— Никого. Не греми, — пропустила она его и заперла двери.
В маленькой комнатенке горела лампадка. Лики образов смотрели на вошедшего отрешенно.
Куля встала в проходе, худенькая, с хитровато настороженными глазами.
— Я — Прок. От Рыси. Разобраться пришел.
— Не знаю я ни Прока, ни Рыси. До разборов твоих мне дела нет. — И она сложила руки на груди, подчеркивая полное безразличие.
— Я назвал себя, чтоб знала, — подошел к ней Павел Гаврилович. — А разбираться с тобой буду по делу, к которому причастна. Почему, к примеру, после твоей хаты на Угара и его хлопцев налетели чекисты? Где они их прихватили, надеюсь, знаешь?
— Кого таких? — равнодушным тоном спросила Ганна и вдруг резко: — Что молча переступил порог?
Проскура понял, что допустил промашку — не досказал пароль.
— Здравствовать дому твоему пожелать успею, прежде гибель братов уяснить хочу, — ответил он.
— Так бы и сказал…
— Это уж ты меня не учи. Отвечай! Куда от тебя пошел Скворец в последний раз?
— Мне это знать ни к чему.
— Что тебе известно и что говорят в Рушниковке об убитых чекистами на церкви?
— Поболтали и перестали… Видел кто-то Угара, «ястребки» мечутся, ко мне приходил Филимон с оравой, шарили тут. А ничего, с тем и ушли.
— О чем спрашивали?
— «Где бандит?» — орал Филимон — и винтовку мне под нос.
— И что ты ответила?
— Ничего не ответила, он поорал да и перестал.
— Кому ты говорила, что Скворец был у тебя?
Ганна сощурилась и посмотрела колюче.
— Какие права у тебя, чтобы допрашивать меня? — больше упрекнула, чем спросила она. — Что надо? Говори и уматывай!
Проскура взял ее за плечи и усадил на стул с подчеркнутой деликатностью.
— Я еще не решил, голубушка, с собой тебя взять или тут оставить. Может быть, и тащить-то тебя нет смысла. Поняла?
— Я ничего не знаю. Скворец пришел и ушел, куда — они не говорят, всем известно.
— Но ведь от тебя ушли, забрались на отсидку в церковь, никто их не видел. Как же чекисты разнюхали?
— Это их надо спросить. Я надежно выручала всегда…
— Кто приходил к тебе после Скворца до рассвета в тот день? — жестче спросил Проскура и ухватил Кулю за руку.
— Игнат был… ой, я его по-старому, ну, Шпигарь приходил.
— Шпигарь?! — повторил Проскура, скрыв улыбку. — Зачем он приходил? У него же завтра со Скворцом намечена встреча у тебя тут.
— За тем и приходил, что и ты. Узнали о гибели Скворца, звено связи нарушилось. Велел выяснить до завтра, как быть. В тайник под грушей отнесла его «грипс» к Угару, завтра с утра пойду за ответом.
Проскура весь напрягся.
— Так вот, вместо Скворца пойду я. Будешь иметь дело только со мной. Иногда. Наш пароль… — Проскура сделал паузу, повторил: — Наш пароль: стук в половине первого ночи в крайнее от крыльца окно прежними пятью ударами, пароль через дверь, если нет опасности: «Не могли прийти вечером?» Отклик: «Придем на зорьке». Поняла?
— Поняла, — с задумчивым спокойствием отозвалась Куля.
— Так как же понимать? Шпигарь изменил явку или она завтра состоится? — спросил Проскура.
И тут произошло такое, отчего Проскура слегка вздрогнул и на мгновение оцепенел, услышав позади себя:
— Состоится сейчас… Я — Шпигарь!
Проскура и сам не знал, как совладал с собой и не метнулся в сторону, чтобы успеть вскинуть оружие.
— Что ты?! — в предельном напряжении вяло повернул голову и посмотрел через плечо Проскура, увидев усатое лицо угрюмого бандита в дверном проеме и опущенную руку с пистолетом. И первым спрятал свой безотказный наган. Подошел, подал руку, сказал энергично: — Прок!
— Шпигарь! — охотно ответил немолодой, с сединкой в бороде и на висках, связной, представляющий неизвестно кого.
— Ну и добре! — миролюбиво произнес Прок и улыбнулся Куле, что означало: спасибо за сюрприз, мои нервы оказались крепче, чем я думал. Спросил: — Чей будешь, Шпигарь?
— Мы псевдо сменили не для трепа, друже Прок. Соображай…
Проскуру задел ответ:
— Я выполняю поручение эсбиста Рыси, а это значит — приказ Хмурого! Он тут главный, выходит, по чину ты мне доклад начинай, друже Шпигарь. С чем пришел? — Павел Гаврилович сел на лавку.
Куля устроилась на кровати. Шпигарь опустился на низкую табуреточку. Что-то соображая, он медлил, и тогда Проскура круто бросил:
— Значит, ты сообщил чекистам, где находится Угар!
Ничуть не смутившись, Шпигарь ответил:
— Друже Прок! Как я мог сообщить в МГБ о том, что мне рассказал сам Угар, сбежав из церкви. Ганка соврала, я не был у нее той ночью, когда приходил Скворец. Я нынче вечером с темнотой пришел, доставил «грипс» от Угара, а ты мне… Ненормально выходит.
— Давай «грипс»! — предложил Проскура.
— Ганка! Вручи!.. Я бы еще побыл малость и ушел.
— Не было у нас гарантии, что Угар жив. Дошло, что его со связными накрыли и вроде убитым видели.
— Двоих кокнули, верно. А Угар ушел. Везучий! Только напуган. Кругом ищут… А он и не бегал никуда.
— Молодчик, знаю, на то он и Угар, чтобы у чекистов голова болела… В Рушниковке, поди, отсиживается?.. Как доложить Рыси? Пусть Угар сам напишет, как он вырвался с колокольни. Пусть докажет, что его не схватили, а упустили. Понял, друже Шпигарь?
— Вот он какой оборот вышел, — с просветленной догадкой на лице проговорил связной — и на ухо Проку: — У Христы Угар, на дальнем порядке Рушниковки, вторая хата с краю… Я тоже чего-то не поверил его побегу с колокольни. Сбивается, рассказывая.
Проскура слушал Шпигаря, напряженно думал: отпустить его или доставить в управление? Если он не вернется до утра куда надо, Угар может насторожиться и уйти с хаты Христы. А отпустить бандита, окажется лишний ствол в охране районного проводника, труднее будет брать его после рассвета.
— Слушай меня, друже Шпигарь, — вроде бы принял решение Проскура, надеясь за разговором выяснить дальнейшие намерения связного. — Покажешь тайник, чтобы я знал. Завтра там будет указание для Угара. Не исключено, что Рысь захочет видеть его лично. Было такое намерение, так ему и скажи… Тебе когда велено вернуться?
— У меня еще дело, завтра об эту пору вернусь… Ну, мне скорей надо, задержали. Идем, тут недалеко, покажу.
— Пошли… Из дома, Куля, нынче никуда, — погрозил пальцем Прок и вышел вслед за Шпигарем на крыльцо, думая: «Поспешишь ты сейчас с кляпом во рту. У нас тоже срочное дело к тебе».
О возможности захватить Угара живым Василию Васильевичу Киричуку доложили около четырех часов утра. Проскуре удалось подбросить арестованного Шпигаря в управление на попутной военной машине. Не успевший еще уйти с работы майор Весник сразу оценил обстановку: послал своего помощника на квартиру к подполковнику, поднял по тревоге солдат и отправил в засаду вдоль кромки леса за селом Рушниковка, рассчитывая, что Угар, обнаружив опасность, побежит не куда-нибудь, а к лесному массиву.
Появился в управлении лейтенант Кромский. Он с равнодушным видом сел на диван в комнате оперативного дежурного, и если бы не автомат на его груди и не брезентовая сумка с гранатами на ремне, можно было подумать, что он заглянул сюда между прочим и не нашел с кем обмолвиться словом. Молоденькие младшие лейтенанты Алексей Близнюк и Даниил Сыч не вызвали у него интереса.
Подошел грузовик с солдатами. Подоспевший Киричук с чекистами на «виллисе» вырвались вперед. Долгим взглядом проводил машину Павел Гаврилович Проскура. У него своя задача. Ему предстояло заняться любопытным «грипсом», который выдал Шпигарь. В нем говорилось:
«Зустрич 8 апреля в 23 часа на Лю отдельный дуб позывные два лом деляка отзыв два бека». Но кому же предназначался «грипс»?
Проскура колдовал над ним недолго и показал документ Веснику. Тот расшифровал лишь начальные доступные слова; «Встреча 8 апреля в 23 часа где-то возле отдельного дуба…» Срочности не было, до назначенного срока оставалась почти неделя, и загадку расшифровки отложили до прихода Чурина, в исключительные дешифровальные способности которого вдруг уверовали все в отделе.
Анатолий Яковлевич без особого труда, лишь малость поразмыслив, объяснил:
— Назначается встреча на Лю, вероятнее всего — Любика возле Рушниковки, я так думаю, по карте надо посмотреть, там вроде ничего другого, похожего на «Лю», нет, а там возле отдельного, приметного дуба встреча. Пароль «два лом деляка» — это два раза надломить сухую ветку. Ну а отзыв «два бека» — тут куда ни проще, два раза проблеять по-бараньи.
— И волоки «барана» в управу, — весело заключил Проскура, необычайно довольный негаданным уловом. Подумал: «Что-то больно лихо я начал, в сущности еще ничего не сделав и ухватив этакую «хвостину». Не случится ли так: веселились, потом прослезились? Надо будет глядеть в оба».
Чекистская группа во главе с подполковником Киричуком достигла Рушниковки, когда рассвело и во дворах кое-где появились люди. Машина стремительно подкатила к темной развалюхе с осевшей крышей на отшибе села, в которой жила тетка Христа.
«Неужели арестованный Шпигарь соврал или Угар успел испариться до рассвета, когда оцепление у леса еще не заняло своего рубежа? — мелькнуло у Киричука, не увидевшего во дворе хаты тетки Христы ни души. — Или кто-то, возможно, не позволяет хозяйке выйти во двор. И поросенок не зря кричит голодный, и куры не выпущены».
— За мной! — скомандовал Киричук, вбежав во двор ветхого домишка. Что-то мрачно-таинственное было в нем, унылом и притихшем. Подполковник не боялся, но и не исключал неожиданного выстрела, даже автоматной очереди. За Киричуком цепочкой шли Кромский, Близнюк и Сыч. Еще трое солдат с улицы приближались к воротам.
Чекисты рассредоточились, сторонясь окон. Киричук с Кромским сразу проникли в сени, следом за ними — двое солдат. Близнюк с Сычом уже осматривали сарай.
В хате было светло. Посреди кухни стояла тощенькая старушонка, хозяйка Христа. Она, обхватив натруженными, корявыми пальцами подбородок и подперев локоть рукой, казалось, дремотно застыла и ей ни до чего не было дела.