Воротная арка темнела приоткрытым зевом. Дымились разбитые створки. Защитники на стены не поднимались. Даже бесерменский чародей исчез куда-то со своей башни. Что он задумал на этот раз? Чем занят?
Горная цитадель казалась обезлюдевшей и оттого выглядела особенно зловеще.
Но рога выли и стучали барабаны. Командиры гнали людей к крепости по трупам тех, кто уже пытался пройти этот путь прежде. Стена пик и алебард подползала к каменной стене. Передние ряды уже приблизились на расстояние прицельного выстрела.
Но никто не стрелял. И никто на этот раз не творил боевую волшбу. Пока…
Опять какая-то ловушка? Тимофей покосился на Угрима. Князь, прищурившись, смотрел на стены.
Крепость и передовую линию штурмующих разделяло уже шагов триста — не больше.
И ничего.
Двести шагов.
И по-прежнему — ни одной живой души на стенах.
— Да куда же они все подевались-то? — пробормотал Тимофей.
Угрим молчал.
Сто шагов…
И — вой! Дикий, многоголосый, яростный. Заглушающий барабаны и трубы.
И — визг и вопли.
Под чудовищным напором слетела с петель расколотая воротная створка. Крепость выплеснула из темного прохода арки своих защитников. Пространство между стенами и латинянской пехотой заполонили белые фигуры, опоясанные красным.
Вооруженные саблями и короткими копьями, облаченные в легкие доспехи, а то и вовсе не прикрытые броней, ассасины с ходу бросались в рукопашную.
Стрелки — и лучники Огадая, и арбалетчики Феодорлиха — вдруг оказались не у дел. Разить врага через головы впередиидущих можно, только если противник находится на стенах или на изрядном удалении. Сейчас же вести эффективную навесную стрельбу было никак невозможно. А расступиться, чтобы позволить стрелкам возможность сделать залп в упор, копейщики и алебардщики тоже не могли. Попросту не успевали.
Вылазка была стремительной и отчаянной. Первый натиск латиняне выдержали лишь потому, что сумели сохранить строй. Но из разбитых ворот выбегали все новые и новые бесермены. Беснующаяся, вопящая толпа яростно наседала. Толпа билась о живую стену, словно волна о скалу, но не откатывалась обратно и не отступала ни на шаг.
Безумцы в белом, как показалось Тимофею, искали не столько боя, сколько смерти. Неустрашимые и исступленные, они лезли прямо на заточенную сталь. Одни бросались на пики и, сгребая руками смертоносные наконечники, падали, пронзенные. А падая, пригибали к земле и вражеское оружие. Другие подставляли головы под алебарды и боевые цепы, стараясь своим весом свалить противников с ног и взломать плотный строй. Третьи карабкались по трупам, чтобы нанести смертельный удар.
Длинные пики вязли в месиве тел, тяжелые топоры, палицы и кистени на длинных древках не успевали подниматься и опускаться. Зато легкие копья и изогнутые ассасинские сабли били быстро, часто, точно.
Линия имперцев прогнулась, сломалась в двух, нет — уже в трех… в четырех местах. Белые фигурки бросались в бреши, просачивались сквозь первые ряды и сражались уже в глубине латинянского строя. Строй мешался, ломался… Пикинёры и алебардщики хватались за короткие мечи и кинжалы, резались с врагом насмерть, бились голыми руками.
Под стенами цитадели росли завалы из мертвецов и раненых, кровь текла рекой, а крепость все извергала и извергала новых безумцев.
— Нешто бесерменский колдун гонит за стены всю свою рать? — пробормотал Тимофей.
— Похоже на то, — хмуро отозвался Угрим. — Очень похоже…
Феодорлих и Огадай уже бросили в бой лучшие отряды. Отборные рыцари и нукеры (и те и другие, конечно же, спешенные: коннице по ущелью не проехать) раздвинули стрелков, прошли сквозь смешанные ряды авангарда, вклинились в толпу ассасинских воинов, рассекли ее на части, разделили, развалили, оттеснили.
Латиняне и степняки с новой силой навалились на противника, двинулись дальше, прорубая путь к воротам, вдавливая защитников обратно в крепость. Но и сейчас каждый шаг к цитадели давался великим трудом и большой кровью.
Трупы у подножия стен ложились все плотнее. А белые бесермены сражались с прежней яростью. Хотя какие там белые! Теперь не только пояса ассасинов, но и их одежды были окрашены в красное. Цвета невинности больше не нес на себе никто. Всюду сплошь был только цвет крови. Яркой, свежей, блестящей.
Наконец наступил момент, когда Тимофей понял: крепость больше не выплескивает вовне новых воинов. Силы обороняющихся таяли. Силы, но не исступление.
Последняя, самая отчаянная сеча вскипела в воротах. Здесь, в тесном проходе, вынуждены были остановиться даже лучшие воины Феодорлиха и Огадая. За пару минут мертвецами оказалась завалена добрая половина арки. Еще немного — и вся она будет забита трупами под самые своды. И какой тогда, спрашивается, прок во взломанных воротах? Хотя, с другой стороны… Какой прок в крепости, защитники которой заложили ворота собственными телами и уже не могут удерживать стен?
— Чего добивается этот старец Горы? — никак не мог взять в толк Тимофей. — Если все его воины полягут сейчас у ворот, кто будет оборонять цитадель дальше?
— Никто не будет, — задумчиво пробормотал князь. — Старик не надеется отбить этот штурм. Он посылает своих ратников на смерть для того лишь, чтобы задержать нас.
— Зачем?!
Угрим не ответил. Князь-волхв прикрыл веки, сосредоточенно прислушиваясь к чему-то, слышимому лишь ему одному. И это явно были не звуки боя.
Угрим вдруг изменился в лице.
— Что случилось, княже? — встревожился Тимофей.
— Магическая защита! — Князь широко распахнул глаза. — Она слабеет! С крепости снимают колдовской щит…
— Что?! — не поверил Тимофей.
— Бесерменскому магу для чего-то понадобилась сила Кости. Вся сила. Для чего-то иного.
— Но ведь… Уйти Темной Тропой он не сможет. Ты говорил…
— Сам — нет. Но с помощью Арины — кто знает? Если она захочет помочь.
Угрим тряхнул головой.
— Ступай за мной, Тимофей. Понесешь Кости. В драку не ввязывайся и не вздумай отстать.
Дожидаться его ответа князь не стал.
— С дороги! — Угрим ринулся вперед. — Все с дороги!
Тимофей подхватил суму с магическими кристаллами и устремился за ним.
— Князь! — вскричал где-то за спиной Феодорлих.
— Урус! Куда?! — донесся сзади оклик Огадая.
— Прочь с дороги! — Зычный голос князя-волхва звучал громче. Громче и страшнее.
Перед ними расступались. От них шарахались. Им освобождали путь. То ли хватало крика Угрима, то ли князь раздвигал плотные ряды еще и каким-то неприметным волховством.
Перед глазами маячил горб под алым княжеским корзно. Тимофей, вперив в него взгляд, бежал по трупам и скользким от крови камням. Пока не отставал. Странно было только, как он до сих пор не переломал ноги. Наверное, все-таки дорогу им прокладывала легкая волшба. Она же и оберегала от мелких неприятностей.
Однако под крепостными стенами, где кипела битва и где некуда было ни ступить, ни отступить, Угриму пришлось колдовать по-настоящему. И ничто ему в этом не воспрепятствовало. От магического щита, укрывавшего крепость, похоже, в самом деле мало что осталось.
Губы князя-волхва выплюнули боевое заклинание. Руки разрубили воздух. То невидимое и неведомое, что шло от его рук, обрушилось на воинов, не сумевших убраться с пути.
Людей кромсало и расшвыривало. Живых, мертвых. Латинян, татар… Вверх и в стороны летели брызги крови, осколки разбитого камня, куски металла и человеческой плоти. Князь продвигался вперед, не считаясь с потерями.
Тимофей, стиснув зубы, шел следом. Отчего-то два легких кристалла с Черными Костьми вдруг показались ему слишком уж тяжелыми. Захотелось остановиться, бросить самоцветы, повернуться и уйти из кровавой мясорубки. Но — нельзя. Но — поздно. Коли уж взялся за гуж, коли поклялся князю повиноваться во всем…
Тимофей не отставал.
Вот и пробит проход сквозь плотный строй латинянско-татарской пехоты. А вот рассечен, разрублен, разметан и разбросан вал из человеческих тел. И сражавшиеся на гребне вала люди — тоже.
К Угриму ринулись ассасины — красные и мокрые, будто вылезшие из кровавой купели. Удар колдовского клинка снес и забросил за крепостную стену пяток бесерменских голов.
А вот и ворота! А в воротах — трупы стеной. Виден лишь небольшой просвет под самыми сводами арки. Но и там, скрючившись в три погибели, лежа и на четвереньках, отбиваются безумцы старца Горы.
Угрим не остановился и не замедлил шага. Князь выбросил перед собой кулаки. Словно отпихивая что-то.
В полумраке воротной арки тускло полыхнуло. Что-то желтое, едва приметное. Но это что-то оказалось посильнее татарских громовых шаров. Завал из мертвых человеческих тел вместе с живыми ратниками, защищающими и штурмующими крепость, вышвырнуло на крепостной двор. Смяло и смешало. Мертвую плоть — с еще живой. Размазало по камням, разбрызгало по цитадели.
Князь вбежал в ворота. Тимофей — за ним.
В темной арке было жутко и мерзко. Запах бойни, который ни с чем не спутаешь. И едва уловимый запах смертоносной волшбы, которая всякий раз пахнет по-новому. Кровь и потроха. Обломки искореженного железа. Со сводов капает. Под ногами чавкает…
Угрим здесь тоже не задержался. И у Тимофея не возникло ни малейшего желания. Вместе с князем он подбежал к башне бесерменского чародея.
Массивная дверь башни была заперта. Но могущественного волхва не остановить обычным запорам. Колдовское слово, магический знак, и дверь — в щепу.
Теперь — по лестнице наверх…
Глава 11
Дым расступился. Заклубился плотным туманным кольцом вокруг распростертой на мягких коврах фигуры. Тело дернулось. Шевельнулись сомкнутые веки. С уст сошла блаженная улыбка.
— …ще… — тихо и невнятно прошептали сухие губы, — …ще…
Почти не остающиеся в памяти, но такие влекущие, такие манящие, такие щемяще-приятные видения и ни с чем не сравнимые ощущения немыслимого наслаждения ускользали. А так хотелось…