— Назад! — велел Огадай.
Дрогнула, сломалась, попятилась и исчезла в дыму стена щитоносцев.
— Трубить отход! — приказал Феодорлих.
С головой накрыло стрелков.
Гулко ухнули татарские барабаны, взревели боевые рога латинян. Однако Угрим был прав: поздно. Слишком поздно…
Уже достало тех, кто был сзади. Кто нес лестницы. И кто шел за теми, кто нес лестницы.
Из дымных бурунов и водоворотов доносились глухие, будто сквозь вату, вопли несчастных. Люди кричали дико, не помня себя и не осознавая мира вокруг. Так кричат безумцы, наяву попавшие в ужаснейший из своих кошмаров.
Бесстрастное эхо множило и усиливало искаженные звуки.
Воины, которых еще не коснулась волшба ассасинского старца, спешно отступали из ущелья. Хотя какое там отступали — бежали в ужасе! Вот только дымный поток двигался быстрее людей и спасения от него не было. Нигде.
Первые белесые струйки-щупальца уже тянулись к горловине ущелья. За разрозненными извилистыми потеками надвигался сплошной клубящийся вал. Ворота у подножия стен цитадели были полностью скрыты от глаз. Дно ущелья — тоже.
Однако иноземный маг не унимался. Колдовство продолжалось. Из крепости все лилось и лилось. Бурлящая дымная пелена приближалась.
«Крысий потрох, да что же это такое-то, а?!» — гадал Тимофей. Угрим, защищая Острожец, двигал на врага земляную насыпь, утыканную кольями, но какую пакость гонит сейчас на них бесерменский чародей?
А молочно-белые клубы вот-вот должны были выплеснуться из ущелья. В матовой мути метались, натыкаясь друг на друга, размытые тени. Нет, не просто метались! Тимофей пригляделся… прислушался к приглушенному звону стали.
Да, так и есть! Воины Феодорлиха и Огадая сражались в дыму. Друг с другом сражались! Латинянин рубил степняка.
И степняк — латинянина. И латинянин — латинянина. И степняк — степняка. В ущелье шла битва безумцев, в которой каждый стремился сразить каждого.
— Что там происходит, урус?! — не выдержал Огадай. — Что это за яд?! Что за отрава такая?! Ты можешь ответить наконец, коназ?!
— Могу. — Угрим стоял, подняв руки и выставив перед собой ладони. Пальцы князя чуть шевелились, словно ощупывая приближающуюся белесую волну. Голос князя-волхва был спокоен. — Теперь могу. Это дурман, настоянный на сильной магии. Дурман, лишающий человека воли и ясности рассудка.
— И что? — взъярился хан. — Что же ты медлишь, колдун?
Ответить Угрим не успел.
Вот оно! Дымный поток хлынул из ущелья. Но вырвавшийся из теснины клубящийся вал вдруг вздыбился, наткнувшись на незримую преграду. Хотя не на такую уж и незримую. Белесую волну сдерживала тонкая, но вполне различимая мутная пленка цвета молочной пенки.
Угрим хрипло шептал защитные заклинания.
Все новые и новые клубы тяжелого дыма накатывали из ущелья.
Остановленная волшбой князя волна поднималась, росла.
Выше, выше…
Выше каменной лавины, впечатанной в стены ущелья, выше скалистых отвесов на раздвинутой верхней кромке. Выше стен горной цитадели, выше башни бесерменского колдуна.
Тимофей понял: он стал свидетелем еще одного магического поединка. Ассасинский старец бросал из крепости густые дымные клочья, Угрим противостоял им. Белесый гребень пышной шапкой нависал над горловиной ущелья и легонько покачивался, словно делая выбор: в какую сторону пасть.
Но чем выше поднимался дым, тем больше власти над ним обретал князь-волхв. В конце концов настал момент, когда Угриму удалось отклонить взрастающую дымную массу обратно к крепости. Клубящаяся волна колыхнулась туда-сюда, но поддалась-таки магии ищерского волхва, изогнулась коромыслом, а затем по высокой дуге, почти касаясь облаков, сама похожая на диковинную облачную радугу, устремилась обратно.
Молочный гребень размазался по небесной синеве, расплылся и раздался вширь, поплыл над ущельем, постепенно наползая на горную цитадель.
Еще немного — и белесые клубы накроют крепость, их же и испустившую. Еще немного — и…
Нет, не накрыли.
Колдун на башне резко опустил руки.
Дымная туча опала, так и не достигнув крепостных стен. На миг смешалась с пеленой на дне ущелья. Колдовские клубы заполнили скалистую теснину до краев, а еще пару мгновений спустя дым ушел в камни. Просочился сквозь, канул под. Весь, без остатка. Словно и не было его тут.
А на камнях лежали люди. Как входили в ущелье плотными рядами — так теперь и лежали. Вповалку, друг на друге, в лужах крови. На осадных щитах и на брошенных штурмовых лестницах.
Полегли все. Татары, латиняне. Простые стрелки и знатные нукеры, безгербовые кнехты и благородные рыцари. Победителей в битве безумцев, вдохнувших дымного дурмана, не оказалось. А если и были таковые, то они уже покончили с собой.
И сейчас в живых не оставалось никого.
Тимофей поразился, насколько тихо вдруг стало вокруг. Почти как на Темной Тропе. Словно колдовской дым, сгинув без следа, унес с собой все звуки.
Над ущельем стояла поистине кладбищенская тишина.
Тихо было и перед входом в ущелье.
Этот бой тоже выиграл старец Горы. Возможно, он при этом открыл свою силу больше, чем следовало бы, возможно, он обрек себя на поражение, но этот бой все же остался за ним.
— Если шаман Горы заставил наших воинов убивать друг друга, на что же тогда будут способны его богатуры? — мрачно произнес Огадай.
Этот вопрос не требовал ответа. И Угрим отвечать на него не стал. Угрим заговорил о другом.
— Хан, — обратился он к Огадаю, — в колчанах твоих воинов есть зажигательные стрелы. Пусть лучники вытащат их.
— Что вы задумали, князь? — встрепенулся Феодорлих.
— У крепостных ворот уже лежит громовой порошок, — объяснил Угрим. — Его нужно только поджечь.
— Стрелами? — удивился император.
— Если стрел много — это будет надежнее, чем снова гнать по ущелью людей.
Конечно, у ханских воинов стрел немало, вот только…
— Лучникам нужно приблизиться на расстояние выстрела, — с сомнением проговорил Огадай. — Для этого им все равно придется вступить в ущелье.
— Не придется, — мотнул головой Угрим. — Стрелы полетят отсюда.
— Но…
— Я помогу им. Они долетят.
— А как же защита против чужой магии, о которой вы говорили раньше, князь? — нахмурившись, спросил Феодорлих.
— Защитный барьер поставлен в ущелье, — ответил Угрим. — Над ущельем его нет.
Хан и император переглянулись. Тимофей улыбнулся. А ведь князь дело говорит! Дурманящий дым, поднятый над скалами, беспрепятственно достиг крепости. Ну, почти достиг… Ассасинскому колдуну пришлось уничтожить свое порождение. А татарские стрелы — это не дым. Они не будут столь же подвластны чародею-бесермену.
— А если старец Горы все же остановит стрелы? — пробормотал Феодорлих.
— Все — не остановит, — убежденно сказал Угрим. — Когда Михель метал в Острожец греческий огонь, я пропустил несколько снарядов. А ведь стрел будет больше, и лететь они будут чаще.
Император возражать не стал.
Вот где в полной мере пригодилась великолепная выучка татарских стрелков. Грянул раскатистый удар сигнального барабана. И в тот же миг последовал дружный залп.
Зазвенели тетивы тугих татарских номо.
И еще залп.
Сотни горящих стрел с устрашающим гудением взвились в небо.
И еще…
Еще, еще… Лучники, выстроенные плотными рядами, пускали стрелы с минимальными перерывами.
Огненный рой, другой, третий… пятый… Стрелы поднялись над ущельем, а в следующее мгновение…
Угрим размахнулся, словно метая с обеих рук невидимые дротики.
Зажигательные стрелы, повинуясь воле волхва, устремились к крепости. Растянутый огненный шлейф понесся над скалами, целя…
В башню! В колдуна на башне! Тимофей растерянно покосился на князя. Уговор ведь был о воротах… Так какой смысл поджигать чародейскую башню? Все равно ведь ничего не выйдет.
Вон, ассасинский чародей уже творит защитную волшбу. И притом весьма действенную: первые стрелы гасли прямо в воздухе, исчезали с глаз долой, даже не долетев до внешних стен. Зато хвост огненного шлейфа…
Угрим резко опустил вниз правую руку, и десятка три-четыре стрел, летевших сзади, поднырнули под незримый колдовской щит, промелькнули в воздухе с невероятной скоростью.
Так вот в чем крылась Князева хитрость! Бесермен, закрывавший магией себя и верхние боевые площадки стен, уже не успевал поставить защиту у ворот. И…
И горящие стрелы бились в арку, отскакивали от мощной кладки, втыкались в воротные створки, падали на камни. И на сосуды с заморским громовым порошком падали тоже. Стрелы сыпались густо, искры и огненные брызги летели во все стороны.
Это продолжалось всего пару мгновений, не больше. А потом…
Тимофей не знал, что произошло потом: попала ли искра на фитиль, или тяжелый граненый наконечник татарской стрелы, подстегнутой магией ищерского князя, попросту пробил железную бочку с громовым порошком.
Он лишь увидел яркую вспышку. И услышал гром, порожденный не небом.
И тут же — еще вспышка. И новый раскат. И опять, и снова… Вздрогнула надвратная башня цитадели. По ущелью покатился грохот, многократно усиленный эхом.
Когда дым рассеялся и осела пыль, стало ясно: все получилось. Правая створка ворот была сорвана и отброшена в глубь арки. Исковерканная левая едва держалась на петлях. Широкая трещина протянулась от арочного свода до сколотых зубцов надвратной башни.
— Хан? Император? — Угрим окинул взглядом лица союзников. — Ворота открыты. Теперь остается только войти в них.
О том, что до ворот еще нужно добраться, князь упоминать не стал.
Бой барабанов, рев рогов и разноязыкие команды вновь разорвали тишину. На этот раз Феодорлих двинул вперед фламандцев, швейцарцев и генуэзцев. Ровный строй, ощетинившийся пиками, топорами на длинных рукоятях и боевыми цепами, медленно, но неумолимо приближался к разбитым воротам.
За плотными шеренгами передовых отрядов следовали лучники Огадая и немецкие арбалетчики. Стрелки следили за стенами, готовые в любой момент прикрыть императорскую пехоту. Спешившиеся рыцари и татарские нукеры наступали второй волной.