Тропа и Тропа. Миры под лезвием секиры. Книги 1-9 — страница 342 из 553

— Какие соображения имеете? — спросил он строго. (Фраза эта впоследствии запала в память Смыкова на всю жизнь.)

— Никаких, товарищ полковник, — признался он честно.

— Ну и молодежь пошла, — с сарказмом произнес начальник.. — Смена называется… Учи вас, учи, а результат один. Никаких соображений, вот и все!

— Я юрист, товарищ полковник, — осторожно заметил. Смыков. — А тут вопрос чисто научного характера. Если, к примеру, у автомобиля при аварии ось ломается, я металловедческую экспертизу назначаю. Специалистам виднее… Так и тут… Полагаю, нужно обратиться за консультацией к преподавателям физики.

— Преподаватели эти еще меньше твоего знают. Для них закон Ома что бог… Чудес не приемлют… Жаль, до управления не дозвониться, — он легонько стукнул ладонью по белому телефонному аппарату, напрямую соединявшему его кабинет с приемной начальника управления. — Там бы помогли…

Сказано это было так, будто генерал-майор Тетюхин наподобие бога Саваофа был способен руководить движением светил на небе.

Внезапно снаружи раздался шум мотора. И начальник, и Смыков одновременно сунулись к окну, так что едва не столкнулись лбами. По соседней улице, вихляя из стороны в сторону, словно все его четыре колеса имели разный диаметр, ехал трактор с прицепом.

— Вот видите! — вскричал начальник осуждающе. — Ездят же люди! А вы тут дезинформацию сеете! Задержать немедленно!

Исполнительный Смыков расторопно, но без лишней суеты (должность не позволяла) выскочил на улицу и, увлекая своим примером других милиционеров, организовал преследование непонятно каким образом двигавшегося трактора.

Тракторист не мог не видеть за собой столь многочисленную погоню, однако только прибавил скорость.

Положение спас тот из помощников дежурного, который ездил на подстанцию. Увидев перед собой трактор, преследуемый толпой людей в мышиных мундирах, он инстинктивно выхватил пистолет и прицелился в лобовое стекло.

Тракторист хотел свернуть в переулок, однако не рассчитал и зацепил прицепом за осветительную опору. Пока он сдавал задом, пытаясь развернуться, подбежал Смыков с соратниками. Тракториста выдернули из-за руля так энергично, что даже сапоги его остались в кабине.

— Вы почему, братец мой, не реагируете на законные требования работников милиции? — спросил запыхавшийся Смыков, хотя вопрос был чисто риторический: от тракториста разило перегаром, как от бродильного чана.

— Не бейте, братцы! — заверещал он, словно затравленный борзыми заяц. — Больше не буду, клянусь мамой!

— Мука ворованная? — поинтересовался Смыков, заглянув в прицеп, где сиротливо лежали два припудренных мучной пылью пятидесятикилограммовых мешка.

— Ворованная! — признался тракторист. — Все себе берите, только не бейте!

В прежние времена можно было тут же возбуждать уголовное дело, но сейчас Смыкова интересовало совсем другое:

— У вас мотор нормально заводится?

— Не знаю, — вытаращился на него тракторист. — Я его с самого обеда не глушил.

— Понятно, — сказал помощник дежурного, все еще не выпускавший пистолета из рук. — Это же дизель. У него в цилиндрах смесь не от искры, а от сжатия воспламеняется. Можно вообще без электричества обходиться.

Трактористу для порядка накостыляли по шее, но потом все же вернули в кабину — опытом вождения трактора никто из милиционеров не обладал. Смыков сел рядом вместо конвоира.

Заполучив транспортное средство, начальник сразу повеселел. Даже полное отсутствие комфорта не устрашило его. Прицеп подмели, выбросили прочь мешки с ворованной мукой, а на их место поставили пару мягких стульев. Теперь можно было отправляться на поиски советских и партийных властей.

— Соображаете, кого везете? — Смыков для острастки ткнул сразу повеселевшего тракториста пистолетом в бок.

— Не бзди, командир! — жизнерадостно ответил тот. — Довезу в лучшем виде. Я хряка за сто километров по проселку возил. Так это же хряк! Не чета вашему бугру. В нем двадцать пудов веса! Он от любого толчка ногу сломать может. Ты со мной согласен, командир?

Не обращая внимания на болтовню тракториста о хряках и свиноматках, Смыков велел ему сначала подъехать к военкомату. От посыльного, вернувшегося с подстанции, было уже известно, что энергетики сами ничего не понимают.

Ничего не понимал и дежурный по военкомату. Ни одна из расквартированных на территории района частей еще не подала о себе весточки.

— В райком езжайте, — равнодушно посоветовал он. — Наш туда потопал.

Признаков паники в городе не наблюдалось, хотя народа на улицах бродило больше, чем положено в это время. Впрочем, удивляться тут было нечему — людей в основном гнали из домов потухшие экраны телевизоров. Собравшись в кучки возле своих подъездов, они что-то обсуждали, чаще, чем обычно, поглядывая на небо. Грязный и разболтанный трактор, везущий куда-то в прицепе одного-единственного, хорошо известного всем горожанам пассажира, вызывал всеобщее любопытство.

Подъезжать к райкому ближе чем на пятьдесят метров не полагалось (все столбы были завешаны соответствующими дорожными знаками), но обстоятельства нынче были не совсем обычными, и Смыков сам указал трактористу, где припарковаться — прямо напротив центрального подъезда, между бронзовым вождем с воздетой рукой и голубой елью, посаженной для симметрии на месте другого бронзового вождя, снесенного в свое время за ошибки, допущенные в работе.

— Мотор не глушите, братец вы мой, — сказал Смыков, покидая кабину. — И ни на шаг в сторону. Мы ненадолго.

— А если солярка кончится, командир? — поинтересовался чумазый тракторист.

— Уж вы постарайтесь, чтоб не кончилась. — Смыков изобразил просительную улыбку. — Иначе хряка своего любимого больше не увидите.

— Пугаешь, командир! — ухмыльнулся тракторист. — У меня же не расстрельная статья.

— Не расстрельная, — согласился Смыков. — Но на пару лет потянет. А двадцатипудовые хряки столько не живут.

…В кабинете второго секретаря (первый неделю назад отбыл в южные края на отдых) собралось уже немало публики: всякая руководящая шушера из горсовета и райисполкома, директора заводов, начальник узла связи, одетый по-домашнему военком, главврач, железнодорожник с непонятными для Смыкова звездами и шевронами на рукаве и даже председатель пригородного колхоза Герой труда Прокоп Булыга.

Обсуждение текущего момента пока проходило на уровне уличной дискуссии, с той лишь разницей, что здесь присутствовала направляющая и руководящая сила, кроме всего прочего умеющая очень ловко затыкать чужие рты.

— После восемнадцати часов пяти минут через станцию Талашевск не проследовало ни одной единицы подвижного состава, — докладывал железнодорожник.

— О местонахождении одного скорого, двух пассажирских, двух пригородных, пяти товарных и трех сборных составов ничего не известно.

Второй секретарь по традиции курировал аграрный сектор и во всем, что не касалось сельского хозяйства, разбирался туго. Болезненным взором обведя стены кабинета, он уставился на портрет матроса Пидоренко, считавшегося первым председателем Талашевского ревкома. Вспомнив, очевидно, о легендарных подвигах бывшего балтийца, всем другим видам транспорта предпочитавшего железнодорожный, он приказал:

— Пошлите дрезину.

— Мотодрезины имеются только на узловых станциях, — сказал железнодорожник с таким видом, словно признавался в тайном пороке.

— Паровоз пошлите… — подумав немного, произнес секретарь. — У вас же их в резерве несчетное количество.

— На расконсервацию паровоза уйдет не менее пяти суток, — железнодорожник едва не плакал. — Я вот что хочу сказать… Наш участок дороги электрифицирован и снабжается электроэнергией от нескольких независимых источников. Пропадание тока практически исключено… Такого я за двадцать лет службы не упомню!

— Обходчиков в конце концов пошлите! — вышел из себя секретарь.

— Нет уже обходчиков… Еще в прошлой пятилетке сократили.

— Ну так сами идите! Через два часа лично доложите обстановку.

Железнодорожник, бледный и до этого, стал зеленовато-серым, как свежеэксгумированный труп, и попятился к дверям. В наступившей неловкой тишине раздался вальяжный голос Прокопа Булыги, на правах депутата Верховного Совета позволявшего себе много вольностей.

— Послушай, Герц Лейбович, — обратился он к председателю райпотребсоюза Хаймовичу. — Тебя родня из Израиля ни о чем таком не предупреждала?

— Нет, Прокоп Иванович, — ответил флегматичный с виду, но хитрый до неприличия Хаймович.

— И эта контора… как ее?.. Ну, на которую ты работаешь?

— МОССАД, что ли?

— Вот-вот!

— Сидел бы я тут сейчас с вами, если бы меня предупредили, — Хаймович зевнул и прикрыл рот пухлой ладошкой. Он один тут не боялся будущего, даже самого страшного. Запасов золота, валюты, ширпотреба и продуктов должно было ему хватить лет на сто пятьдесят.

Прокоп Булыга хотел спросить еще что-то заковыристое о Голде Меир и Моше Даяне, но секретарь строго прервал его:

— Вы, товарищ Булыга, не забывайте, где находитесь. Здесь не цирк, а райком партии, между прочим. И повод, по которому мы собрались, к шуткам вовсе не располагает.

— Виноват, исправлюсь, — ухмыльнулся Булыга. Взгляд секретаря лихорадочно искал среди окружающих человека, на которого можно было бы опереться, и вскоре обнаружил его на самом дальнем от себя стуле. Там восседал, сонно глядя в пространство, уполномоченный госбезопасности по Талашевскому району майор Буреломов, мужчина еще не старый, но от безделья огрузневший телом и душой.

— Товарищ Буреломов, — напрямую обратился к нему секретарь. — По вашим каналам никакой предварительной информации не поступало?

Кагэбист пожевал губами и ответил, ни на кого не глядя:

— По нашим каналам информация об отключении электричества не поступает. По нашим каналам поступает информация о враждебно настроенных лицах.

— Разве чрезвычайные происшествия не входят в компетенцию комитета? — не очень уверенно осведомился секретарь.