее оттуда не выставили. Так и появилась, оскалив зубы, воинственная маленькая задира.
Эта дикая сторона Камиллы его безмерно манила.
Она размяла напряженные плечи и села, сосредоточившись над красной краской. В руке она держала изумрудную кисть, которую Зависть ей подарил. На талию она повязала его фартук.
Зависть налил в стакан немного бренди и сел на диван у камина. Он впервые увидел картину.
Камилла продвинулась гораздо дальше, чем он предполагал.
Набросок трона на холсте не был похож на обычную мебель. Скорее, он напоминал лезвие. Логично, ведь этот заколдованный предмет по сути был оружием. Камилла выбрала цвет между шампанским и бронзовым, не слишком теплого, но и не прохладного, идеально сбалансированного оттенка.
Противоположности слились воедино в абсолютной гармонии.
Камилла только начала писать языки пламени на левой части трона. Дорабатывая их, она то и дело погружала кисть в смешанные на палитре краски.