— Вы обратили внимание, их чаще преследуют не чекисты, а большевики?
— Они выражаются верно, между прочим, — охотно поддержал Профатилов. — Под большевиками они подразумевают обобщенный образ всего советского. Хорошо сказано, прямо-таки записать впору: «Большевики всюду, они снуют за нами…» Читайте, что там еще интересного?
— О-о, наш знакомый Угар тут слезу пустил, я его кличку в бумагах проглядел. С ним мы планируем выйти на беседу.
— Который на колокольне от вас сбежал? — вспомнил Профатилов.
— Он самый. У него предстоит встреча с Зубром, Надеемся вплотную подступить к тому.
— Какую выгоду себе вымаливает Угар?
— Замаливает, скорей, — уточнил Киричук, ища глазами достойное внимания сообщение Луки Скобы: — «В тэрене разгром, группы в дальнем отрыве, связь порушена. Данных о состоянии сил и дальнейших намерениях большевиков не имею. Я докладывал, но не уверен, сработал ли мой канал связи, о том, что сам в конце июня бежал из церкви, в которой погибли два моих хлопца». — Киричук взглянул на секретаря обкома, усмехнулся, говоря: — Прошлой ночью Угар вот так же начал плакаться. Сам угробил людей и слезу сочувствия пускает: «хлопчики погибли». Жалуется на связь: «с других тэренов больше месяца не получил ни одной почты, не получил и сверху. Вынужден был из-за преследований уйти в «Шапа» — шатающуюся партию, потому связь держал случайную. Закрепиться нигде не смог, собираюсь отойти в свой старый тэрен. Идти туда Зубру не советую, предлагаю ему вызвать меня к себе».
— Шатающаяся партия? — повторил Профатилов. — Можно подумать, они не все шатающиеся. Ну, удач вам.
Степанида Ивановна рассказала Василию Васильевичу о любопытствующей соседке. Усталый постоялец рассеянно выслушал хозяйку дома, и та сочла неловким приставать с пустым разговором. Но интерес Варвары в ней остался. К тому же прошлый раз она не уважила ее должным вниманием. Поэтому сейчас, возвращаясь с базара и оказавшись возле калитки Варвары, шмыгнула за нее. Хозяйку она увидела в саду на лавочке с блюдом крыжовника — протыкала иголкой ягоды. Села рядом, откровенно разглядывая ее нежно-белое лицо, плечи, грудь.
— Вы чего это как прицениваетесь, Степанида Ивановна? — даже смутилась Варвара и поправила разрез кофточки.
Гостья всплеснула руками.
— Ой, недотрога! — игриво произнесла она. — Будет передо мной-то… Я извелась после твоего ухода, натура вот такая.
— Чего это вы?
— Ну как же, посмеялась я насчет твоего интереса к моему постояльцу, не присоветовала ничего, старая дура, будто сама молодой не была.
— Ах вон вы о чем!.. Я уж давно забыла.
— Не гонорись ты, все мы так. А мужик, оказывается, внимание к тебе имеет. Вот я и подумала, чего же я спорола, тебя не приветила, не по-женски получилось, — привирала она, не ведая, что делает.
— Да ничего особенного, — стала вслушиваться Варвара с расположением, и пожилая женщина уловила эту тонкость, заговорила настойчивее:
— Ты меня не бойся, я как мать родная… Уж больно я его уважаю, человек хороший… и ты с душой, а таким завсегдашеньки охота доброе сделать…
Варвара слушала, соображая, и вдруг напрямки гостье:
— Не вертите, Степанида Ивановна, зачем пришли?
— Помочь хочу.
— В нем? — удивилась Варвара.
— Познакомиться же тебе не терпелось с моим постояльцем.
— И он что, согласный?
— Наверное, коли я пришла, — с гордым видом распрямилась Степанида Ивановна.
— Что вы ему там наплели?
— Ничего, только сказала: интересуется женщина, через дом живет, заходила, спросила о вас. Влечение у нее в глазах прочитала…
— Ой, хитра вы, «в глазах прочитала»… Втюрилась, поди, сказали, срамоту на меня навели, — уколола Варвара палец и по-детски сунула его в рот.
— Свят, свят, какая же срамота любовь, штука житейская, потребная…
Варвара звонко расхохоталась:
— Ну и сказанули вы, будто вот об этой миске с крыжовником! Вы когда-нибудь любили, Степанида Ивановна?
Та обиделась, надуто ответила:
— Молода ты смеяться надо мной, Варвара. У меня сын был, утонул, ты знаешь.
— Простите, Степанида Ивановна! Нечаянно вышло, я вроде как на равных с вами.
Старая отмахнулась:
— Ладно уж, сама напросилась.
— Он правда, что ли, хочет видеть меня? Когда прийти-то?
— Я не знаю, он день и ночь работает… — пожала плечами Степанида Ивановна и рассудила: — Для этого дела вы на пару время найдите. В выходной давай с утра, часов в девять, к завтраку, заходи. Чайку попьем, побалакаем, разглядитесь. Да уйду я, не морщи лоб.
— Не могу я в воскресенье, мой дома… Давайте лучше нынче-завтра, подгляжу, когда он в перерыв явится, и сама приду.
— Это уж как тебе удобней, — поднялась Степанида Ивановна, забеспокоившись, что хватила лишку, кажется, не просил ни о чем постоялец. Но тут же решила — не беда. Не со злом же она к ним, с добрым сердцем. От этого худа не будет.
С той минуты, как ушла со двора услужливая соседка, Варя то и дело вспоминала о своем обещании прийти познакомиться с подполковником, которого видела издали и как следует разглядеть не успела. Но первоначальное любопытство с беспечным женским баловством сошло, и она подумала: зачем ей этот несколько обязывающий визит и встреча с незнакомым мужчиной, да еще из безпеки? Варе неловко и досадно стало от мысли, что ее приход в чужой дом с легкомысленной целью будет выглядеть унизительным. И она сразу отбросила свое намерение.
Однако тайная мысль не исчезла бесследно, заставляя молодую женщину выдумывать себе в угоду завлекательную встречу. От разыгравшегося воображения лицо ее начинало румяниться.
Расчувствовавшаяся Варя совсем забыла о Марии, об ее просьбе — узнать поподробней о подполковнике. А когда вспомнила о ней, то не ревность, а какое-то иное щепетильное чувство задело ее. Припомнила, как Мария рассказывала ей об ухаживании обходительного подполковника, с которым, наверное, у нее ничего не вышло. И, оправдывая свои действия необходимостью исполнить просьбу обаятельной знакомой — это она, мол, просила, я тут ни при чем, — Варя с облегчением решила сегодня же отправиться — поразвлечься, как сказала она сама себе.
Собираться стала загодя. Сначала она вымыла голову, но, разохотившись, забралась в корыто и, потирая себя мочалкой, расхохоталась от собственной шутки: «Без мочалки еще не понравишься». Потом обнаружила, как огрубели у нее руки и некрасиво отросли ногти, провозилась с ними до обидного долго, непоправимо затупив кончик мужниной опасной бритвы. Когда она подобрала себе платье и решила погладить его, вспомнила, что кончился древесный уголь. Тут-то ее осенило сбегать за ним к Степаниде Ивановне.
Ей приятны были эти сборы. Она чувствовала облегчение в душе, живость в движениях, небывалую внимательность к самой себе, от которой она отвыкла, но не забыла и потому подумала: «Живешь черт-те как, в зеркало глянуть догадки не стало, интерес простыл. Да и когда ж мне: то к поросенку, то носом в печку, то за лопату, то за топор… сгорбатилась вся. А тут, глянь-ка, распрямилась, расфуфырилась, другой выглядеть захотелось…»
Достав новые туфли и с трудом напялив их на ноги, Варя с унылым видом опустилась на табурет, поглаживая щиколотку. Она с зимы заметила, что ноги у нее будто припухать стали.
Сбросив туфли и надев домашние тапочки, она резво отправилась к Степаниде Ивановне попросить угля для своего утюга, заодно и предупредить о сегодняшнем визите.
С кастрюлькой в руке Варя влетела в сени и остолбенела, увидя на веранде за столом улыбающуюся хозяйку и подполковника с мягким, внимательным взглядом. Она не сразу узнала его в пижаме и была удивлена тем, что он отдыхал в рабочее время.
— Ой, Степанида Ивановна, я потом, — в краску бросило Варю после всего только что передуманного.
Проворная хозяйка не дала ей сделать и двух шагов к отступлению, подхватила гостью под руку и повела к столу.
— Посиди с нами, поешь клубники, у меня нынче много поспело, слава богу, а то ни огурца, ни помидор.
Подполковник вышел ей навстречу, подал руку.
— Василий Васильевич, — представился он, кивнув головой.
— Варя, — ответила гостья, потупившись. Овладев собой, она быстро нашла оправдание своему появлению: — Гладить собралась, а уголь закончился. Вы не богаты, тетя Стеша?
— Сейчас пойду принесу, — взяла та у Вари кастрюльку и поспешно удалилась.
— Вы рядом живете? — спросил Киричук и пояснил: — Степанида Ивановна говорила мне.
— Что говорила? — смутилась Варя.
— Что вы очень вкусный хлеб печете, — ответил Василий Васильевич, выдав улыбающимися глазами, что утаил правду.
— Из нынешней муки не спечешь, — ответила она, уверенно определив, что постоялец тетки Степаниды человек безусловно обходительный, не зря она его рекомендовала с лучшей стороны.
— Ничего, будет у нас и крупчатка, и ржаная, и всякая мука.
— Хоть бы пшеничной обыкновенной, чтоб пироги на пироги были похожи.
— Будут пироги, Варя… Жалко, мне скоро на работу, я ждал вас в воскресенье.
— Как ждали?
— Ну, так сказать… Вы хотели меня видеть? — уверенно спросил Василий Васильевич.
— С чего вы взяли?
— Как с чего? — изумился Киричук такому повороту, невольно пожав плечами.
Варе стало неловко. Пересилив себя, она поправилась:
— Вы правы, Василий… я собиралась заглянуть сюда в воскресенье… Степанида Ивановна мне говорила о вас… любопытно стало. Все-таки вы человек необыкновенный.
— Чем же? — склонил набок голову Киричук, внимательно следя за выражением переменчивого лица собеседницы.
— Люди из безпеки, из энкавэдэ, по-моему, необыкновенные, вы в какой-то кромешной тайне… страшной к тому же.
— И я страшный?
— Да нет, скорее, наоборот, не зря вы нравитесь женщинам. — Она смущенно отвела взгляд.
— Каким женщинам? Еще новость…
— Ой, вы хитрый, скрытный. Да мы о вас все знаем.
— Вот как, откуда же? И где я родился, знаете?
Варя отмахнулась: