– Зачем я тебя в Москву отправил учиться? Чтобы ты ничему не научился? – сокрушенно восклицал дядя Салам после того, как наблюдал за приемом, который проводил Сослан. – Зачем ты напугал бедную тетю Амину? Что она тебе плохого сделала? Ничего! Когда ты упал со щебенки и разбил губу, кто тебя ко мне привел? Тетя Амина! Кто переживал за твой молочный зуб, который ты решил воткнуть себе в губу, падая со щебенки? Тетя Амина! И сейчас – где твоя благодарность?
– Что я не так сделал? – чуть не плакал Сослан, который получил московское образование, практиковался в столичной клинике и больше всего на свете мечтал о том, чтобы отец мог им гордиться. Ну и передал частный кабинет и всю клиентуру. Отец же ответил, что пока «посмотрит». Сидел в кабинете и наблюдал, как сын ведет прием.
– Ты так расстроил тетю Амину, что она больше не захочет сюда приходить! – воскликнул дядя Салам. – К тебе не захочет! Ко мне захочет, но не сможет прийти!
– Почему? – все еще не понимал бедный Сослан.
– Потому что ты мой сын! А кто обидит бедного мальчика? Кто скажет, что он не такой талантливый, как его отец? Тетя Амина, которая бежала сюда, держа тебя на руках, когда ты на щебенку полез? Которая плакала, будто она твоя родная мать? Нет! Она будет страдать и молчать!
– А почему она плакала, будто моя родная мать? – уточнил Сослан. Он просто не знал, что спросить. Для него ситуация с тетей Аминой все еще оставалась непонятной. Во время осмотра он действовал так, как его научили.
– О, потому что щебенка была ее! Они тогда двор делали и целый грузовик привезли и выгрузили за воротами. Вот ты и решил скатиться с горки! – объяснил дядя Салам. – Я ей сто раз говорил – щебенка да, ее, но мозги твои. И если ты не умеешь думать, то при чем здесь ее щебенка? Она так переживала, что у тебя шрам на губе останется. Лучше бы у тебя не шрам, а мозги остались. Чему тебя учили? Зачем я столько лет работал, чтобы столько лет платить за твое образование, когда ты сразу же обидел тетю Амину!
– Папа, я не понимаю, объясни, – попросил Сослан. – Я все исправлю, но не знаю, что не так сделал.
– О, и ты еще не понимаешь! – развел руками дядя Салам. – Ты врач или кто?
– В Москве шутили, что есть врачи, а есть стоматологи, – признался Сослан.
– И где смеяться? – не понял дядя Салам. – Стоматолог – разве не врач? И ты еще мне это повторяешь? Мне – твоему отцу, который помнит первую коронку, которую я поставил тете Амине! Я тебе больше скажу – я помню, как вырвал ей зуб мудрости, который решил вырасти, когда Амина родила своего сына-первенца! Ты можешь себе представить?
– Просто скажи, где я совершил ошибку! – воскликнул Сослан.
– Горе мне! – закричал дядя Салам. – Как я передам в твои руки кабинет, если у тебя нет головы? Мне что, умереть и с того света принимать пациентов? Ты не хотел стать стоматологом, потом хотел, потом опять не хотел. А что хотел, я так и не понял! Значит, работай. Думай. Чему тебя учили? Я дал тебе лучшее образование! И где оно? Скажи, я не вижу! Где твои знания? Или мне в Москву поехать и там спросить? Еще раз покажи мне диплом – ты правда учился или купил его?
– Папа, я учился! Старался! Но тут все не так! – тоже закричал, не сдержавшись, Сослан.
– Что не так? У людей другие зубы выросли? Или они стали акулами? Или тут у детей молочные зубы не растут? – возмутился дядя Салам.
– Нет, просто я не понимаю, что должен делать, – признался в отчаянии Сослан. – Правда, там все было по-другому.
– Да, дорогой, ты прав, это ты меня прости, что накричал, – дядя Салам устало присел на стул. – Но ты должен научиться, иначе как я тебе кабинет оставлю? Кто в него приходить будет?
– Объясни, пожалуйста, что с тетей Аминой? – попросил Сослан.
– Ох, все как всегда. Она родила сына-первенца, Тамерлана. Почти четыре килограмма! Богатырь, а не парень. И уже с волосами. И знаешь что еще? У него вроде как молочный зуб уже был. Амина принесла мне его показать. Я потрогал – уникальный случай. Даже в моей практике – впервые. Зубик под десной пробивался. Тамик ел так, что Амине запасная грудь была нужна. И вдруг у нее щеку раздуло, боль невыносимая. Так бывает. Зуб мудрости вдруг дал о себе знать. А что мне делать? Рвать наживую, так я ж не могу делать больно. А наркоз нельзя – Амине Тамика кормить. Вот мы и придумали, что я ей укол сделаю, она грудью два дня не сможет кормить, а Тамика пока соседка покормит, которая тоже недавно родила и молока на всю деревню хватало. Но никто об этом не должен был знать.
– Почему? – удивился Сослан.
– Потому что ты дурак! – опять рассвирепел дядя Салам. – Потому что мать, которая не может кормить ребенка, вроде как не мать! Потом ходи объясняй, что это из-за укола. Сплетни быстрее разойдутся. Что о ней могли подумать? Ничего хорошего. Поэтому я ей ночью зуб мудрости удалял.
– И что, я тоже так должен буду? – уточнил, слегка ошалев от информации, Сослан.
– Нет, ты точно дурак, хотя и учился в столице. Кто сейчас без укола зуб удаляет? Никто! Только сейчас женщина может иметь больной зуб и анестезию, а тогда нет! Может, как ты говоришь, стоматологи – не врачи, но я же не рву зубы клещами!
– Это не я так говорю, а другие врачи, – буркнул Сослан.
– Вот передай тем врачам, чтобы приехали сюда и вылечили тетю Амину. А я тут посижу, на стульчике, посмотрю, как у них получится, – хмыкнул дядя Салам.
– И что… как надо было поступить с тетей Аминой? – спросил Сослан. Дядя Салам молчал и смотрел в окно, погрузившись то ли в мысли о будущем, то ли в воспоминания о прошлом.
– Ой, сказать ей, что все хорошо! Амина так боится нового зуба мудрости, что ходит сюда раз в три месяца, чтобы я посмотрел. У Амины такие зубы, что она орехи грызть может. Благодаря мне, конечно же. Я ей хорошие коронки поставил. Тебе нужно было посмотреть ей в рот, улыбнуться, и все! Я за тебя давно всю работу сделал! – отмахнулся дядя Салам.
– Но у нее, кажется, был кариес, – заметил Сослан.
– Кажется… стоматологи – не врачи… и это говорит мой сын… – сокрушенно обратился к потолку дядя Салам и, тяжело вздохнув, объяснил:
– Ты как смотрел? Воздухом дул? Зондом проверял?
– Не успел, – признался Сослан.
– Если ты заметил что-то черное на зубе, сначала спроси, что человек ел, чистил ли он зубы… – терпеливо начал объяснять дядя Салам.
– Все чистят зубы, – пожал плечами Сослан. – И зачем мне знать, что ел пациент? Я же не гастроэнтеролог!
– Нет, все-таки тебя ничему не научили, – отмахнулся разочарованно дядя Салам. – Затем знать, что тетя Амина ест на завтрак чернослив. Для пищеварения, так сказать. И когда сюда идет, зубы не чистит. Думает, что мне так лучше будет видно. Вот и надо было ей просто немножко налет снять и отправить домой с хорошим настроением!
– И я должен так про каждого пациента знать? – Сослан, кажется, надеялся, что отец шутит.
– А что? Так сложно про чернослив тети Амины запомнить? – воскликнул дядя Салам. – Она тебе челюсть спасла, а ты не можешь про ее чернослив подумать? Какой ты после этого врач? А если к тебе дядя Батраз на прием придет, что будешь делать?
– Проведу осмотр. Или я тоже обязан своей челюстью дяде Батразу? – ухмыльнулся, не удержавшись, Сослан.
– Ты ему своей жизнью обязан! Если бы не дядя Батраз, ты бы тут сейчас не стоял и не шутил мне в лицо, оскорбляя сразу всех моих пациентов, которые, я уже сильно сомневаюсь, станут твоими! Уезжай в Москву! Там тебе будет наплевать на людей! Ты даже по зубам их не узнаешь! – закричал дядя Салам.
– Пап, прости, я не хотел, правда. – Сослан в очередной раз решил, что с отцом лучше не спорить. Все равно сам окажешься в дураках. Вот опять… Дядя Батраз его наверняка спас, а он этого даже не помнит. Наверное, тогда, когда он чуть не утонул в реке. Или когда упал с дерева и сломал руку. – Конечно, я помню дядю Батраза! Он меня из реки вытащил, да? – Сослан выбрал самый очевидный вариант. Все дети в их деревне рано или поздно собирались утонуть, но их в результате кто-нибудь вытаскивал.
– Нет, ты не дурак. Ты полный идиот, раз заставляешь своего отца работать дальше. Не отдам тебе кабинет! – ответил резко дядя Салам и замолчал.
В этот самый момент на пороге появилась тетя Валя.
– Что такое? Саламчик, почему ты кричишь на ребенка так, что я с улицы слышу? Сосик, что ты опять такое сделал, что твой отец на тебя повышает голос?
– Он все сделал! – закричал дядя Салам. – Обидел Амину и не знает, что делать с Батразом, когда он, вот как ты, сюда придет! Да он не знает, что с тобой делать! А что мне делать, скажи? У меня, смотри, уже руки трясутся, я в очках ничего не вижу, а этот… – дядя Салам грозно ткнул на сына, – не может запомнить про чернослив Амины! И думает, что Батраз его из реки вытащил! А? И не знает, что с ним делать, когда тот вот тут появится! Валя, уходи! Я сегодня больше не принимаю! Или он и у тебя кариес найдет! Нет, не уходи! Скажи, чем я провинился? Почему у меня вырос такой бестолковый сын, который так хорошо учился в Москве, что сейчас кариес от чернослива не может отличить?
– Саламчик, ну что ты раскричался? У тебя сейчас давление поднимется, а ни ты, ни Сосик – не кардиологи, – ласково заметила тетя Валя, – и Сосик еще такой маленький, дай ему время. Он всему научится. Я тебе больше скажу: даже ты не знаешь, зачем я к тебе пришла.
– Я все знаю! Твоя коронка давно требует замены. Ей сколько лет? Двадцать пять? – воскликнул дядя Салам.
– Да, дорогой, уже двадцать пять, только моя коронка ни на что не жалуется. Так хорошо ты ее поставил, что я с ней еще двадцать пять лет прохожу, – ответила тетя Валя. – Сосик, дорогой, если хочешь здесь работать, тебе придется запомнить про чернослив и мою коронку. Нет, про коронку забудь. Тебе не придется ее менять. А про дядю Батраза запомнить придется.
– Папа сказал, что я бы не жил без него. Но я не помню, чтобы меня он спасал! – признался Сослан.
– Конечно, не жил бы. И он тебя не спасал, поэтому ты и не помнишь, – подтвердила тетя Валя. Сослан смотрел, вообще ничего не понимая. – Сосик, дорогой, ты такой умный мальчик, твой папа так тобой гордился, когда ты у