Проскуре тяжело было смотреть, как вольготно разгуливает Кушак, тот самый, обнаружить и накрыть которого чекисты долго не могли. И зло стало разбирать Павла Гавриловича на этого застрявшего где-то таинственного вояжера, из-за которого, чего доброго, можно упустить главаря банды.
Но именно он, Кушак, прибежал на исходе четвертой ночи к Угару с приятной вестью, что на первом посту встретили друже Молотка со связным и сейчас их сопровождают сюда, в орешник.
— Дневать хотят тут, куда они на рассвете… — сообщил Кушак и предложил устроить гостей у Кубышки, пообещав, что она их надежно укроет.
Проскура насторожился.
— Друже Угар, — обратился Кушак к Луке, — услужи мне. Канитель, понимаешь, ненормальная вышла у меня… Нельзя мне на свету показываться друже Молотку, признал я его в темноте — фонариком блеснул, он меня, кажись, нет.
— В чем дело? Ты можешь объяснить? — заинтересовала Угара странная неловкость Кушака.
— Да виделись мы с ним по весне у лесника Сухаря. Друже Молоток — тогда он псевдо Цыган имел — шел после плена к нам, «ястребка» в Бабаеве вроде убил. Ну мы и столкнулись.
Проскура весь подался вперед к едва различимому в предрассветной темноте Кушаку, жадно слушал его, вспомнив предупреждение Киричука о возможной встрече с внедряющимся к оуновцам капитаном Сухарем, приметное лицо которого он запомнил по фотографии и, конечно же, не забыл простенький пароль: «Я от В. В.».
А Кушак продолжал:
— Я психованный был, что-то мне не понравилось, не поверил чему-то, велел ему сапоги свои лизать… с завязанными глазами вел на постой. Он смело держался, не боялся. Обозвал меня сопляком или еще как-то обиднее… Не надо мне больше встречаться с ним, так лучше будет.
— Какие у тебя могут быть с ним дела? — равнодушно отнесся Угар. — Не лезь на глаза, и все тут.
— В лес уйду… — сразу решил Кушак, не подозревая, как этими словами действует на нервы Проку.
Павлу Гавриловичу никак не хотелось далеко отпускать Кушака, тем более теперь, когда явился такой «гость», как Сухарь. Брать надо главаря банды, вязать сегодня же. И тут неожиданно, скорее всего без всякой цели, Угар удачно предложил:
— Давай-ка я тебе усы напялю, тогда Кубыня не признает. И ступай устраивать постой, ты тут все знаешь, не мне же заниматься. Веди гостей.
Светало, когда они пришли к хате Кубышки. Проскура хорошо разглядел Антона Сухаря — ошибка тут исключалась — и с первой же минуты стал ждать случая, чтобы переговорить с ним. Но возле Антона Тимофеевича все время находился пришедший с ним Буча, хотя, впрочем, и деваться им друг от друга было некуда. Однако Проскуре удалось привлечь внимание Сухаря и едва уловимым движением головы дать понять, что надо выйти наружу поговорить. Догадливый Молоток смерил взглядом Проскуру, спросил:
— Как звать тебя?
— Эсбист Прок.
— Ну, ты, оказывается, чин, друже Прок, — направился к двери Сухарь и пригласил: — Пойдем, поможешь мне ополоснуться.
Они отошли подальше за сарай, Сухарь передал Проскуре ведро с водой, начал снимать рубаху, сказав всего лишь:
— И что?..
Проскура, оглянувшись, сказал тихо:
— Я от В. В.
— Я бы не подумал, — ответил Сухарь. — Это даже хорошо… Кто тут знает о вас?
— Угар, больше никто.
— Неужели?! — изумился Сухарь, подставляя спину под струю воды.
— Василия Васильевича работа. Поимейте в виду, Кушак признал вас и чего-то боится. Угар ему фальшивые усы нацепил.
— Что-нибудь рассказывал обо мне?
— Да, про плен упоминал, о «ястребке» в Бабаеве… как сапоги приказывал лизать.
— Погано, как бы он не нагадил мне. Очень нежелательно, что бандиты меня тут знают, я же из-за кордона по новой легенде.
— Вас проводим, и Кушака в мешок, только нас и видели.
— Пораньше нельзя это сделать? Ни к чему мне эта реклама.
— Попробуем, с Угаром посоветуюсь, — пообещал Проскура и подсказал: — В. В. надеется, у вас что-то есть для передачи.
— Передайте, вошел в контакт с эсбистом Комаром, иду выполнять его задание под видом функционера из-за кордона к финансисту центра Горбуну, его проверяем. Дня через три я вернусь на свой постой, запомните: станция Жвирка, дом недалеко от магазина, — стал объяснять Сухарь, где и как можно встретиться с ним, описал внешность хозяйкиного мужа — Пал Палыча.
— Отлично! — вырвалось у Проскуры.
— Через три-четыре дня у меня будут новости: и по Горбуну, и координаты Комара. Попозже я вам дам схему постоя Горбуна, его трогать не надо, коли эсбэ им заинтересовалось. Иду спать до вечера. Кушака берите.
На ходу обтираясь полотенцем, Сухарь скрылся в доме. Проскура нашел Угара в мазанке вместе с Кушаком и Кубышкой — они пили молоко. Павел Гаврилович не отказался от угощения, залпом опорожнил кружку и обратился к Угару деловым тоном:
— Друже Угар, надо идти к тайнику, друже Молоток хочет взять «грипсы» и оружие сейчас, а не на обратном пути.
— Давно пора, чего тянешь… — поддакнул Кузьма.
Угар все понял.
— Говорил же, сразу надо было все взять с собой, — для большей правдоподобности посожалел он и сразу принял решение: — Тогда по росе и пошли.
Кушак отправился в путь в приподнятом настроении. В здешнем тэрене он привык чувствовать себя хозяином.
Проскуру теперь уже беспокоило другое: окажутся ли в ранний час на месте чекисты с машиной? Ведь предупредить их он не успел — пошли четвертые сутки ожидания этого момента.
Но все складывалось удачно, и горевать было не о чем. К тому же контакт с Сухарем придал словно бы больше уверенности. Неизмеримая радость возникает за своего брата чекиста, у которого полный порядок по работе в стане врага. Это же, наверное, испытывал и Сухарь, узнав, кто такой Проскура. Подобное с подпой остротой может понять лишь тот, кому до слез пришлось скорбеть при виде фуражек товарищей, привезенных после операции.
Они шли лесом быстро, молча. Угар впереди, за ним — Кушак, а следом еле поспевал замыкающим Проскура. Широкий, длиннорукий, с плоским высоким затылком, главарь банды выглядел страшновато.
Павел Гаврилович заранее обговорил с Угаром, как они будут действовать в последний момент. Проскура должен стоять слева от Кушака, когда Угар будет доставать из тайника «грипсы» и оружие. Угар отвлечет внимание Кушака, показывая ему оружие. В это время Проскура должен ударить главаря бандитов по голове рукояткой пистолета, который он хранил в кармане.
Момент этот настал. Но чекист, видать, легковато ударил противника. Кушак упал на колени и пытался подняться. Проскура с Угаром повалили его, связали.
— Смотри за ним внимательно, а я поищу на дороге наших! — на прерывистом дыхании выкрикнул Проскура и скрылся в зарослях.
Он выбежал на лесную дорогу и увидел невдалеке замаскированную легковушку. «Вот хорошо-то!» — обрадовался Проскура и бросился к машине.
Майор Весник и Проскура быстро прибежали к Угару. Вскоре подъехала и машина. Кушака увезли в Луцк.
А Проскура с Угаром вернулись на хутор. Лишь на другой день, когда проводили Сухаря с Бучей, Кубышка не выдержала, поинтересовалась о своем дружке сердечном Кузьме — среди банды, пришедшей на постой отоспаться, она не увидела Кушака. На вопрос Угар ей ответил, что тот ушел с гостями и вернется дня через три. В тот же день она была арестована, ликвидировали чекисты и банду. «Осиное гнездо» еще некоторое время существовало. В него «залетели» еще несколько бандитов, пока не состоялся открытый суд над Кушаком и Хрисанфом. Памятный суд!
Трудно сказать, что так повлияло на психику Угара, только он, добравшись с Проскурой до хаты Кули, в тот же вечер сильно напился.
Павел Гаврилович терялся в догадках, что конкретно так подействовало на Луку. Арест Кушака был явно не в счет, неприязнь к нему он выразил открыто. Не мог его тронуть и разгром банды Кушака. Не арест же Кубышки запал ему в душу!
Утром Проскура, ничего не узнав от Угара, отправился в Луцк.
Новость о состоянии Угара озадачила Киричука. Он чувствовал, надо что-то немедленно предпринять, привезти на худой конец Угара в управление. Но сделать это мог один Проскура, вхожий в дом Кули. Иначе все можно испортить. И в то же время Киричук не мог сразу послать Павла Гавриловича на хутор «Три вербы», потому что удерживало другое неотложно важное дело: предстояло срочно составить донесение о встрече с Сухарем, о его новом псевдо Молоток. Эти сведения надо было немедленно передать в Львов. Их ждали львовские чекисты.
Киричук, объяснив ситуацию Проскуре, сказал:
— Напишите, Павел Гаврилович, все обстоятельно, после чего поезжайте на хутор к Угару, привезите его в управление. Мне пора к секретарю обкома.
Но Угар с хутора уже исчез, даже не попрощавшись с Кулей.
…Илья Иванович Профатилов выслушал информацию Киричука.
— Таким образом, операция завершилась успешно, — закончил чекист и напомнил: — Я не забыл ваше пожелание, Илья Иванович, об открытом судебном процессе над Кушаком, Хрисанфом и их подручными.
— Очень хорошо, — удовлетворился Профатилов. — Компанией и судить будем, это очень даже важно и политически необходимо. Проведем в Бабаеве или в Рушниковке?
— В Бабаеве, думаю, целесообразнее. Убийство отца Иннокентия особый смысл приобретает: ничто не свято для бандитов.
Профатилов улыбнулся:
— Святость мы на втором плане оставим. А на первом — преступления. Сколько в Бабаеве народу пострадало — от председателей колхоза до старого Андрена. Такую жестокость проявили… Вы охрану арестованных ненадежнее организуйте.
— Не сбегут, Илья Иванович…
— В клубе их надо судить и транслировать по радио хотя бы на площади в Бабаеве, пусть люди слушают… Съедутся отовсюду.
17
На рассвете Горбун пригласил представителя из-за кордона к себе в горницу. Он сидел за столом и что-то писал, делая вид, что занят. Оказался он таким, каким его Антон Тимофеевич и представлял: тощим, длиннолицым, с тонким отвислым носом. Его болезненную худобу еще более подчеркивали удлиненные, тонкие пальцы рук. Бросались в глаза крупные оттопыренные уши. И еще волосы: темные, жесткие, торчащие.