Маг держал в протянутой руке кристалл с Чёрной Костью. Ворожея тоже касалась ладонью гранёного бока. Губы латинянина и гречанки шевелились, выговаривая одни и те же заклинания.
Тимофей вопросительно глянул на князя.
— Ждём, Тимофей, ждём! — отозвался Угрим. Прищурившись, он внимательно следил за Михелем и Ариной. — Рано ещё… Пока — рано.
Широкий рукав латинянского колдуна взметнулся одновременно с тонкой ручкой никейской царевны. Размашистым крестообразным движением ладонь Михеля рассекла воздух. Гречанка в точности повторила жест латинянина.
В сумраке надвигающейся ночи открылась Тропа. Действительно — большая, широкая. Гораздо шире, той, которой в своё время воспользовались Тимофей и Бельгутай. За выстроившимися вдоль Ищерки отрядами, за огнями и шатрами латинянского лагеря зияла ещё более густая, чем ночь, тьма. Но во мраке разорванного пространства, в самой его глубине, виднелись разноцветные искорки, указующие дорогу.
Колдовской путь позволявший переноситься с одного края света, на другой, сегодня использовался для того лишь, чтобы перебраться через реку. Наверное, это была самая короткая из всех Тёмных Троп.
Михель и Арина вступили на неё первыми. Следом въезжали имперские рыцари. А магическая бойница Угрима уже показывала другое. Противоположный берег Ищерки. Глубокий тыл татарских войск. Утоптанную площадку между шатрами. Огненный круг, в центре которого вновь выплясывал неутомимый шаман.
Колотушка била в бубен. Развевались полы длинной шубы, обшитой костяшками, лентами и лисьими хвостами. У ног степняка лежал яйцевидный кристалл. За широкими, преломляющими пламя костров гранями самоцвета темнела кость. Чёрная Кость. Ещё одна частица Кощея. Ещё одно средоточие магической силы.
Вокруг сидели, поджав ноги, нукеры, облачённые в боевые доспехи. Татары молча наблюдали за шаманским камланием.
Интересно, чем занят сейчас степной колдун? Укрепляет защиту правого берега? Прощупывает слабые места в обороне противника? А может быть… Тимофей усмехнулся. Что, если шаман тоже намеревался воспользоваться Тропой и проникнуть во вражеский стан?
В таком случае он опоздал. Тропа Арины и Михеля уже дотянулась до него.
Уже разверзся выход с колдовского пути.
Впрочем, кому выход, а кому — и вход!
И, быть может, могила.
Зев Тёмной Тропы на этот раз открылся не в воздухе, а на земле. Прямо под ногами татарского шамана возник широкий провал, едва подсвеченный снизу разноцветными бликами.
Степной колдун мгновенно сгинул в искрящемся мраке. Туда же, в бездну, полетел магический кристалл и посыпались костры.
Вскочили, хватаясь за оружие, нукеры. Невысокий кряжистый степняк в длиннополом цуве, наброшенном поверх пластинчатого панциря-куяка, что-то выкрикнув, прыгнул за шаманом. В поднятой руке призывно мелькнула обнажённая сабля. Во мгле исчезла добрая дюжина расторопных воинов. За ними в бездонный колодец последовал ещё один десяток. И ещё…
Остальные — растерявшиеся, замешкавшиеся и промедлившие — не успели. Зияющий зев сомкнулся. Тёмная Тропа закрылась. Шаманский круг опустел. На левом, латинянском, берегу Тропы тоже больше не было видно ни Тропы, ни рыцарей, отправившихся за магом и чародейкой.
— Ну вот ханский колдун и попался, — невозмутимо произнёс Угрим.
— Княже, — растерянно пробормотал Тимофей. — А как же мы… теперь… Тропы ведь нет.
Угрим с улыбкой покачал головой:
— Она есть, Тимофей. Просто выходы с неё закрыты. Но мы видели, где она открылась и куда привела. Отыскать её теперь несложно. Протянуть Тропу к Тропе — тоже.
Бойница в воздухе вновь показывала всё, как есть — издали, без приближения. Тимофей видел оба берега Ищерки. На правом суетились и сновали всполошённые татары. На левом ставили плотнее ряды латиняне. Выдвигались к переправе передовые полки с обеих сторон. Били барабаны, ревели рога и трубы.
А главная битва уже началась. Только увидеть её было не просто. Решающая битва разворачивалась сейчас на Тёмной Тропе.
— Пора! — Угрим сошёл с окаменевшей дощицы. В тот же миг исчезли и сама дощица, и бойничный проём над ней.
Угрим подошёл к трону. Левая рука волхва легла на Кощеево тулово в прозрачном саркофаге. Правая — рассекла воздух.
Перед адамантовым троном открылась навья тьма. В бездонных глубинах блеснули знакомые колдовские искры. Князь открывал свою Тропу.
— Оружие к бою, — приказал Угрим. — Рубить всех: латинян и татар. Чародеев — в первую очередь. Арину тоже не жалеть.
Князь вступил на Тропу и исчез, не давая ошеломлённым ратникам времени ни испугаться, ни осмыслить происходящее.
— Вперёд! — рявкнул Тимофей, вырывая меч из ножен.
Впрыгивая в искрящийся мрак вслед за Угримом.
— За мно-о-о…
Тропа оборвала его призыв. Отсекла все прочие звуки.
Будто снегом завалило.
Тимофей мельком глянул назад. Увидел оружие, брони, шлемы, сосредоточенные лица ратников. Всё в порядке: идут, идут родимые. Не устрашились, не усомнились…
Разноцветные искры впереди раздвигали стену плотного мрака. Перед глазами маячила горбатая спина князя.
Они то ли шли, то ли плыли. Под ногами мягко пружинило. В спину словно подталкивало что-то. Они просто ДВИГАЛИСЬ. Вперёд и прямо. Это длилось дольше, чем предполагал Тимофей. Впрочем, на путанных навьих путях (а любая Тёмная Тропа — это дорога нави) время и расстояние измеряются не так, как в понятном и привычном мире яви.
Тропа Угрима закончилась внезапно. Точнее не закончилась, а уткнулась в другую Тропу — просторную и широкую, как турнирное ристалище, как проезжий тракт в ярмарочный день.
Лишь подрагивающая плёнка истончённого и растянутого, словно бычий пузырь, мрака отделяла сейчас два колдовских пути. По плёнке-пузырю причудливо расплывались пятна и кольца подвижной мути, но при этом полупрозрачная преграда почти не мешала обзору.
И уж дальнейшему продвижению она тоже воспрепятствовала бы едва ли. Тимофей был уверен: князь-волхв порвёт её движением мизинца. Однако Угрим остановился сам и, подняв руку, остановил других.
«Чего он медлит?!» — удивился Тимофей.
«Потому что сейчас нужно так, а не иначе» — прозвучало в голове.
Князь! Угрим безмолвно общался с ним, даже не повернув головы. Тимофей отшатнулся.
«Княже? Ты читаешь мои мысли?»
«Здесь это нетрудно, Тимофей. Помыслы того, кто не обучен их прятать даже в обычном мире, в тишине Тёмной Тропы звучат особенно громко. Как только мы переступим с Тропы на Тропу, вам уже не скрыть своих мыслей от мага, ворожеи и шамана. Поэтому войти нужно так, чтобы это уже не имело значения».
Тимофей понял только одно: надо ещё немного подождать, осмотреться, выбрать подходящий момент для атаки. Самый подходящий.
Голос Угрима в голове смолк. Возможно, князь говорил сейчас с другими ратниками. А может быть, просто оценивал происходящее за последней зыбкой преградой. Тимофей подошёл поближе к тонкой плёнке-границе между Тропами. Сзади подтягивались и заглядывали через плечо дружинники.
На чужой Тропе их пока не замечали. Возможно, плёнка была непроглядной с той стороны. А может быть, их не видели по другой причине: на чужой Тропе кипела битва.
Мелькали тени людей и лошадей. Текла кровь. Колыхались стены упругого мрака. Слабо мерцали неестественным бледновато-призрачным светом затухающие головешки шаманских костров. Разноцветными вихрями кружились колдовские искры.
Соприкасаясь с пролитой кровью, магические огоньки наливались силой и светились ярко, сочно. Кровь же быстро испарялась и впитывалась тьмою. Но всё же крови было слишком много, и она не успевала исчезать. Кровь капала сверху, стекала по чёрным стенам, струилась под ногами людей и под лошадиными копытами.
Одолевали, конечно же, латиняне. Конные рыцари уже смяли почти всех татарских нукеров. Лишь с полдюжины уцелевших степняков прикрывали с флангов и тыла израненного шамана, перед которым громоздилась гора трупов. Но кочевники гибли один за другим.
Шаману приходилось туго. Покрытая запёкшимися кровяными пятнами одежда степного колдуна зияла прорехами, дымилась и тлела. Кожа и плоть на правом боку были изодраны в клочья. На левом бедре из глубокой раны выступала кость. Обычный человек давно бы свалился замертво. А этот, казалось, даже не чувствовал боли. Этот сопротивлялся. Пока…
Михель и Арина дружно наседали на татарского колдуна.
Странно только, что колдовские кристаллы без дела валялись под ногами чародеев. За толстой прозрачной коркой темнели усохшие руки навьей твари. Правая рука в одном кристалле. Левая — в другом. Ни степняцкий шаман, ни маг с ворожеёй не пользовались в этом бою их силой. Почему?
Тимофей пригляделся: чёрная пульсирующая жилка связывала оба артефакта.
«Княже, что это? Что происходит с Костьми?» — задать вопрос вслух Тимофей не мог, но его мысли были услышаны.
«Одна Кость сдерживает силу другой, — беззвучно ответил князь. — Кристалл поглощает мощь кристалла. Такие заклинания нетрудно творить вдвоём».
Ну да, маг и ворожея — их ведь двое!
«Михель и Арина связали Кости друг с другом, и тем самым лишили противника возможности вырваться с Тропы», — добавил Угрим.
«А без помощи Чёрной Кости Тропы не покинуть?»
«Никак. Только сила Кости открывает Тропы и выводит с них. Связь между кристаллами оборвётся, когда погибнет шаман. Или когда шаман одолеет. И это нам только на руку. Сейчас латинянин, гречанка и степняк бьются, не прибегая к навьей силе».
Тимофей вздохнул. Вообще-то, на его неискушённый взгляд, опасного чародейства на чужой Тропе доставало и без Кощеевой Кости.
Вот Арина, выхватывает из пространства перед собой сноп сияющих искр.
Вот Михель стремительным движением ладоней сдирает с колышущихся сводов Тропы клок тьмы — словно кору срывает с дерева, словно шкуру с туши снимает…
Искры, сжатые рукой ворожеи в шипастый ком, летят в противника.