— Уходи из сектора, cretin[131]! Зацепим же!
К удивлению, огонь вело явно больше стволов, чем предполагалось. Краем глаза Саймон засек фигуру в белом халате, увлеченно поливающую «Голиафа» с фланга. Похоже, пилоту машины был дан приказ «бить всех, там разберемся», что вызвало у гражданского персонала станции понятное возмущение и склонность заключать неожиданные союзы.
Но против силового поля броневика, увы, даже массированный огонь был бессилен. Одна из сенсорных башенок крутанулась: возникшего с тыла лоцмана засекли. Наплечная турель последовала за башенкой, эжектор характерно засветился…
— Ворчун!!!
Следующий шаг Саймон сделал скорее по наитию, чем обдуманно. Краткое ощущение падения, удар о жесткое — и лоцман вцепился в транспортировочные скобы. «Голиаф» задергался, крутанул «торсом», пытаясь скинуть коварную «блоху», но та оказалась цепкой. «Я под силовым полем, — щелкнула отстраненная мысль, сменившись почти панической: — А дальше-то что?»
Броневик снова дернулся, в ребра что-то болезненно уперлось. «Гранаты», — вспомнил Саймон. В тот же момент в личном канале опять заорали:
— Сбей ему наводку, Ворчун! Этот pendejo[132] ослепнет без сенсоров!
Одной рукой продолжая виснуть на левой скобе, Саймон исхитрился и высвободил вторую, оплетя ногами правый выступ. Первая граната ушла на все еще вертящуюся башенку, следующая — на эмиттер силового поля. «Липучки» схватились, таймер угрожающе покраснел…
Гулкие хлопки слились в один. Слушал их лоцман уже из-за угла контейнера с оборудованием, удачно поставленного поперек зала. Потом стих треск разрядов, зашипела гидравлика, защелкали замки. Незнакомый голос прокричал:
— Сдаюсь! Сдаюсь! Не надо…
Одинокий выстрел прервал прочувствованную речь. Оглянувшись на звук, Саймон увидел белый халат, встающий из-за спектроскопа. Ученый мстительно щурился.
Поднялся и лоцман, тут же заработав знакомый подзатыльник.
— Развелось героев, baszom az anyat[133]! — Магда свирепо раздувала ноздри, но вместо второй затрещины Саймон заработал крепкий поцелуй. — Ладно, победителей не судят. Господа пленные, в целях развития эффективного сотрудничества: кто-нибудь мне объяснит, что тут у вас за mierda[134]?
Пара все еще стоящих на ногах техников, лаборантка и уже подмеченный Саймоном старший ученый тут же побросали оружие. «Халат», утратив всю воинственность, с долей недоумения развел руками.
— Но если в-вы… Мы, собственно… В-вот! — Он широко махнул в сторону реплистатов.
— Размер! — сунулся Саймон, почти дублируя вопрос, заданный Ла Лобой по связи. — Вы ведь занимаетесь проектом искусственных лоцманов. Почему дети?
Ученый даже не побледнел — его лицо приняло нездоровый, пятнисто-серый оттенок.
— Я-а-а ведь вас знаю… Господин Фишер, м-м-мы только выполняли приказы… П-пожалуйста…
— Никто вас не тронет, пока вы отвечаете на мои вопросы, — пришлось нахмуриться и повысить голос. — Фогель-раз, обеспечьте безопасность пленных и раненых. Соберитесь компактнее: возможно, потребуется переход обратно на корабль.
Сглотнув, «халат» слегка пришел в себя. Правда, с заиканием это не очень помогло:
— Б-благодарю, господин Фишер, б-благодарю вас… Д-дети, да. Видите ли, руководство решило, что со взрослой, заранее сформированной психикой много п-проблем…
— Сколько ж вы собирались ждать «готового продукта»? — вклинилась Магда. — Пятнадцать, двадцать лет? Не вижу нигде ни яслей, ни школы.
— Они и не собирались, — из командного канала, включенного на общую трансляцию, раздался негромкий голос Назара. — Программа ускоренного роста, верно? Тело взрослого, психика ребенка, воспитание абсолютного послушания. Вы учли прошлые ошибки.
— Это не м-мы… — Ученый снова задрожал и осел на ближайший стул, чудом не перевернутый во время боя. — Это в-все…
— Ну? Имя?! — Саймон понял, что надрывается в крике. — Все имена, под запись и роспись!
Воздух рванула сирена, со стен полыхнуло кровавыми вспышками. «Халат» застыл, потом еле слышно пробормотал — так, что пришлось наклоняться ближе, чтобы расслышать:
— П-поздно. Система самоуничтожения…
В тот же момент ожили каналы остальных групп:
— Зеро, у нас тут врубилась тревога! Гражданские в панике, рвутся к спаскапсулам!
— Волчица, их сеть блокируется! Станция отключает системы одну за другой, я теряю контроль!
— Это Фогель-четыре, я еще подключен к сенсорным массивам станции. Тут какой-то бедлам на подступах к системе, вы подтверждаете?
— Подтверждаю, Четвертый, — ровный голос Микко перекрыл шум. — Я же говорил: флот прикрытия не задержится. И вот, собственно, он.
— Внимание всем группам, — Ла Лоба взяла непосредственное командование на себя. — Корабли ООН вывешиваются по всему периметру системы. Мы делаем переход ближе к станции и отключаем противоподавитель, чтобы они не могли достать нас сразу. Дайте персоналу покинуть опасную зону: напоминаю, мы не палачи. Остальным — подобрать раненых и собраться на ангарной палубе. К сожалению, «живую» трансляцию разведданных придется прервать… Стой, куда?!
Слева от Саймона тихонько хлопнуло. Назар, чье лицо на глазах обретало здоровый оттенок, смущенно кашлянул:
— Я ведь все равно там больше не нужен. Вот, подумал, нашим эвакуироваться помогу.
— А его по макушке не лупишь, — нашел в себе силы пошутить Саймон, когда Магда со всхлипом набросилась на бородача и обняла, чуть не отрывая от пола. — Ну, какой у нас теперь план?
— Надо как-то зам-медлить отсчет до в-взрыва, — пришел в себя пленный ученый. — Это реактор станции! Если рв-ванет — в системе появ-вится новый астероидный пояс!
— Реактор… — Назар прислушался к чему-то, потом пошевелил пальцами, настраивая связь. — Фогель-три, Ахмед, дайте мне доступ к сети, пожалуйста. Я попробую ее… уговорить. Может, и до реактора доберусь.
В этот момент пустота снова взорвалась у Саймона в голове, заставив пошатнуться. Значит, Encarnacion сбежал от ооновского флота и включил собственный подавитель. Но тут же прокатилась еще одна волна: похоже, андроид и техники нащупали источник поля станции, вырубив его для пущего контроля над ситуацией. Голова лоцмана закружилась, он почувствовал, что падает…
И уже стоя на коленях, Саймон вдруг осознал, что в последний момент уловил некую неправильность. Изъян в конструкции зала. Да, он успел провести в нем от силы несколько минут, и поначалу ощущение списывалось на новизну обстановки, на иную, чем в рубке «Группера», гравитационную картину. Но теперь, когда мир снова перестал петь в прифронтальном неокортексе, неправильность проступила ярче. Словно убрали пестрый фон, мешавший различить главное.
Лоцман прикрыл глаза. Все верно, в той стороне. Он развернулся и медленно пошел. Натыкаясь на столы с оборудованием и бойцов Фогельзанга, запинаясь о парализованных и раненых, Саймон следовал по стрелке внутреннего компаса. По выстроенной в памяти картинке. Не стараясь прислушиваться к мирозданию, а восстанавливая его рисунок усилием воли.
Он шел так, пока не уткнулся в стену. Да, именно здесь: где-то не за, а даже, скорее, внутри мощной, надежнейшей на первый взгляд переборки. Память о последних перед включением подавителя ощущениях тихо шептала: «Что-то тут не то». А если не то — значит, надо проверить.
«Танцевать не только ногами, но и головой». Но голова недоумевает. Голова сомневается. Голова тупо и банально боится. Что, если не выйдет? Что, если сказанное верно — но лишь в отношении сказавшего? В конце концов, где он, обычный лоцман, справившийся с подавителем всего один раз, на злости, на адреналине, на истерике — и где андроид, специально задуманный и разработанный быть лучше, быстрее, одареннее во всем?
Саймон Фишер, наследник Семьи Фишер и потомок знаменитого Абрахама Фишера, стоя перед монолитной с виду стеной и надеясь на чудо, осознал, что боится. Страшно боится опозориться. Оказаться не самым лучшим из всех.
«Глупости, — шепнул чей-то голос, интонациями подозрительно схожий одновременно с Назаром, дядей Анджеем и почему-то старым ооновским библиотекарем. — Ты знаешь, что надо делать. Ты сможешь проделать это, накачавшись дешевым пойлом и разбив собственное лицо об чужой кулак. Андроид же никогда не станет лучше человека. Просто потому что человек создал андроида, а не наоборот».
— Так что хорош ныть — и поехали, — пробормотал Саймон уже вслух. Он сосредоточился, восстановил в памяти схему зала и заорал: — Все в стороны! За результат не ручаюсь!
— Какого…
Магда не успела договорить. Здоровые инстинкты возобладали над любопытством, и девушка прыгнула в укрытие. Фэннинг, которому эзоскелет мешал проделать то же самое, активировал щит и сжался за ним, насколько смог. Остальные порскнули кто куда, кроме Назара, не глядя сдвинувшегося вбок на пару метров.
А Саймон шагнул. Прямо через поле подавления, совсем недалеко. Там, где он стоял до этого, на пол грохнулся здоровенный пласталевый шкаф с набором замков. «Халат», выглянувший из укрытия, словно опасливая белка из дупла, благоговейно отвесил челюсть.
— Но как в-вы… Ведь п-подавитель… — Он взял себя в руки и ткнул пальцем: — В-вся документация п-по проекту — здесь. Ее вели т-только на бумаге, никаких электронных копий. Забирайте, п-пожалуйста!
— Вот почему в Сети пусто, как в кастрюле у нашего кока, — хмыкнул по связи Ахмед Новак. — Назар, ты добрался до реактора? Или нам пора валить со страшной силой?
— Он не хочет разговаривать, — грустно сказал андроид, глядя в пустоту перед собой. — Ему прошили кодекс бусидо: «У самурая нет цели, только путь». И путь этот ведет к смерти. Я пытаюсь удержать, но он сильнее. Саймон, уводи всех: теперь ты сможешь.
— Да, — пробормотал лоцман, все еще приходя в себя и зачем-то рассматривая собственные ладони