Вообще-то князь всё верно говорил. Даже после неудачного приступа и немалых потерь войско латинян, наверняка, превосходило по численности рать, которую Огадай-хан уже успел провести колдовской Тропой.
Но время шло. Латиняне вновь выстраивали ряды для штурма. Вокруг камнемёта опять засуетилась прислуга. К крепости выдвинулась первая линия щитоносцев.
Именно в этот момент на правом берегу Ищерки и вспыхнула скоротечная стычка.
Тимофей так и не понял: то ли латинянские стрелки на том берегу всё же обнаружили передовых татарских наблюдателей, то ли Огадай сам отдал приказ к атаке, опасаясь, что латиняне взойдут на стены Острожца.
Из леса посыпались стрелы, между деревьев по-над рекой замелькали конные фигуры в овчинных тулупах и островерхих шлемах с меховой оторочкой. Головной татарский отряд стремительным смерчем пронёсся по правобережью.
Вражеских стрелков за рекой степняки смяли в считанные минуты. Уцелевших латинян опрокинули в Ищерку, и добивали уже в воде, под всполошный вой труб и рогов в лагере осаждающих.
Весь правый берег Ищерки теперь принадлежал Огадай-хану. На левом латиняне спешно поворачивали свои боевые порядки от осаждённого города к реке.
— Самое время для вылазки! — Тимофей искоса взглянул на Угрим.
Окаменевшие крепостные врата сейчас не отворить. И со скального основания, поднявшего стены Острожца на немалую высоту, тоже спуститься будет не просто. Но это не значит, что выхода из крепости не было вовсе.
— Может, тоже Тёмную Тропу откроешь, а княже? Ненадолго, а? Ударили бы с тыла, потрепали латинян — и сразу обратно.
Угрим покачал головой:
— Михель и Арина сейчас только того и ждут. Воинов в Острожце немного и нанести латинянам серьёзный урон мы всё равно не сможем. А Тропа — это прямая дорожка в город. Да и ни к чему сейчас помогать степнякам. Пусть татары и латиняне кровушку друг другу пускают. Нам оно только на руку будет.
— Но…
— Тимофей, — оборвал его Угрим. — наше время ещё не пришло.
«Ещё»? Значит ли это, что вылазка будет позже? Тимофей вновь глянул на реку, разделявшую два воинства.
Огадай выводил на правый берег первый тумен. Латиняне выстраивались по левобережью. Кто бы сейчас не начал переправу, она обойдётся слишком дорого. Сами по себе воды Ищерки — глубоки и опасны, а если их ещё и взбудоражить магией… Немало воинов найдёт тогда свою смерть на илистом дне.
Внимание Тимофея привлекла группа тяжеловооружённых татарских нукеров. Над шлемами всадников возвышался длинный шест с девятью конскими хвостами на поперечной перекладине. Судя по всему, ханский бунчук. Значит, и Огадай где-то там. Ага, во-о-он тот всадник в поблёскивающем золотом шлеме, вероятно, он и есть. Впрочем, под бунчуком находился не только хан.
Телохранители Огадая раздвинулись. В центр образовавшегося круга выскочила маленькая фигурка в странных, издали похожих на рваные лохмотья, одеждах. Степняк что-то кричал, размахивал руками, вертелся, прыгал и дёргался, будто в трясучке. Доспехов на татарине не было. В руках плясун держал… Палицу, что ли? И щит? Нет, для ослопа маловато, да и щит какой-то уж очень лёгкий.
Тимофей пригляделся. Колотушка и бубен — вот, что это было.
— Шаман! — вглядываясь в танец, произнёс Угрим. — Татарский колдун это. Готовится к бою…
Гроздь глиняных шаров вновь прочертила в воздухе широкий дымный след. Только на этот раз зажигательные снаряды летели не к городским стенам, а за реку.
Конечно, обычными силами громоздкий порок так быстро не развернуть. Но если приложены силы магические… А они были приложены, и притом, немалые. Возле метательной машины стоял Михель. Чародей намеревался обрушить огненный дождь на головы противника, подпалить лес на правом берегу Ищерки, сжечь или хотя бы оттеснить огнём татарские тумены.
Всё происходило так же, как и при обстреле крепости. Латинянский маг развёл руки в стороны. Связка горшков с горючей смесью распалась в полёте.
Резко поднялся и опустился ханский бунчук. Это был знак. Дымящиеся шары встретила туча стрел. Сотни, тысячи стрел, пущенных одновременно, на миг затмили небо и остановили зажигательные снаряды не хуже волховского щита. Стальные наконечники разнесли глиняные кувшины вдребезги. Над Ищеркой вспыхнули огненные росплески, всклубились тёмные дымные пятна. Жидкое пламя упало в воду. Огонь расплылся по поверхности реки, заплясал, забился на волнах, уносимый течением.
С левого берега ударили снова. Сразу же. Почти сразу…
Тимофей увидел, как из-за плотных шеренг латинян выступила женская фигура. Ворожея-греченка вскинула руки, и над водой пронёсся сгусток синего пламени. На этот раз к противоположному берегу устремился колдовской огонь — небольшой, неяркий, одинокий, неспособный поджечь лес сразу во многих местах, но зато неуязвимый для стрел.
Татарские стрелы, пущенные ему навстречу, попросту сгорали дотла в слабом мерцании магического снаряда. Стрелы не могли ни остановить, ни замедлить движения синего пламени. Стрелы — нет, но…
В бубен ударила шаманская колотушка. Глухой звук, ещё более громкий, чем грохот боевых барабанов, донёсся до крепости, звук, многократно усиленный колдовством. Дикая пляска бесерменского колдуна пробудила спокойные воды Ищерки. Взбурлив, они поднялись, выплеснулись вверх. На миг обнажилось илистое дно вдоль правого берега. На пути колдовского огня выросла водяная стена с пенными бурунами поверху. Выросла и…
Синее пламя вошло в синюю воду. Растворилось, исчезло без следа.
Водяной щит опал. Магия поглотила магию, колдовство пожрало колдовство.
А выстроившиеся у реки татарские лучники вновь натягивают тугие луки-номо. Ещё один дружный залп под удары бубна… Татарский шаман бил часто-часто, сильно-сильно, не переставая приплясывать, подгоняя оперённую смерть грохотом и дикой пляской.
Подстёгнутые колдовством стрелы взвились над рекой.
На этот раз Михелю и Арине пришлось творить колдовство вместе. Водяная стена — ещё шире и выше, чем та, которую поднял татарский шаман, — вздыбилась теперь у левого берега Ищерки. Замерла на несколько мгновений, останавливая в полёте татарские стрелы, принимая их в себя, вбирая все до единой. Затем толща воды рухнула вниз, увлекая стрелы за собой.
Река оказалась не только труднопреодолимой преградой, но и надёжной защитой от магии. А впрочем, не только защитой.
Степняцкий колдун заколотил в бубен ещё яростнее и громче. От гулких ударов воды Ищерки заколыхались и заходили ходуном. У правого берега поднялся и, быстро увеличиваясь в размерах, хлынул к левому мощный вал. Тяжёлый пенистый гребень выплеснулся из русла, завис над головами латинян. Но Арина и Михель не позволили сокрушительной волне обрушиться на передовые шеренги. Маг и ворожея совместными усилиями отбросили её назад…
Водяная масса покатилась обратно — сначала нехотя, потом всё быстрее. Шаман Огадая не сумел остановить двойного натиска Михеля и Арины. Вскинутые бубен и колотушка отразили волну от девятихвостого бунчука и тех, кто стоял под ним. Остальным степнякам повезло меньше. Мощный поток, выдранный из реки вместе с песком и илом, пал на первую линию степняков. Схлынул, смывая людей и коней. Словно слизывая гигантским языком. Ушёл. Стёк…
Поломанные и вывороченные с корнем деревья валялись на берегу и качались в неспокойных мутных водах. Между стволов плавали плетённые щиты, меховые шапки, колчаны и седельные сумы. Только ханский бунчук, ханская стража и ханский шаман стояли на прежнем месте. Но из леса к Ищерке уже выезжали новые всадники.
Вода в реке успокаивалась. Течение сносило деревья, трупы и снаряжение утонувших.
Татарский колдун, проигравший первое магическое противоборство, продолжил камлание. Снова гулко стучал бубен. Снова шаман метался в неистовой пляске, призывая в помощь своей волшбе неведомые силы.
Тимофей увидел, как от правого берега к левому потянулась полоса застывающей воды. Посреди лета по Ищерке ложился крепкий ледяной путь. И с каждым ударом бубна он становился всё шире, всё длиннее. Будто невидимые строители протягивали над рекой блестящие мостки. «Шаман старается упрятать воду под лёд и открыть дорогу коннице Огадая», — понял Тимофей.
Латинянам, похоже, эта затея не понравилась. По сигналу рогов рыцари и кнехты ровными рядами отступили от реки. У воды остались только Михель и Арина, прикрытые пешими щитоносцами и десятком всадников.
Тимофей смотрел во все глаза.
Вот толстая белая кромка уже почти связала два берега, вот передовой отряд Огадая изготовился к атаке, а вот неподкованные татарские кони вступают на лёд…
Латинянский маг и никейская ворожея тоже творили совместно какое-то заклинание. Михель и Арина медленно-медленно поднимали руки, и воды Ищерки, ещё не скованные колдовским морозом, вновь устремились вверх. Только на этот раз они возносились не широким тяжеловесным валом, а тонким, длинным и упругим водяным клинком, искрящимся на солнце.
Четыре поднятых руки резко, с силой, опустились…
Водяной меч пал на нарастающую твердь. По ледяному панцирю побежали извилистые трещины и разломы. Полетели блестящие осколки и брызги.
Первый же удар отсёк изрядный кус. Пара десятков татарских всадников, сунувшихся было к переправе, оказалось в бурлящей воде. А водяное лезвие, повинуясь воле Михеля и Арины, вновь поднималось к небу.
— Ишь ты, как спелись-то, а! — с ненавистью процедил Угрим.
Да уж, спелись… Тимофей вздохнул. Хорошо, спелись.
Маг и ворожея в едином ритме поднимали и опускали руки. Водяной клинок рубил и крушил ледяную твердь, упрямо возводимую приплясывающим шаманом.
В воздухе опять замелькали татарские стрелы. Но щитоносцы надёжно прикрывали мага и ворожею. Стрелы не мешали им творить волшбу.
Степняцкий шаман морозил воду, Михель и Арина раскалывали лёд. Казалось, это будет продолжаться вечно. А из леса выдвигались всё новые и новые татарские сотни. Степняки жаждали обычного боя, без магии.