— Ушли… — хмуро не то спросил, не то посетовал Феодорлих.
Император уже стоял на ногах. Да и остальные успели подняться.
Угрим не стал отвечать Феодорлиху. Чего отвечать-то, если и так всё понятно.
Ушли. И бесерменский чародей ушёл. И Кощеевы Кости с собой унёс. И никейскую ворожею утащил.
— И что теперь делать, урус? — ворчливо осведомился Огадай.
А вот на вопрос хана Угрим ответил.
— Возвращаться.
В два взмаха князь открыл свою Тропу. Перед Огадаем разверзся чёрный провал.
Хан недоверчиво поморщился:
— Один колдовской путь нас чуть не погубил сегодня.
— Он был проложен не мной.
— А куда приведёт твоя Тропа, коназ?
— Назад, — Угрим сейчас не был расположен к многословию.
— Куда назад? — в разговор вступил Феодорлих. — В логово Горного Старца?
Князь кивнул:
— Ваши воины ищут вас по всей крепости. Их следует успокоить и подготовить к новому походу.
Феодорлих и Огадай переглянулись. Вступать на Тропу не спешил ни император, ни хан. Рыцари и нукеры тоже нерешительно выжидали.
— Если бы я хотел вашей смерти, вы все давно были бы мертвы, — устало вздохнул Угрим.
Вообще-то, справедливое замечание. Огадай, дёрнул щекой, но промолчал.
— Время дорого, — поторопил Угрим. — И этот путь безопасен.
Князь простёр руку в приглашающем жесте.
Огадай мотнул головой, приказывая нукерам войти на Тропу. Феодорлих кивком повелел своим рыцарям следовать туда же. Затем во мраке колдовского пути скрылись хан и император.
Угрим шагнул в противоположную от Тропы сторону.
— Княже? — удивлённо поднял на него глаза Тимофей. — А мы?
— Успеется, — отмахнулся волхв.
Успеется? А как же «время дорого»?
Угрим неторопливо обошёл поляну. Тимофей плёлся сзади, вперяясь взглядом в княжеский горб и ничего, совершенно ничего, не понимая.
Князь осматривает место стычки? Ищет что-то? А что тут можно найти? Два изорванных магией трупа, вспаханная земля, посечённая, вырванная с корнем, выжженная трава…
Нет, не только.
В сторонке, у кустов на самом краю поляны, лежал неприметный мешок. Тот самый, что прежде висел на плече у бесермена, заслонившего собой иноземного чародея.
— Глянь-ка, — велел князь.
Тимофей поднял мешок и вытряхнул содержимое.
На землю вывалились чудные вещицы. Две стальные лапы с подвижными сегментами и острыми когтями-крючьями. К каждой лапе хитрым узлом привязана верёвка. Ещё — широкий железный обруч, сложенный вдвое. К обручу тоже особым образом крепилась прочная верёвка. На внутренней стороне кольца виднелись зубчики плоских лезвий-зубьев, утопленные в специальных пазах.
Не всё своё добро успел утащить на Тропу бесерменский маг.
Тимофей осторожно дёрнул верёвку обруча. Заточенные лезвия выдвинулись на добрую ладонь. Дела!
Он взял металлическую лапу. Потянул за верёвочный хвост. Когти-крючья лязгнули, сжались, хватая воздух. Бр-р-р!
— Что это, княже? — поёжился Тимофей. — Для чего это?
Угрим повертел в руках стальные когти на верёвках.
— Такими орудиями, наверное, удобно пытать. Или ловить пленных[13].
Затем князь внимательно осмотрел железный обруч с лезвиями.
— А это штука сгодится, чтобы подкравшись к человеку сзади, набросить её как петлю аркана и срезать голову.[14]
Тимофей присвистнул. Вот ведь крысий потрох, а! Чего только не придумают бесермене!
— Только знаешь, Тимофей, тут ведь другое важно, — неожиданно добавил Угрим.
Закрыв глаза, князь принялся тщательно ощупывать находки. Он будто пытался отыскать в них нечто, невидимое глазу. И…
И, кажется, нашёл!
Угрим замер на миг, ещё раз провёл ладонью по железу. Чуть заметно улыбнулся. Кивнул каким-то своим неведомым мыслям. И лишь после заговорил снова:
— Да, так и есть…
Тимофей вопросительно взглянул на князя.
— Над этими вещицами изрядно поколдовали, — добавил тот.
Опять заговорённый металл? Вроде того, что вогнали в Зигфрида? Тимофей нахмурился. Видать, их атака, в самом деле, была неожиданной, раз, отступая, желтолицые бесермены бросили здесь такое снаряжение.
— Княже, объясни, наконец, что случилось, — не выдержал он.
— Где случилось, Тимофей?
Угрим даже не взглянул на него.
— Ну… — Тимофей немного растерялся. — Там, на бесерменской Тропе и после — здесь.
— На Тропе была ловушка, — спокойно и буднично ответил князь. — И нас в неё заманили.
— Зачем?
Угрим устало вздохнул:
— Затем, что создателю Тропы проще расправиться на ней с любым врагом. У каждого чародея есть для этого свои способы. Всё зависит от его умения, возможностей и предпочтений, от магической силы, которой он владеет сам и от той силы, которую он способен черпать извне, от привычной манеры боя и от сложившихся обстоятельств. Ты видел, как действовали Михель и Арина, когда увлекли на свою Тропу татарского шамана.
Тимофей кивнул. Да, он видел. Желтолицый колдун поступал иначе, совсем не так, как сражались с шаманом латинянский маг и гречанка-ворожея.
— Бесерменский чародей уклонился от боя на Тропе, — продолжал князь. — Он не дрался сам, он намеревался раздавить меня Тропою, либо вмуровать в навий мрак. Надеялся не убить, так полонить и дождаться, пока я издохну. А потом — вернуться и забрать то, чего я никогда не отдал бы ему по доброй воле, — взгляд Угрима скользнул по колдовским кристаллам.
«Не убить, так полонить»… Тимофей содрогнулся. Он хорошо помнил упругий мрак, давивший людей и смыкавшийся вокруг защитного магического пузыря. Да, конечно, сама по себе смерть на Тёмной Тропе страшна. Но и полон Тропы — не менее, а быть может, и более ужасен!
— Даже сильные маги не способны долго жить на обрывке чужой Тропы, — добавил Угрим.
— Но у тебя были Кощеевы Кости, княже, — пробормотал Тимофей. — Ты в любой момент мог выйти.
И ведь вышел же! Вышел!
— У чародея, открывшего Тропу, тоже были Кости, — ответил князь. — А поскольку Тропа была открыта посредством его магических кристаллов, Чёрные Кости, которыми владею я, оказались на ней не столь сильны.
— И ты, зная, на что идёшь, всё равно вступил на чужую Тропу? Вступил сам и повёл за собой других?
Угрим кивнул.
— Вступил. Повёл. У меня появилась возможность покончить с опасным противником и получить трофеи, которым нет цены. Я решил воспользоваться этой возможностью.
И всё-таки что-то тут не так! Недоговаривал чего-то Угрим Ищерский.
Тимофей слишком хорошо знал князя, и никогда прежде не замечал за ним неоправданного безрассудства. А уж глупости — тем более. Зато Угрим бывал порой скрытен сверх всякой меры — это да. Вот и сейчас… Ведь скрывает князь что-то сейчас. Наверняка, скрывает!
— Княже, что помогло тебе вырваться с Тропы? — напрямую спросил Тимофей. Он вспомнил, сколько крови было пролито на колдовском пути, и как она взбурлила от княжеской волшбы. — Кровь раздавленных людей помогла, да?
Угрим пренебрежительно отмахнулся.
— Кровь, не несущая в себе магии — всего лишь вода, утоляющая на Тропе жажду навьей тьмы, но не способная ей противостоять. Нет, Тимофей, на простой человеческой крови не сотворить сильной волшбы.
— Но как тогда тебе удалось выйти? Если бесерменский маг на своей Тропе изначально был сильнее тебя…
— Он считал, что был сильнее, — хищно осклабился князь.
«Он был уверен в этом», — Тимофей сказал бы так. Желтолицый колдун даже не предполагал, что может быть иначе. Потому и не ждал нападения. Потому и удалось застать хитроумного чужака врасплох. Только лишь поэтому.
Но как, крысий потрох?! Как?!
— На чужой Тропе два твоих магических кристалла не способны были противостоять силе двух кристаллов бесермена, верно, княже?
Утвердительный кивок.
— Значит, две Чёрные Кости никак не могли высвободить тебя из навьего полона.
— Две — нет, — Угрим, наконец, повернулся к Тимофею и заглянул ему в глаза. — Три — да.
— Как так три?! — опешил Тимофей.
— Выйти с Тропы мне помогла сила шестой Кости.
Шестой? Тимофей лихорадочно соображал. Две Кощеевы Кости — вот они, у князя в руках. Ещё две — у бесерменского мага. Одна, спёкшаяся, сплавившаяся, слившаяся воедино с адамантовым троном, осталась в подземельях Острожца, в тронном зале Кощея. Итого получается пять. Выходит, шестая…
Да, именно так и выходит. Шестая!
— Но разве Шестая Кость не…
— Она давно найдена, Тимофей.
— Кем, княже? — спросил он.
Уже догадываясь, каким будет ответ.
— Мною. Да, не удивляйся, я нашёл её. Нашёл и спрятал снова. Спрятал так надёжно, как только мог. Чтобы всегда быть при ней. И чтобы она всегда была при мне. Но до сегодняшнего дня я не прибегал к её помощи, не выпускал её силы и не открывал её сути. Никогда, ни разу. Знал бы ты, чего мне это стоило.
Тимофей знал. Наверное, не всё, но кое-что. И того, что он знал, было более чем достаточно. Ему вспомнился штурм Острожца. Воспользуйся тогда князь шестой Костью — удалось бы спасти немало защитников города. Вспомнилась бесшумная кровавая бойня на Тропе Михеля и Арины. В том бою полегла вся ищерская дружина, едва не погиб сам Тимофей, да и Угрим чуть не лишился жизни в магическом поединке с латинянским магом. Вспомнилась и битва за крепость ассасинского старца. Если бы князь присовокупил к силе двух Костей, что были при нём, силу ещё одной, под стенами горной цитадели погибло бы гораздо меньше народу.
Но Угрим хранил свой секрет до последнего. До тех пор, пока не припекло по-настоящему. Пока смерть не навалилась на них тяжёлыми сводами чужой Тропы-ловушки. И пока не появилась возможность завладеть всеми шестью Костьми.
Возможно, это было разумно. И всё же такая разумность не укладывалась в голове у Тимофея. Неужели тайна шестой Кости, действительно, стоила всех тех жертв, которых можно было избежать? Вот чего он не мог понять. Вот с чем не мог смириться.