Партизанский отряд Владо, в котором насчитывалось теперь более полусотни хорошо вооруженных бойцов, располагался в ущелье на краю села, на том месте, откуда начиналась «партизанская дорога», как назвали горную тропу, по которой народ выносил оружие. Это была главная застава бригады Егорова. Командовал отрядом надпоручик Владо, комиссаром был Газдичка. А Николай Прибура, научившийся у Мыльникова минировать, ходил с четырьмя словаками на диверсии против фашистов. Эту пятерку так и называли «особым диверсионным отрядом» и посылали в самые трудные места.
Владо и Газдичка целыми днями занимались добровольцами, которых с каждым днем прибывало все больше и больше. Так как командир и комиссар были местными, знали своих людей, им и была поручена предварительная проверка тех, кто шел через село в партизаны.
Хорошо вооруженных и знающих военное дело они часто лишь брали на учет и отсылали создавать партизанские отряды в других местах. Иногда в помощь таким товарищам давали одного из своих, «обстрелянных» партизан. Необученных вели в горы, где теперь целыми днями шла оглушительная стрельба, рвались гранаты, завывали минометы — это опытные партизаны обучали новобранцев. Бывали случаи, когда кое-кого приходилось отправлять домой без особых объяснений или запирать в специально оборудованном, усиленно охраняемом помещении.
Боеприпасы быстро таяли, потому что целыми днями вокруг Прашивой шла стрельба — новобранцы учились воевать. Нужно было срочно добывать где-то оружие для новых добровольцев…
Егоров и Мыльников отправились на партийное собрание по приглашению Смиды, приславшего своего проводника, очень расторопного, хотя и довольно пожилого мужчину. Звали его Карел Страняй. По дороге он сказал про себя, что коммунист с 1930 года, как и его жена Мария. Даже показал свой партийный билет.
Выяснилось, что он родился в 1905 году.
— Значит, вы вступили в партию совсем еще юношей? — спросил Мыльников.
— Ано. Мария указала мне эту дорогу жизни, — ответил Страняй торжественно.
Когда выбрались из лесу на поляну, с которой было видно село, он предложил русским товарищам переодеться во все словацкое, чтобы не очень отличаться от местных жителей.
— А какая разница? — возразил Егоров. — Мы ведь в гражданском.
— Костюмы на вас не наши, это сразу видно и по материалу, и по покрою. Ну а пуговицы ваши годятся только на сувениры.
Только теперь Егоров заметил, что пуговицы на его светло-сером костюме были со звездочками, хотя и черные. Он сам перешивал их с какого-то старенького форменного френча.
— Да вы потом снова наденете свои костюмы, — успокоил их Страняй.
— Но где же взять словацкие? — задал ему вопрос Егоров.
Оказалось, что все предусмотрел Смида. Костюмы спрятаны у лесника Фримля, человека надежного.
— Ну, Фримля-то мы знаем!
Командир с комиссаром переоделись. И теперь при встрече в лесу с людьми эти три «словака» не обращали на себя особого внимания. Они дошли до условного места благополучно.
Немцы давно перестали верить словацким солдатам и офицерам. А уход группы офицеров к партизанам послужил сигналом к решительным действиям.
Гитлеровцы были уверены, что очагом партизанского движения является отряд советских парашютистов, расположенный в Канторской долине. Уничтожить русских, а словаки разбегутся сами, — так считало немецкое командование.
И вот у самого входа в долину, в местечке Склабина, сосредоточилось около двух батальонов эсэсовцев. Отсюда немцы намеревались ночью выйти к Канторской долине и окружить ее. Поддержка авиацией была обещана самим генералом, командующим эсэсовской дивизией «Эдельвейс».
Выступление наметили на субботу. А еще ночью с четверга на пятницу партизаны сами окружили Склабину и в течение часа выбили немцев оттуда. Но фашистам на помощь пришла артиллерия, и они снова ворвались в местечко. Начался бой за каждую улицу, за каждый дом.
Партизаны разделились на три самостоятельно действующих отряда. Основные силы, человек тридцать русских и словаков под командованием Величко, вели уличный бой на главном направлении. Комиссар отряда Лях с двадцатью бойцами вел фланговый бой с немцами, спешившими из соседнего района на помощь своим. Начальник штаба майор Черногоров со словацким отрядом в сорок человек сдерживал натиск на южной окраине местечка, куда от первого партизанского удара откатилась рота немцев.
Несмотря на превосходящие силы гитлеровцев, партизаны к полудню снова потеснили противника. И тут на самой середине местечка начали рваться артиллерийские снаряды. Немцы установили свое орудие высоко — среди развалин древнего замка.
Величко послал группу бойцов с приказом снять артиллеристов. Но немецкие артиллеристы пристрелялись и стали выбивать партизан с главной улицы. С развалин им было видно все, что делалось в селе.
Тревожно посматривая в бинокль, Величко следил за тройкой разведчиков, поднимавшихся по лесистой тропинке в гору, к крепости. А немецкая пушка тем временем стреляла все прицельней.
Мирные жители еще при первых выстрелах побросали свои дома и убежали в горы. По улицам от дома к дому теперь метались только партизаны, да отважные девушки-санитарки с носилками.
Метрах в ста от немецкого орудия партизаны, посланные Величко, вдруг открыли автоматный огонь по невидимому из местечка противнику. Но тут же все они пали…
И только потом Величко увидел, спускающийся с крепости взвод немецких солдат. Внизу они столкнутся с бойцами Черногорова. Видит ли их Черногоров?
Величко послал гонца предупредить майора об опасности. С приходом свежего немецкого подразделения, которое будет действовать под прикрытием орудийного огня, обстановка требовала от партизан немедленного вывода отрядов из города и ухода в горы. Но уйти было невозможно: рядом с пушкой немцы установили теперь крупнокалиберный пулемет.
На подступах к местечку, где оставался со своими бойцами комиссар Лях, тоже били два немецких пулемета. Весь путь в горы, откуда утром спустились партизаны, немцы пристреляли и теперь старались вытеснить партизан именно на эту прицельно простреливаемую сторону местечка.
Оставалось одно — затягивать бой до вечера, чтобы под прикрытием темноты пробиться в горы. Об этом решении Величко сообщил Черногорову и Ляху.
Но связаться с ними было теперь очень трудно — простреливался каждый переулок. И вот в эту критическую минуту Величко услышал громкий крик, стрельбу и гром гранатных разрывов где-то среди развалин крепости. Впечатление было такое, что немцы сами между собой передрались. Он приложил бинокль к глазам и сам себе не поверил. С высокой крепостной стены летела вниз под кручу только что так губительно стрелявшая пушка, а за нею катились немцы в своих капустно-зеленых мундирах. Умолкший было крупнокалиберный пулемет стоял теперь на другой, более высокой скале и бил, как показалось Величко, по немцам.
— Стефан, узнай у Черногорова, не он ли расправился с артиллеристами, — приказал он разведчику.
— Товарищ командир то е французи! — ответил боец, выпросив у него на минутку бинокль.
— Почему так решил?
— Все в беретах!
— А чего ж у них белый флаг? — без бинокля осматривая развалины крепости, на которых появлялось все больше людей в беретах, удивился Величко.
— То не флаг. То Бела Пани.
— Что еще за Бела Пани? — забирая бинокль, спросил Величко.
Тогда Демко Стефан напомнил командиру рассказ поручика де Ланурье о девушке в белом, на которую французский офицер возлагал все свои надежды, когда решил помочь товарищам освободиться из концлагеря.
— Наверное, она им помогла бежать и сама с ними пошла, — сказал в заключение он.
Пока они разговаривали, французы с криком и стрельбой стали спускаться с горы. Внизу сначала слышались отдельные выкрики немецких командиров. Потом все потонуло в сплошной стрельбе. Теперь немцы оказались между партизанами Черногорова и французами.
Величко послал Стефана Демко на связь с Черногоровым и Ланурье, а своих бойцов стал выводить к дороге на помощь Ляху. На окраине села он увидел жестокую рукопашную схватку французов с немцами. Эсэсовцы старались увернуться от рукопашной, укрывались за развалинами дома и отстреливались. Но французы, пренебрегая опасностью, снова и снова их настигали, кололи штыками, били прикладами.
Величко заметил, что в этом бою участвуют не все французы — сражается человек пятьдесят. А еще столько же перебежками следуют по месту боя. Эти совершенно безоружны. Они на ходу вооружаются за счет убитых и тут же с яростными криками бросаются в бой.
— Дорвались наконец-то!
Величко приказал трем бойцам зайти в тыл немцам, отступающим перед французами, и забросать их гранатами.
Через время, зажатые в тиски эсэсовцы стали бросать оружие и с поднятыми руками убегать. Но ярость настрадавшихся в фашистской неволе французов была так велика, что, схватив автомат струсившего врага, они тут же пускали его в дело…
Покончив с немцами под горой, французы бросились на другой конец села, где в бой с небольшой кучкой партизан Ляха вступил взвод только что прибывших мотоциклистов. Угадав намерение французов, Величко послал своих бойцов на правый фланг к немцам и приказал прежде всего уничтожить пулеметные гнезда. Обуянные яростью французы не считались с потерями, они бежали по берегу широкого ручья почти на виду у немецких пулеметчиков.
Вернувшегося с докладом Стефана Величко тут же послал к французам сообщить, что левая сторона ручья немцами не простреливается и по ней можно зайти в тыл врага, надо только перебежать по жердевой кладке или перебрести через ручей.
Французы этого совета послушались, спустились к самому ручью и вскоре скрылись из вида. Снова увидел их Величко уже выбегающими из леса в тыл немцам. Гитлеровцы повернули один свой пулемет и открыли было огонь по стреляющим на бегу французам. Но раздался взрыв гранаты, брошенной одним из партизанов Величко, и пулемет умолк.
И в этот момент Величко увидел изумительную картину. Французы, вооруженные в основном винтовками, бросились на немецких автоматчиков, пытавшихся спастись бегством. Два высоких француза подхватили на руки женщину, одетую в белое, и, как знамя, понесли ее впереди бегущих в атаку товарищей. Немцы, пятясь и отстреливаясь из автоматов, стали отступать к своим мотоциклам. Но из-за мотоциклов полетели в них гранаты засевших там партизан Ляха.