— Известно, что. На фронт — продукты, а с фронта — гробы с высшим комсоставом.
— Пускать в пропасть два вагона с продуктами это не по-хозяйски, — возвращая бинокль Владо, сказал комиссар.
— Да, они нам сейчас очень пригодились бы, — вздохнул тот. — Но как их взять?
— Устроим немцам «мышеловку»: обвал впереди поезда и сзади.
— А как быть с патрулем?
— Его можно даже не трогать. Пошлем одну группу вперед, другую — вон к той скале. Тут и взрывчатки много не потребуется, чтобы обрушить такую скалу на железную дорогу.
Первую группу минеров повел Николай Прибура, с другой пошли Мыльников и Владо. Основная же часть отряда была оставлена здесь, на месте, и расположилась под буками.
Мыльников и Владо с двумя минерами и пятью бойцами охраны стали спускаться вниз по горе, где все меньше попадалось деревьев, за которые можно было держаться. Наконец Ежо подал знак остановиться, а сам стал пробираться от камня к камню, останавливаясь и замирая каждый раз, когда из-под ног осыпались галька и песок.
Вот за выступом скалы послышался говор. По ритму речи партизаны поняли, что сошлись два солдата, патрулирующие дорогу, и болтают о том, о сем.
Голоса их постепенно удалялись.
— Райское житье у ваших минеров, — вполголоса поделился Мыльников с Владо. — Вот сейчас, даже если нас заметит патруль, что он может сделать? Скроемся за скалой и уйдем или, наоборот, забросаем его гранатами. А украинским минерам приходилось туго. Особенно в степи, где патруль видит до самого горизонта…
— Разве в степи удавалось подрывать поезда? — удивился Владо.
— Не меньше, чем в лесу. Да хорошо еще, если в одну ночь управишься. А то, бывало, дневали, зарывшись в снегу метрах в ста от железной дороги. Самому приходилось так дважды в овражке сидеть. Спасал снегопад…
Ежо поднял руку, предупреждая о близости дороги.
Мыльников и Владо остановились за выступом скалы. А Ежо повел минеров к другой скале, которую предстояло заминировать и обрушить перед идущим поездом.
Для Мыльникова эта вылазка ничем не отличалась от учебной — никакой опасности. Местные же партизаны нервничали, потому что впервые имели дело со сложной миной. Переживал за них и сам Владо. Он попросил разрешения комиссара пойти к минерам.
Взрыв раздался тогда, когда паровоз, казалось, уже миновал скалу, за которой следили десятки партизанских глаз. Сначала минеры думали, что не только дорога, но и паровоз завален. Но вот все ущелье огласил тревожный гудок, и паровоз стал надсадно пыхтеть, видимо, катил назад: значит, уцелел. Тогда по знаку Мыльникова один из бойцов дал зеленую ракету в ту сторону, куда ушел со своей группой Николай Прибура.
В ту же минуту раздался второй взрыв. Видно, минеры не пожалели взрывчатки…
Теперь поезд не мог уйти ни вперед, ни назад.
— Вот это у украинских партизан и называлось «мышеловкой», — пояснил Мыльников Владо. — Только там долго возиться было невозможно. Сразу пришлют помощь.
— Да и тут небезопасно. — Владо огляделся. — А днем, так и авиация подоспела бы.
— Пошлите по группе минеров еще на километр-два вниз и вверх. Пусть устроят такие же завалы. Вдруг им придет помощь на ночь глядя? А остальные пускай займутся эшелоном. Пока светло, разделаемся с охраной поезда. Провести эту операцию надо так чисто, чтобы сохранить своих бойцов всех до одного.
Попавшие в «мышеловку» немцы, ехавшие на поезде и патрулировавшие дорогу, поняли безвыходность своего положения. После короткого боя, в котором не видели своего противника, они стали сдаваться. Их парламентер с куском белой марли на палке поднялся на скалу к партизанам и сообщил, что в живых осталось сорок человек, и они готовы на все условия, только бы им сохранили жизнь.
Догадка партизан подтвердилась — в рефрижераторах было продовольствие. На платформах зенитки. А в крытых вагонах боеприпасы.
— Вот видишь, — сказал Мыльников Владо, — какая польза была бы нам оттого, что все это добро полетело бы на дно ущелья?
— Возле Ружомберка партизаны-то подорвали поезд с продуктами, — вмешался один из бойцов, — так крестьяне до сих пор находят на дне ущелья банки с консервами.
Пленные немцы всю ночь помогали носить в горы тяжелые рюкзаки. И все-таки к рассвету был разгружен только один вагон. Утром пришлось привлечь на помощь жителей близлежащих деревень, а также партизан соседних отрядов. Жители выносили продукты, а партизаны — боеприпасы.
Утром появился небольшой состав с карательным отрядом и аварийной бригадой. Его уничтожили пленные немцы-зенитчики. Причем они стреляли с такой яростью, что в прах разнесли даже вагоны, а паровоз взорвался.
На обратном пути комиссар положил руку на плечо Ежи.
— А ты знаешь, Ежик, — с чуть приметной улыбкой сказал он. — Даже если бы не было рефрижераторов, мы все равно не стали бы пускать под откос эшелон. Мы сделали бы только завал.
— Почему? — удивился юноша.
— Жалко мне стало работу твоего отца…
Взвод солдат, ушедших из тисовской казармы, привел к партизанам пожилой, усатый сержант, уверенный в том, что егоровцы обрадуются.
А их это только растревожило. Командование отряда русских партизан не уполномочено было создавать партизанские отряды из словацких солдат.
Но что же с ними делать? Вернуть их в казарму уже невозможно. Да и как туда снова загонять таких людей?
Чтобы не заставлять торжественно настроенных добровольцев томиться и ждать, им предложили пока что расквартироваться в селе.
А вечером все решилось лучшим образом. Потому что пришел связной от Белика с пакетом.
С Эрнестом Францевичем Беликом Егоров познакомился еще в школе десантников под Киевом. Тот был на три года моложе самого Егорова, но пережил уже столько, что хватило бы на двоих. Родом из Топольчан, что на берегу Влтавы, небольшого притока Дуная. Отец его — кузнец, и Эрнест с ранних лет вынужден был ему помогать. Он мечтал выучиться на горного инженера, но его планы рухнули. В самом начале войны фашистской Германии с СССР Эрнеста одели в солдатскую форму, наскоро обучили и послали воевать.
Попал он на Кавказский фронт, в страну, которую знал только по чудесным песням, не раз слышанным по радио. Никакой злобы к советским людям, естественно, не питал, поэтому как однажды вечером ушел из немецкой части в гости к русской старушке, очень напоминавшей родную бабичку, так и переждал у нее, пока Красная Армия выбьет немцев из села.
Вскоре Эрнест был в Чехословацкой бригаде. А потом снова на Кавказе, где его взвод опять, на этот раз уже окончательно, освободил село, в котором жила его вторая бабичка, Мария Емельяновна. Это было уже в 1943 году…
Фронт приближался к родине Белика, когда его стали готовить к службе в десантных войсках. Довелось побывать ему в предгорьях Урала, в местах боевой славы легендарного Чапая. Там он стал десантником, инструктором батальона по парашютному делу.
После освобождения Киева Эрнест во главе группы из семи человек вылетел в тыл врага, на свою родину. Приземлился он на той же базе Петра Величко, что и Егоров, с первого дня стал собирать сведения о топольчанах, о своем родном Злате Моравце.
И вот теперь, когда его отряд за несколько дней вырос до полусотни, он прислал к Егорову связного с просьбой дать ему несколько пулеметов, а также направить к нему словацких солдат.
Тогда-то и было решено передать Белику весь взвод только что прибывших добровольцев. Когда тем объявили, что их приглашают в партизанскую бригаду, которая носит имя легендарного словацкого героя Яношика, радости их не было границ. С пением «Катюши» добровольцы отправились на соединение со своими соотечественниками.
Под вечер, все с той же «Катюшей», ставшей как бы партизанским паролем, сигналом о том, что идут свои, по горной партизанской тропе поднялся отряд рабочих с военного завода города Брезно. Вчера туда прибыл специальный взвод эсэсовцев, чтобы последить за выпуском мин. Откуда-то стало известно, что эти сверхплановые мины нужны для борьбы с партизанами. Рабочие устроили было забастовку против такого немыслимого увеличения норм, а эсэсовцы для острастки двоих повесили. Тогда другие вместо того, чтобы смириться, разбежались.
Обо всем этом Егорову и Мыльникову рассказал небольшого роста мужчина средних лет с шершавыми грубыми руками. По крепкому, мужицкому рукопожатию его сразу чувствовалось, что он настоящий рабочий человек, а не какой-нибудь переодетый полицай или гардист. Егоров представился ему, назвав свое звание и фамилию. А рабочий только и сказал:
— Сталевар Шестак.
— Профессия замечательная, — заметил Егоров. — Правда, у нас пока вам дела по специальности нет, но хорошо уже то, что на немецком заводе будет недостаток в сталеварах.
— У меня есть еще одна профессия, — не смутившись, сказал Шестак и вынул из внутреннего кармана пиджака огромный разводной ключ. Заметив недоумение Егорова, он пояснил, что еще на заводе сговорился с товарищами пустить немецкий эшелон под откос. Отвести рельсу. Но потом решили согласовать это дело с партизанами. — У нас есть и взрывчатка. — Он указал на своих товарищей, за плечами которых были, видимо, очень тяжелые рюкзаки. — Много взрывчатки.
— Да вы богаче нас! — воскликнул Егоров и обратился к своему комиссару с вопросом, как быть.
— С таким приданым, конечно же, нельзя отказать товарищам, — улыбнулся Мыльников. — На подрыв дороги их сразу пускать нельзя, надо сначала обучиться хотя бы азбуке военного дела. Железные дороги теперь зорко охраняются, нужно идти туда вооруженными. Так что сначала пусть научатся стрелять, а там видно будет. Направим их в отряд Козаченка, он весь состоит из рабочих.
— Да, это будет настоящая гвардейская дружина! — одобрил такое предложение Егоров и подозвал Сенько. — Вацлав, отведи товарищей в отряд Козачека.
Едва рабочие распрощались и ушли, как появился Березин в сопровождении интеллигентного человека, одетого в поношенный костюм и светло-серую шляпу.
— Товарищ капитан, этого человека послал сюда Владо, — доложил Березин и сразу ушел на свою заставу.