— Товарищ Егоров? — обращаясь к тому, кого Березин назвал капитаном, уточнил незнакомец. — Я Смида.
— Марек Смида? — с радостным удивлением переспросил Егоров.
— Имя мое вам назвал Владо?
— Нет, мне о вас еще в Киеве рассказал товарищ Сланский. — Егоров достал свой шелковый документ и представился руководителю коммунистов окреста. — А это комиссар Мыльников.
Уже темнело. Беседа с руководителем подполья предстояла долгая, поэтому партизаны повели его в свой лагерь, где были поставлены палатки и шалаши.
Поднимаясь по тропинке, говорили об удачно выбранной для десанта местности, о благоприятной погоде. И все время невольно прислушивались к непонятному шуму, не утихавшему к ночи, а все более нараставшему. В этот шум время от времени врывалась «Катюша», и это свидетельствовало о том, что в селе свои, там все в порядке.
Когда в шалаш, где расположился начальник штаба, вошли командир и комиссар с гостем, туда прибежал начальник разведки. Оказывается, прибыло четыре группы добровольцев с охотничьими ружьями, а то и просто с валашками. Они шли с полной уверенностью, что партизаны их вооружат — слух о складе оружия в горах шел по всей Словакии. Все они остановились за селом, разожгли костры и готовы ждать до утра.
Егоров приказал утром приводить по одной группе в горы. И назначил место.
— Вам придется здесь открыть специальную приемную комиссию, — усмехнулся Смида, когда Зайцев ушел. — С каждым днем добровольцев будет все больше. Хорошо бы создать эту комиссию из представителей разных окрестов, чтобы знали людей.
Он обещал помочь в организации такой комиссии по приему в партизанский отряд.
— Но куда нам столько людей? — смущенно сказал Егоров. — Некогда этим заниматься!
Смида постарался успокоить его.
— Я уверен, что скоро вы получите соответствующее указание от Украинского штаба партизанского движения. Расширение сферы влияния, рост партизанских отрядов станут вашей первостепенной задачей. Не может быть иначе! Наши представители ведь обращались к Советскому правительству за помощью готовящемуся в Словакии всенародному восстанию. Товарищ Величко уже принял более ста человек. Отряд Белика увеличился втрое.
— А часам к десяти еще удвоится, — заметил Егоров и рассказал о взводе словацких солдат, переданных Белику, о группе рабочих, вооруженных и отосланных к Козачеку.
— Какие вы щедрые, — с доброй улыбкой промолвил Смида. — Но это хороший признак, говорят, рука дающего не оскудеет.
Для беседы с руководителем подполья Егоров пригласил всех свободных от караульной службы десантников. На случай тяжелого боя, в котором могли многие погибнуть. Ведь тогда каждый оставшийся в живых должен будет создать новый отряд и восстановить связи с партийным подпольем.
Договорились, что командир и комиссар отряда встретятся с руководителями заводских партийных организаций на одном из ближайших партсобраний.
И потекли к советским партизанам толпы словаков, жаждавших бороться с фашистами.
Бача Лонгавер как-то сказал егоровцам, что теперь в горах два потока: вода, как и тысячи лет, течет вниз, к морю, а добровольцы поднимаются вверх, в горы.
Такие потоки были не только вокруг Прашивой. Вся Словакия зашевелилась, как в весеннее половодье, забурлила, зашумела. И шум этот дошел до ушей президента — первого фарара страны.
Тисо упал на колени. Но не перед богом, а перед Гитлером. И просил не милости, а кары, жестокой расправы со своим непокорным народом, за которого совсем еще недавно он денно и нощно молился Иисусу Христу.
До сих пор президент Тисо кичился — ведь сумел так угодить фюреру, что Словакия не была оккупирована, как прочие страны Европы, по которым прошел немецкий сапог. А тут он сам взмолился об оккупации, о разоружении словацкой армии, о карающем мече на головы непокорных. И фюрер услышал вопль своего верноподданного.
Несмотря на то, что лишних воинских частей теперь у немецкого командования не было, оно срочно подготовило две дивизии для «Острова покоя и порядка».
Генерал Чатлош «за развал армии» был снят с поста главнокомандующего. Главнокомандующий генерал Туранец сразу же начал свирепствовать.
В Братиславе и некоторых других городах он с помощью немецких офицеров попытался разоружить «ненадежные» воинские подразделения, что лишь подбавило хвороста в партизанские костры.
К Величке обратились офицеры гарнизона Турчанского Мартина с предложением совместной борьбы против фашизма.
К Егорову пришел представитель штаба второй словацкой дивизии. Работники штаба дивизии встретились с руководителями русского партизанского отряда и предложили свою радиостанцию для установления постоянной связи. Заодно они попросили не принимать солдат, убегавших к партизанам целыми отделениями и взводами, так как намечался организованный переход туда всей армии.
УКРАШЕНИЕ ПАРТИЗАНКИ
Видя, что прямой путь борьбы с партизанами не помогает, тисовское командование решило прибегнуть к диверсиям против руководителей партизанских отрядов, особенно русских.
На специальных курсах срочно готовились диверсанты для засылки в партизанские лагери. Вот на такие курсы и попал готовый на все ради карьеры Иржи Шробар.
Жил он теперь в Мартине с матерью. Там же устроил и Кишидаеву Иланку, которая упорно тянула со свадьбой. Иржи не стал бы так долго ждать, но одно то, что она поехала за ним в другой город, обнадеживало его. Да и мать внушала сыну терпеливо ждать лучших времен. А Иланка после переезда в Мартин стала дружить с матерью Шробара, как с подругой.
Как-то Иржи пригласил Иланку на вечеринку офицеров, уезжавших на восточный фронт. Сказал ей об этом за день до события, и даже купил вечернее платье.
Вечеринка затянулась. Духовой оркестр играл уже вполсилы. Девушки просились домой. Но офицеры все уговаривали их остаться, чтобы еще потанцевать. Каждый думал, что, может быть, это его последний в жизни танец. Завтра на восток. И вместо нежных девичьих рук — автомат, вместо музыки — черные смерчи взрывов. Так что сегодня надо танцевать до рассвета, до изнеможения.
А в перерывах между танцами офицеры уходили в бильярдную, о чем-то шептались, над чем-то хихикали. Девушки предполагали, что там объявился рассказчик анекдотов, но это была только догадка.
Когда вконец изнемогшие «духачи», оставив сверкающие трубы, вышли подышать, девушки окружили Иланку Кишидаеву, за которой ухаживали самые видные офицеры. Кому как не ей проникнуть в тайну бильярдной? Но как это сделать? Наконец нашли способ и с нетерпением стали ждать возвращения «духачей». Как только появился капельмейстер со своей свитой, Иланка хлопнула в ладоши и объявила «белый» танец.
— Дамы приглашают кавалеров! — смело распахнув дверь бильярдной, крикнула она.
Нет, здесь не было Шробара, которого Иланка искала. Девушка успела заметить, как один из офицеров поспешно спрятал за спину бумажку. Уж она-то знала — это листовка, принесенная ею еще вчера в офицерский клуб. Сделав вид, что ни о чем не догадывается, Иланка спросила, где подпоручик Шробар, с которым она хочет потанцевать. Все офицеры потянулись к ней, но она повернулась и пошла, даже не удостоив их взглядом.
— Ясно! — процедил пехотинец ей вслед. — Шробар — гардист, его на фронт не угонят. Вот на него и вешаются лучшие девушки.
— А ты хотел, чтобы на тебя вешались? — подсмеялся над ним кто-то. — Ты пушечное мясо, с тобой нет смысла связываться.
Все это слышала нарочито медленно уходившая Иланка и думала при этом, что хорошо бы таким парням указать дорогу в лес…
Шробара девушка нашла в кабинете хозяина клуба. Он говорил по телефону.
Увидев Иланку, Иржи как-то тревожно встрепенулся, но, получив приглашение на танец, тут же обмяк и закончил телефонный разговор совсем весело:
— Отто, здесь такой чудесный вечер, столько прекрасных девушек, а ты там сидишь в прокуренной дежурке. Бросай все и приходи!
Повесил трубку, любезно улыбаясь, наигранно бодро сказал Иланке:
— Я услышал, как ты объявила «белый» танец и ушел от позора. Вызвал друга, может, он удостоится твоего внимания, все-таки у него чин повыше…
— О каком позоре ты говоришь? — тоже наигранно удивилась девушка. — Я целый вечер ждала, что ты меня пригласишь, а ты то в бильярдной торчишь, то висишь на телефоне. А уж если танцуешь, то с кем угодно, только не со мной!
— Ила! Да ты не знаешь, как я счастлив слышать эти упреки! — воскликнул Шробар.
Ведь понимал же он, что обычно она его избегала. Не давал ей покоя ни на почте, где Иланка работала, ни на вечерах, ни даже у нее дома, куда подсылал свою мать, чтобы та объяснила девушке: все свое будущее сын связывает только с ней.
А тут вдруг Иланка сама приглашает его на танец! Знал бы он, что она при этом думает…
Думала же Иланка вот о чем. Шробар — гардист, подлый человек, да и работает в секретном месте, не предаст ли он офицеров, читающих листовку? К тому же зачем-то в полночь вызывает какого-то друга на вечеринку. Уж не гестапо ли прибудет сюда вместо друга?
Иланка ни о чем не спрашивала своего кавалера, она танцевала, вздыхая и кокетливо поглядывая на Иржи, который говорил ей о своем счастье, о необычайном вечере, о любви.
Наконец чардаш кончился. Но Шробар не отпустил руки своей партнерши. Он горячо прошептал:
— Уйдем отсюда.
— Да что ты, у всех на виду?
— Уйдем! Тут сейчас… — Он огляделся по сторонам, — такое начнется… Уйдем. Тебе здесь оставаться опасно.
— Только мне? — с трудом скрывая тревогу, спросила Иланка. — А другим девушкам?
— Девушкам, конечно, лучше уйти, — кивнул Шробар. — Но за ними потянутся и офицеры… Да что нам до них! Уйдем. Сейчас такое время, когда каждый должен думать только о себе.
— Ну, хорошо, — согласилась Иланка. — Ты подожди меня в садике, я возьму свою сумочку. Иди, иди…
Теперь она была совершенно уверена, что Иржи вызвал не друга. О чем и успела шепнуть радисту, попавшемуся ей навстречу.