Сиг оглянулся на здание гауптвахты, где содержались его товарищи.
Он увидел ангар, в котором хранились летающие собратья робота. Несколько беспилотников кружились над головой, на бреющем полете, обеспечивая съемку в прямом эфире.
Сиг увидел телекамеры.
Увидел толпу людей позади камер: журналисты, военные, правительственные чиновники, заключенные, которых привели посмотреть на казнь, чтобы они затем своими жуткими рассказами подорвали моральный дух своих сокамерников.
Сиг медленно поднялся на ноги на самом краю взлетно-посадочной полосы. Он видел, что робот оценивает его движения. Изучая рывки гидравлических приводов, Сиг старался предугадать запрограммированные инстинкты, гадая, какая часть электронного мозга написана человеком, а какая – новым искусственным разумом.
Сиг попытался представить себе, какими будут потомки этого робота, через три-четыре поколения, и подумал, будут ли у них собственные прислужники из числа людей.
Интересно, а как автономные роботы, созданные людьми, поступят с лесами, с водой?
Сиг отступил с асфальта на дерн, тянувшийся вдоль взлетно-посадочной полосы. Земля зачавкала у него под ногами, пропитанная водой после двух дней сильных ливней.
Развернувшись, Сиг побежал, петляя по раскисшей земле.
Услышав, как его механический преследователь прыгнул, он развернулся и отступил в сторону. Робот попытался распластаться в полете, но было уже слишком поздно. Он приземлился огромной массой, твердая сталь провалилась в грязь. Все четыре ноги глубоко завязли в земле, лишив механическое чудовище возможности двигаться.
Сиг забрался роботу на спину. Отодрать стальные панели оказалось нетрудно. Сиг принялся вырывать из спины провода и кабели. Робот дернул головой назад, стараясь сбросить с себя человека, но не дотянулся. Воспользовавшись оторванной от плеча броневой пластиной как примитивным топором, Сиг принялся рубить обнаженные электромоторы, в нахлынувшем потоке адреналина забыв про боль. Отбросив пластину, Сиг выпрямился во весь рост и, ухватив толстый жгут проводов, проходивших по спине, рванул его что было сил. Не удержав равновесия, он упал, и вместе с ним упала голова робота. Белый шлем отлетел в сторону, открывая тысячу стеклянных объективов и оптоволоконные кабели, истекающие фотонами в застывший воздух.
Спустившись на землю, Сиг перекинул через плечо жгут проводов и потащил голову робота назад к телекамерам. Навстречу ему бросились солдаты, запоздало решившие вмешаться в происходящее.
Приблизительно в это самое время Клинт, Селина и сотня ребят из Техаса вышли на берег реки, прямо напротив базы. С собой на большом полуприцепе они привезли штуковину, на сооружение которой им потребовалось несколько месяцев. Главными творцами стали брат Селины Луис, сварщик, его приятель Джерри, слесарь, в прошлом работавший в НАСА, и очень толковый электрик по имени Коннор. Внешне все это было похоже на беспорядочное нагромождение железных ящиков, аккумуляторов, солнечных панелей и проводов на спине большой трубы с линзой с одной стороны. Повстанцы назвали свое детище «туристическим фонариком богов».
Когда включили тумблер, штуковина выдала вспышку, ослепившую всех. Свет погас на всем протяжении от Форт-Мида почти до самого Ричмонда, а ослепшие беспилотники попа́дали с неба подобно большим железным голубям.
Белый дом больше не горел, зато горела лужайка перед ним. На краю торжественной дорожки дымился остов сожженного бронетранспортера. Огромные двустворчатые двери особняка были распахнуты настежь, выломанные народом в ходе долгих боев накануне ночью. Земля выдыхала струйки черного дыма от горящего пролитого горючего, на внешних стенах здания, опаленных огнем, плясали тени. Находясь в соседнем квартале, Таня сквозь рукотворное марево наблюдала за повстанцами. Сначала ей казалось, что те хотят усмирить пожар, но затем выстрелы и смех дали ей понять, что повстанцы, наоборот, стремятся разжечь его еще сильнее, поочередно пробуя поджечь цистерну с горючим.
Таня вспомнила, когда была здесь в последний раз. Казалось, это было давным-давно. Целую вечность назад. В другой жизни.
Словно рухнули колдовские чары, туман, застилавший головы, рассеялся, как это происходит после сильной бури, затмения или какого-либо другого события, нарушающего обычный ход повседневной жизни. Плохо, что пролилось столько крови, хотя, пожалуй, могло быть и больше. Как только народ пробудился, все крупные учреждения рухнули с безумной быстротой. А когда государственная машина оказалась на земле, улицы заполнились людьми, больше не боящимися небес.
Ночью, когда повстанцы подступили к федеральной столице, президент пытался бежать. Далеко уйти ему не удалось. Его схватили в Анакостии, где он собирался подняться на борт военного корабля. Сначала президента заметила ватага мальчишек-хулиганов, и вскоре собралась уже целая толпа. Люди выходили из домов и спешили к президенту и его свите. Таня слышала, что его поместили в камеру полицейского участка, захваченного в ходе беспорядков. Шли переговоры с представителями ООН о внешней помощи в наведении порядка.
Таня шла по Лафайет-сквер, лавируя между воронками, мимо памятников немецким и французским аристократам, помогавшим одержать победу в первой американской революции. Эндрю Джексон исчез, бесследно, однако его дух был жив в толпах, которые собирались в Белом доме, чтобы снова взять его в свои руки. Таня видела их, возвращаясь из командного центра, устроенного на Дюпон-серкл. Со всех сторон на площадь выплескивались люди. Таня прошла мимо старика без рубашки, с длинной седой бородой и косичками на голове, который танцевал с жезлом, сделанным из подручных материалов, тыча им в небо, разглядывая инверсионные следы и рассказывая собравшимся последние известия.
«Столица полностью освобождена» – это сообщение было отправлено в полночь. Новость распространилась быстро, несмотря на нарушенные сети связи.
Таня пришла из Джорджтауна, куда она ходила искать Одиль. Она встретила ее соседку, сказавшую, что Одиль арестовали, и что-то насчет попытки приобретения фальшивых документов.
Мать Одиль бежала из страны сразу же после падения Нового Орлеана. Сейчас она находилась в Лондоне и даже не вспоминала про свою дочь.
Таня гадала, как выяснить, где содержат Одиль. Многие тюрьмы были открыты, что одновременно радовало и пугало.
Но все-таки можно было считать, что Одиль повезло. Майк погиб, его убил его хозяин, а Берт бесследно исчез.
Широкие просторы Пенсильвания-авеню от парка до самого Белого дома были забиты машинами и повстанцами, использовавшими их для прорыва через баррикады. Наибольшей популярностью пользовались переоснащенные гражданские пикапы, но и других машин тоже хватало: старые спортивные автомобили, такси без счетчиков с навешенной самодельной броней, микроавтобусы на подвеске для езды по бездорожью, множество мотоциклов и несколько роскошных лимузинов со всеми подобающими этому классу машин наворотами. Таня увидела знакомого повстанца, который вместе со своими приятелями надраивал хромированные детали антикварного желтого «Мерседеса», запивая работу пивом. По толпе гулял праздничный гул, образуя вместе с ревом двигателей и стереокомплексами, трубящими гимн нежданной победе, полифоническую какофонию.
После того как огонь на лужайке перед Белым домом был погашен и дым рассеялся, Таня увидела собранные тела убитых. Сотрудники Секретной службы в черной форме, агенты в штатском в одинаковых темных костюмах, похожие на бесконечные копии с одного оригинала, несколько полицейских и одна изуродованная немецкая овчарка и еще большее количество повстанцев, одетые кто во что горазд, некоторые в мундирах тех структур, из которых дезертировали. Все они будут похоронены вместе.
На сторожевой башне был закреплен портрет Максины Прайс. А на крыше трепетал новый флаг, с миллионом звезд, изображающих концепцию Власти толпы.
Три вооруженные до зубов пьяные женщины вывалились из дверей Белого дома, покрытые боевыми шрамами, с хищными усмешками на лицах, нарушая погребальную тишину веселыми вариациями популярной мелодии. Присмотревшись, Таня увидела, что у одной из них на шее висят ожерелья, принадлежавшие Первой подруге, – идеальный «скальп», чтобы дополнить патронташи, крест-накрест перетягивающие ее тело.
Увернувшись от них, Таня прошла внутрь.
Красная ковровая дорожка тянулась вдоль прихожей, теперь испачканная чернеющими пятнами пролитой крови, кусками штукатурки, выбитыми шальными пулями, комьями грязи, принесенными на подошвах с улицы. Вход охранял тощий белый парень со снайперской винтовкой, двумя пистолетами на ремне и двустволкой, наблюдая за толпой зевак, спешащих попасть в президентскую спальню, пока там еще остаются какие-то сувениры этого эфемерного мгновения. Жирный мужчина, заручившись помощью своей жены, снимал со стены портрет Льюиса и Кларка[51], но остановился, почувствовав, как парень приставил к его спине двустволку. Правила создавались на ходу, но одно из них гласило, что прежние герои теперь вне закона.
Другое дело фарфор. В главном обеденном зале был в самом разгаре Рагнарок[52]. Там столпились не меньше тысячи человек, выстроившихся плечом к плечу в цепочки, обчищающих содержимое кладовок. Из дверного проема несло запахом пролитого пива и устроенного прямо под крышей барбекю, а также вонью тел солдат, совершивших марш-бросок, и жителей города, пять дней обходившихся без водопровода. Сквозь шум музыку было не слышно. На сцене группа подвыпивших повстанцев изобретала новые игры с парадными сервизами, бросая в воздух тарелки для упражнений в стрельбе.
Один из бойцов показал Тане коридор, ведущий в Западное крыло, восстановленное заново на месте железобетонных обломков за год, прошедший с тех пор, как она кричала президенту. Доступ в рабочие кабинеты до сих пор оставался ограничен. Окна колоннады выходили на просторы Южной лужайки, где под обломками монумента Вашингтона собиралась еще более многолюдная толпа. Вскоре Променад, от Капитолия до мемориала Линкольна, будет забит народом, беспорядочными толпами, которым теперь предстояло взять власть в свои руки.