Впереди французов все время бежал высокий командир. Он был в форме словацкого офицера, но, как и все, в берете. В схватке с мотоциклистами командир вдруг упал, К нему сразу подбежали те, что несли женщину в белом. Она спустилась на землю и стала перевязывать рану командира. Увидев, что командир ранен, французы с еще большей яростью бросились на фашистов, надеявшихся спастись бегством…
Как только закончился бой, Величко с Ляхом пошли к французам благодарить их за помощь. Но получилось все наоборот.
Жорж узнал их издали. Попросил товарищей поставить его на ноги, вернее на одну ногу. Правая, раненная осколком гранаты ниже колена, была забинтована. Его поставили на левую ногу, и под руки держали те двое, что когда-то приходили с ним. Один из них был ранен в руку, и она висела, привязанная к шее, у другого вся голова была в белой марлевой чалме, сквозь которую проступала свежая кровь.
По знаку Жоржа весь его отряд, расположившийся было на отдых, переобувание и перевязку, мгновенно построился. Женщина в белом встала на правом фланге.
Когда Величко и Лях отдали честь и подошли к Жоржу де Ланурье, намереваясь подать ему руку, тот кивнул своим бойцам, и сотня голосов дружно и четко выдохнула:
— Спасьибо за помощ, товарищ совьетски партизан!
Величко растерянно глянул на Ляха, который тоже был приятно смущен, подошел вплотную к французскому командиру, обнял его и трижды по-русски расцеловал. А потом они еще долго трясли друг другу руки.
Подбежал Стефан Демко и передал слова благодарности советских партизан за помощь в критическую минуту боя.
— Вы сражались как львы, вырвавшиеся на свободу.
— Эту свободу помогли нам добыть вы, — отвечал Жорж. — И наша прекрасная богиня. — Он с поклоном глянул на женщину в белом.
Та с достоинством кивнула, оставаясь в строю.
— Она получила пулю под сердце за свободу французских пленных. Но не оставила их, пока не перенесла в лагерь все оружие, — сказал Жорж де Ланурье. — Один русский пленный назвал ее декабристкой. Жаль его — погиб. Первым бросился на часового.
Лях подошел к женщине в белом, спросил, нужна ли ей операция. Но та ответила по-словацки, что рана ее заживает и с каждым днем ей становится легче. Бегать она еще не может. Но в атаке товарищи носят ее на руках. И, лукаво покосившись на строй своих друзей, добавила:
— В трудную минуту они поднимают меня, как белый флаг. Враги думают, что французы сдаются, а они бросаются в атаку.
— Смотрите, может лучше все же прооперировать, зачем вам носить эту тяжесть под сердцем?
— Светские женщины по килограмму носят на себе всяких безделушек, а мое украшение, добытое в бою, не такое уж тяжелое.
— Неунывающая женщина! — с восторгом воскликнул Лях и, откозыряв ей, вернулся к командиру.
— Эти люди по одному вашему слову бросятся в огонь и в воду, — сказал Жорж Ланурье. — Командуйте ими и мною!
— Зачем же! Командуйте своим отрядом сами. У вас это здорово получается, — заверил его Величко.
Де Ланурье, видимо, не ожидал такого ответа. Он начал горячо настаивать на том, чтобы приняли его товарищей в русский отряд.
— Как же можно дивизию принять в роту? — добродушно улыбаясь, возразил Величко. — Будем вместе бить фашистов! — И он попросил Стефана дословно перевести его последнюю фразу: — Будем воевать плечом к плечу.
Француз радостно закивал, и сам повторил клятвенно:
— Плечьем к плечью!
Зная, что немцы обязательно постараются отбить Склабину, Величко решил перебазироваться в горы. Однако французы ни за что не хотели оставлять дорогой ценой освобожденное местечко. Здесь теперь были могилы их боевых товарищей, и они считали своим долгом защищать Склабину до последней возможности. «Наш отряд будет заставой, через которую немцы в горы не пройдут! — заявил Жорж де Ланурье. — Нам бы только добавить оружия и боеприпасов».
Пришлось с ним согласиться. Однако это усложняло дело. Просто оставить французов и уйти в горы Величко не мог. Надо было вчерашним пленникам придать вид боевой армейской части. Ведь они были одеты кто во что горазд, да и вооружены не все и чем попало. Даже дробовиками.
На помощь пришли бежавшие из Мартина словацкие офицеры, которые рассказали о казарме за городом, где можно добыть не только боеприпасы и обмундирование, но и продовольствие.
Сводный отряд из французов, русских и словаков на операцию по добыче оружия и обмундирования повел Мирослав Гайда. В этой ночной вылазке Величко окончательно убедился, что французы могут действовать как самостоятельная боевая единица, если дать им словака-переводчика и несколько проводников. Как ни жаль было расставаться с Демко Стефаном, которого в отряде все привыкли считать своим человеком, пришлось прикомандировать его к отряду французов.
Французы охотно переоделись в словацкую форму, оставив себе только береты. Но нашивки они тут же поспарывали.
Когда Величко зашел в расположение французского отряда прощаться, он увидел, что все здесь заняты рукоделием.
Стефан объяснил это так: французы попросили у жителей села разных ленточек и тесемок и вот нашивают свои трехцветные знаки на рукава.
— Это хорошо, что немцам не удалось даже в концлагере сломить их боевой, чисто французский дух! — заметил Величко, уходя со своими товарищами из местечка.
Предоставляя французскому партизанскому отряду самостоятельность, русские побаивались, что те могут зарваться — трудно удержать людей, у которых накопилось так много ярости против поработителей и захватчиков.
Эти опасения оказались не напрасными. На второй же день партизаны Жоржа де Ланурье напали на немецкую жандармерию, пытавшуюся подобру-поздорову убраться из соседнего местечка. А через неделю «запечатали» тоннель.
Движение поездов через Ружомберок остановилось. Немцы усилили натиск на партизанский край.
Такие решительные выступления французов нарушали общий план подготовки всей Словакии к восстанию, вызывали опасность немецкой оккупации еще до того, как силы повстанцев окрепнут, как они объединятся с партизанами. Пришлось напомнить Жоржу де Ланурье о клятве действовать «плечом к плечу».
Но и руководители словацкого подполья, и командование партизанских отрядов, и десантники видели, что чаша народного терпения переполнена; вряд ли она не расплещется до того, как будет получен сигнал ко всеобщему восстанию…
Выслушав замечание русского командира, француз с улыбкой ответил, что если уж действовать как уговорились, плечом к плечу, то надо теперь завалить еще один тоннель, чтобы «запечатать» всю долину, а тем временем уничтожить оставшихся в этой мышеловке немцев.
Величко согласился с ним. Он попросил держать заваленный тоннель под огнем, не допускать его восстановления, пока русские и словаки не расправятся с крупным отрядом полевой жандармерии и подразделением эсэсовцев в местечке Врутки.
С самого начала войны с Советским Союзом во Врутках стоял немецкий жандармский взвод. Привыкшие пользоваться всеми благами захваченных городов немцы и здесь устроились как на курорте. Они поселились в уютной гостинице «Славия». С одной стороны окна гостиницы выходили на Ваг, с другой — в старый тенистый парк.
Вот этот-то парк с его бесподобным розарием и подвел фашистов ранним утром. К часовому незаметно подошли двое с алыми ленточками на словацких пилотках. Обезоружили и встали на его место возле двери, ведущей в сад. То же самое произошло и у парадного подъезда. А потом тихо, спокойно и деловито гостиницу окружили вооруженные люди. Только половина из них была одета в форму словацких солдат, остальные были в гражданском. Но все действовали одинаково четко, дружно и что совершенно непривычно для немцев — без тех зычных команд, к которым привыкли они сами.
Когда здание гостиницы было полностью окружено, к часовому, который стоял за дверью с завязанным ртом, подошел человек. Часовой невольно вздрогнул, потому что перед ним был русский офицер. Немец сразу узнал это по форме и алой звездочке на фуражке.
Шедшим рядом словацким солдатам, у которых на пилотках алели ленточки, русский жестом приказал развязать рот немцу. Один из словаков при этом осторожно заметил, что часовой может закричать, и всех побудит раньше времени.
— Не такой он дурак, чтобы кричать в таких условиях, — услышал немец ответ русского офицера на своем родном языке и с готовностью закивал в знак того, что, конечно же, кричать не станет.
Когда пленного развязали, русский потребовал начертить точный план расположения номеров гостиницы и указать, где находится штандартенфюрер.
Узнав все, что было нужно, Величко, а это был именно он, вернул немцу автомат, предварительно вынув патроны, и приказал провести к дежурному, находившемуся внутри гостиницы.
Часовой быстро пошел по коридору на чуть светившийся зеленый огонек, где дежурный спал, сидя в кресле. Двое партизан, следовавших за русским, разоружили его.
Через несколько минут у каждого номера гостиницы стояло по автоматчику. А возле больших комнат, где по свидетельству дежурного фельдфебеля жили по пять рядовых жандармов, остановилось по два автоматчика.
Величко приказал фельдфебелю постучать в дверь штандартенфюрера и попросить его впустить с докладом. Но фельдфебель с сомнением сказал, что штандартенфюрер едва ли откроет в такую рань. Он потребует доложить по телефону.
Пришлось оставить у этой двери автоматчика и вернуться к телефону.
Дрожащей рукой фельдфебель набрал номер и сообщил своему начальнику обстановку. В трубке послышался крик. Величко выхватил у фельдфебеля трубку, отрекомендовался и потребовал, чтобы жандармы сдались без сопротивления. Штандартенфюрер молча выслушал это требование и, видимо, тут же начал звонить куда-то — зычный голос его слышался даже в коридоре.
— Вызывает подкрепление, — пояснил фельдфебель. — На другом конце местечка ночью поселился взвод жандармов, тайно прибывших из Братиславы.
— Мы об этой тайне уже знаем, — усмехнулся Величко и обратился к стоявшему рядом поручику Брезику. — Ты, Ян, тут давай действуй, раз они не хотят сдаваться, а я пойду встречать подкрепление. — Он весело подмигнул, добавив: — Жаль, нет музыки!