Выходя из автобуса, Таня едва не наступила на еще двух попрошаек, оголодавшую белую девочку и ее мать с безумным взглядом, сидящих на холоде на протертом до дыр одеяле, расстеленном прямо на тротуаре. Девочка, лет восьми-девяти, молча протянула пластиковый стаканчик, с мольбой глядя на Таню. На дне стаканчика лежали лишь несколько долговых расписок и одна монетка. Таня представила себе, каково жить попрошайничеством при экономике, практически полностью лишенной наличных денег, когда даже самые незначительные выплаты осуществляются электронным способом, пересылаясь по находящимся под бдительным оком государства сетям. Но у нее ничего не было; к тому же она прекрасно сознавала, что лучше не доставать бумажник в таком месте.
Пересекая Хеннепин-стрит под тусклым светом фонарей, Таня видела в каждом идущем навстречу человеческом силуэте потенциальную угрозу, которую нужно было избегать, даже если для этого требовалось перейти на другую сторону улицы или вообще свернуть в переулок. Эти улицы не упустят возможности прибрать к рукам чужое; закон и порядок здесь поддерживали только патрули из числа местных жителей, порой ведущие себя хуже преступников, – и все же никто не мог сравниться с вооруженным ополчением, хозяйничающим вне пределов крупных городов.
Над зданиями, высоко, чтобы было видно с автострады, висел плакат, водруженный «Братством за лучшую Америку» – одному черту известно, кто это такие. Содержание этого плаката было более политизированным, нежели обычные для братства слепые бегуны и патриотически настроенные дети, спасающие бездомных щенков. На нем красовалось ставшее уже каноническим изображение президента, стоящего на развалинах Белого дома на следующий день, кричащего в мегафон, зажатый в уцелевшей руке, перед возбужденными толпами, которые он собрал по всей стране. Внизу большими буквами была выведена подпись:
ВОЖДЬ
Чтобы вести за собой других, нужно быть готовым идти вперед в одиночку
Кто-то забрался наверх и чуть подправил плакат: добавил огромную механическую руку там, где должна была быть вторая рука.
Глядя на лицо, пылающее в вышине, Таня вспомнила мгновение, когда заглянула в эти глаза. Ей захотелось узнать, что придает им такую завораживающую пристальность. Быть может, те же самые качества, которые привели этого человека к власти. Тогда его харизма была более солнечной – ребяческая улыбка и дар выдавать якобы спонтанные перлы ораторского искусства, вводившие слушателей в транс, направлявшие их гнев и нужды в нужное русло, чтобы еще больше возвысить этого человека над всем миром. Но Таню больше всего поразило, как под пристальным взглядом этих глаз чувствовалось, что за ними стоит вся карательная мощь федерального государства, готовая сокрушить любое сопротивление. Словно сейчас, после стольких лет в должности, когда одного завороженного внимания толпы к президенту уже не хватало, он только так мог получить удовлетворение.
Это был стимул, но плохой. Тане хотелось противостоять ему, однако последствия были слишком страшными. В итоге она чувствовала себя совершенно одинокой.
Глядя на плакат, на изображенные на нем дымящиеся развалины, на которых стоял президент, Таня подумала о жертвах того памятного ей дня, о жертвах всех дней, прошедших с тех пор, как президент пришел к власти. О тех, кто лишился жизни, о тех, кто лишился крова над головой, о тех, кто просто лишился своей родины. Или, как это произошло с Таней, узнал, какая она на самом деле, эта родина, когда сорвать с нее маску цивилизованности. На самом деле так было всегда, если почитать учебники истории, которые попечительские советы школ не включали в учебный план. Этот город напомнил Тане о черных пятнах в ее собственном прошлом, о тех днях, когда новый мрак только еще возвестил о своем приходе, и многие предпочли с готовностью расстелить мягкую подстилку, ошибочно приняв ее за спасение. Тяжелые времена требуют тяжелых решений.
Мимо медленно прокатился большой черный внедорожник, и, когда он оказался под фонарем, Таня смутно различила лица трех белых бездельников, рыскающих в поисках добычи. Посмотрев на нее, они что-то сказали, но она их не услышала; у них были лица охотников, обменивающихся шутками по поводу добычи.
Таня ускорила шаг, надеясь на то, что место, о котором говорил Мелл, защитит ее, гадая, знает ли Мелл, как купить на черном рынке пистолет.
На следующий день Билли взяла Сига с собой на окраину города выжигать землю.
Это оказалось большое поле, заросшее высокой травой, выцветшей и бурой к концу зимы. Спящие растения были припорошены снегом. Вдалеке тянулась линия лишенных листвы деревьев. Сиг заметил на голой ветке ястреба.
– Сегодня безветренно, – заметила Билли. – Идеальная погода.
Их было семь человек – Билли и пара пожилых мужчин из кооператива и четверо ребят одних лет с Сигом, два парня и две девчонки. Они приехали на большой машине, сзади лежало снаряжение и инструменты. Лопаты, топоры, ведра и факелы. Один мужчина ехал следом в видавшем виды старом пикапе с двигателем на биодизельном топливе, в кузове стоял большой пластмассовый бак с водой.
– Ты готов поработать ради светлого будущего? – улыбнулась Билли, схватив Сига за руку.
– Чем мы будем заниматься? – спросил тот.
– Биорекреацией! – ответила Билли.
Сиг попытался представить себе, как пишется это слово.
– Исцелять землю растениями, – объяснила Билли. Она указала на просторное поле. – Это один из тестовых участков. Обрабатывался на протяжении ста пятидесяти лет, последнюю треть этого срока с применением химикатов, которые убивают – убивают почву, а не только насекомых и сорняки. Мы вернем сюда то, что росло здесь прежде, травы, цветы, и уже они станут привлекать всех остальных живых существ.
– Новое возрождение, – сказала одна из девушек. Под низко надвинутой шерстяной шапкой с туго завязанными ушами были видны только голубые глаза и розовые щеки; невозможно было даже различить цвет волос.
– Совершенно верно, Ханна, – подтвердила Билли. – Всего через несколько недель начнут распускаться первые полевые цветы. Затем наступит лето и прилетят колибри и бабочки.
Сигу нравились все эти люди, но он не собирался долго здесь задерживаться.
– Одним из побочных эффектов экономического краха, – продолжала Билли, – является отток населения и забвение со стороны центральной власти. Со стороны крупного капитала, бизнеса. Это дает нам простор испробовать различные методы обработки земли, на которой мы живем. Многие считают, что одичавшая, заброшенная земля не может ничего дать, но это не так. Нужно только пересмотреть то, как с ней обращаться. Как брать не больше, чем даешь сам.
– Представь себе, что все пустыри в Америке будут восстановлены так же! – с жаром промолвила Ханна, и Сиг подумал, что только такие голубые глаза могут гореть оптимизмом по поводу того, что сделают реальные люди и как мало природу беспокоят наши чувства.
– Нет такого понятия, как пустырь, – сказал Сиг, хватая тяжелый топор.
При этих словах Билли рассмеялась, глубоким утробным смехом женщины, которая знает, что к чему.
Ханна тоже улыбнулась.
– Значит, мы выжжем эту землю? – спросил Сиг.
– Да, именно так, – подтвердила Билли. – Как делали индейцы, чтобы охота была лучше, как до них делала Земля и как будут делать наши потомки, после того как мы обучим этому их матерей.
Так они и поступили, двумя группами, развели огонь, следя за ним. Глядя на поднимающиеся над просторами языки пламени, слушая его негромкий рев и потрескивание, Сиг думал, что Билли права, что именно это поможет вернуть то, что должно быть.
Сиг быстро расправился с обедом. Остальные шутили над ним, говоря, что он «сожрал» еду, а он гадал, знает ли кто-нибудь из них, что это такое на самом деле.
Что такое настоящий голод.
Пока остальные не спеша ели, Сиг отправился прогуляться. Он чувствовал себя исцеленным, сильным, готовым двигаться дальше.
– Эй! – окликнула его Ханна. – Ты куда?
– В лес, – ответил Сиг, кивая в сторону деревьев. – Посмотрю, что там.
– Я с тобой, – без приглашения поднялась на ноги она.
Сиг не замедлил шага, и Ханне пришлось его догонять.
– Как ты думаешь, что там? – запыхавшись, спросила она.
Сиг повернулся к ней. Она стащила шапку, и светлые волосы рассыпались по плечам. Сиг вспомнил, что когда-то давно считал красивым, если у девчонки волосы такие же, как у его мамы, но теперь они напоминали ему желтые предупредительные огни на опасных участках дороги.
Он приложил палец к губам, показывая Ханне молчать, и повел ее в заросли.
Под деревьями снега еще было много. Слышался крик ястреба, далекое карканье ворон.
Сиг показал девушке дикие зимние ягоды, желуди, которые можно есть, если знать, как их приготовить.
Он указал на следы на снегу. Оленьи, лисьи, кроличьи и других диких грызунов. У него мелькнула мысль, водится ли в этих лесах кугуар.
Работали все долго и обедать сели поздно, поэтому солнце уже начинало тускнеть. Сиг нашел оленьи следы, такие свежие, что можно было почувствовать запах мускуса. Оглянувшись на Ханну, он улыбнулся, и та улыбнулась в ответ. Она тоже почувствовала этот запах.
Они двинулись по следу. Он поднимался по обращенному на север склону, где снег до сих пор оставался глубоким. Местами снег был настолько укрыт от солнца, что на нем даже не образовалась корка наста. Столь глубокий снег сильно замедлил продвижение оленя, что чувствовалось по его следам.
Только когда Сиг и его спутница поднялись на самую вершину холма, он впервые заметил другие следы. Он привлек Ханну к себе и повел ее на противоположную сторону, где все следы перемешались. Там они услышали хруст, шелест снежной пляски, фырканье объятого ужасом оленя и увидели, как один койот с разбега запрыгнул рогатому самцу на шею и впился в нее клыками. Второй койот вцепился в задние ноги, как это делают собаки, когда ведут между собой жестокую игру. Олень упал, и оба койота набросились на него, торопясь прикончить. Ханна вскрикнула, и койоты удрали.