ериод, пока они не подыщут себе работу и не скопят денег на собственное жилье, но когда стало ясно, что ни Генри, ни Джун не собираются «заниматься делом», он хладнокровно выставил их на улицу.
Ульрик. – Под этим именем выведен Эмиль Шнеллок, также старый друг Миллера, художник, автор воспоминаний «Just a Brooklyn Boy». Миллер и Шнеллок вели обширную переписку вплоть до смерти последнего в 1960 г.
Где уж нам, шпане бруклинской? – В оригинале: «Just a brooklyn boy». Это выражение Шнеллока и стало названием его воспоминаний.
Во всю плоть и ткань лоуренсовских творений… – Дэвид Герберт Лоуренс (1885–1930) – один из самых любимых писателей Миллера; он посвятил ему обширный труд «Мир Лоуренса», опубликованный после смерти Генри издательством «Капра».
Почти каждый из нас проживает большую часть жизни под спудом… сам я всплыл на поверхность… – Ср. у даосов: «Он (человек мудрости. – Л. Ж.) погружается и всплывает, находясь в контакте с Путем. И если вести себя так, тогда трансформация мириад вещей резонирует в тебе и изменения ста ситуаций всегда находят в тебе отклик» (Антология даосской философии. С. 205).
…только когда попал в Париж. – В Париж Миллер перебрался в феврале 1930 г. и прожил там до начала Второй мировой войны.
…смерть – разрешение, но погоди пока умирать… ты еще слишком молод, у тебя меланхолия… – Ср. речи Заратустры о ранней смерти Христа: «Поистине, слишком рано умер тот иудей, которого чтут проповедники медленной смерти; и для многих стало с тех пор роковым, что умер он слишком рано. Он знал только слезы и скорбь иудея, вместе с ненавистью добрых и праведных, – этот иудей Иисус; тогда напала на него тоска по смерти. Зачем не остался он в пустыне и вдали от добрых и праведных! Быть может, он научился бы жить и научился бы любить землю – и вместе с тем смеяться. (…) Он умер слишком рано; он сам отрекся бы от своего учения, если бы он достиг моего возраста! Достаточно благороден был он, чтобы отречься! Но незрелым был он еще. Незрело любит юноша, и незрело ненавидит он человека и землю. Еще связаны и тяжелы у него душа и крылья мысли. Но зрелый муж больше ребенок, чем юноша, и меньше скорби в нем: лучше понимает он смерть и жизнь. Свободный к смерти и свободный в смерти, он говорит священное Нет, когда нет уже времени говорить Да: так понимает он смерть и жизнь» (Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. С. 52–53).
…и Хайме… был уже не Хайме, а лягушка-бык… – Лягушки вообще, «кладбищенские лягушки» и т. п. не раз появляются на страницах «Козерога» как символ «низа» (в мифопоэтической традиции лягушки соотносятся с корнями Мирового древа), как символ «мертвой жизни», протекающей в совокуплении и «вымете икры». В миллеровский текст лягушки перекочевали из одноименной комедии Аристофана – там они обитали на краю мира живых, в болоте у переправы в царство мертвых. Лягушкой-быком представляется Миллеру тотемный предок Хайме.
Я совершал прыжок с моста вниз головой, туда, в девственный ил, ноги сияют и ждут клева; подобным образом Сатана… – Воображение Миллера рисует образы «Божественной комедии» Данте; ср.: «А он (Люцифер) торчал ногами к вышине» (Ад, XXXIV, 90); «Сюда с небес вонзился он когда-то» (Там же. С. 121).
Я шел по пустыне Мохаве… – Мохаве – пустыня на юго-западе США, в южной части штата Калифорния, площадь ок. 30 тыс. кв. км.
…и какой-то человек шел надо мною по канату, а над ним другой человек сидел в аэроплане… – Эта «греза» навеяна эпизодом с канатным плясуном и чертом из «Так говорил Заратустра»: черт перепрыгивает через канатного плясуна, что приводит к гибели последнего (см.: Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. С. 13). Будучи «инстинктивистом» (хотя и «метафизического плана»), Миллер склонен был рассматривать цивилизацию как порождение Сатаны (хотя и не брезговал ее плодами), и здесь в образе аэроплана механическая цивилизация (заратустровский черт) «перепрыгивает» через человека, угрожая ему гибелью.
В утробе на каждом пальчике формируются ногти… а можно и лоб расшибить, пытаясь во всем этом разобраться. – Тот же вопрос занимал Данте. Ср. изложение Стацием «вечного строя» в «Божественной комедии»:
Беспримесная кровь, которой жилы
Вобрать не могут в жаждущую пасть,
Как лишнее, чего доесть нет силы,
Приемлет в сердце творческую власть
Образовать собой все тело ваше,
Как в жилах кровь творит любую часть.
Очистясь вновь и в то сойдя, что краше
Не называть, впоследствии она
Сливается с чужой в природной чаще
(т. е. в утробе).
Здесь та и эта соединена,
Та – покоряясь, эта – созидая,
Затем что в высшем месте (т. е. в сердце) рождена.
Смешавшись с той и к делу приступая,
Она ее сгущает, сгусток свой,
Раз созданный, помалу оживляя.
Зиждительная сила, став душой,
Лишь тем отличной от души растенья,
Что та дошла, а этой – путь большой,
Усваивает чувства и движенья,
Как гриб морской, и нужные дает
Зачатым свойствам средства выраженья.
Так ширится, мой сын, и так растет
То, что в родящем сердце пребывало,
Где естество всю плоть предсоздает.
Но уловить, как тварь младенцем стала,
Не так легко, и здесь ты видишь тьму;
Мудрейшего, чем ты, она сбивала,
И он учил, что, судя по всему,
Душа с возможным разумом не слита,
Затем что нет вместилища ему.
Но если правде грудь твоя открыта,
Знай, что, едва зародыш завершен
И мозговая ткань вполне развита,
Прадвижитель, в веселии склонен,
Прекрасный труд природы созерцает,
И новый дух в него вдыхает он,
Который все, что там росло, вбирает;
И вот душа, слиянная в одно,
Живет, и чувствует, и постигает.
Мафусаил – библейский патриарх, долголетие которого вошло в поговорку (см.: Быт., 5: 21–27).
Глаза лягушки-быка… в сизом налете на девственном иле. – Также образ «Божественной комедии», ср.: «Потом я видел сотни лиц во льду…» (Ад, XXXII, 70).
…зрелище адского скейтинг-ринка, где во льду вниз головой застряли люди и ноги их торчали снаружи… – т. е. зрелище озера Коцит «Божественной комедии»:
Я увидал, взглянув по сторонам,
Что подо мною озеро, от стужи
Подобное стеклу, а не волнам
где «Одни лежат; другие вмерзли стоя, Кто вверх, кто книзу головой застыв…» (там же. XXXIV, 13–14).
Большая Берта… – немецкая пушка большого калибра времен Первой мировой войны; название дано по имени жены крупнейшего оружейного фабриканта Круппа фон Болена.
…как и посередине моста… посередине всего… – Согласно учению Я. Беме, «все качества берут свое первоначальное происхождение в средине: разумей, там, где рождается огонь…» (Беме Я. Aurora, или Утренняя заря в восхождении. М.: Мусагет, 1914. С. 123).
…но в смерти еще что-то живет… возбуждая вечное движение. – Ср., что об этом говорит Сократ у Платона: «Всякая душа бессмертна. Ведь вечно движущееся бессмертно. А у того, что сообщает движение другому и приводится в движение другим, это движение прерывается, а значит, прерывается и жизнь. Только то, что движет само себя, раз оно не убывает, никогда не перестает и двигаться, и служить источником и началом движения для всего остального, что движется. Начало же не имеет возникновения. Из начала необходимо возникает все возникающее, а само оно ни из чего не возникает. Если бы начало возникло из чего-либо, оно уже не было бы начатом. Так как оно не имеет возникновения, то, конечно, оно и неуничтожимо. Если бы погибло начало, оно никогда не могло бы возникнуть из чего-либо, да и другое из него, так как все должно возникать из начала. Значит, начало движения – это то, что движет само себя. Оно не может ни погибнуть, ни возникнуть, иначе бы все небо и вся Земля, обрушившись, остановились и уже неоткуда было бы взяться тому, что, придав им движение, привело бы их к новому возникновению» (Федр, 245 с – е).
В начале было Слово… – Ин., 1: 1.
С. 72–73. …громогласное, оно разносится и ныне… Любое слово вмещало в себя сразу все слова – для него… – Ср. у Августина: «Так зовешь Ты нас к пониманию Слова-Бога, пребывающего с Богом; извечно произносится оно, и через него все извечно произнесено. То, что было произнесено, не исчезает; чтобы произнести все, не надо говорить одно вслед за другим: все извечно и одновременно. (…) А в Слове Твоем ничто не исчезает, ничто не приходит на смену: оно бессмертно и вечно. И поэтому Словом, извечным, как Ты, Ты одновременно и вечно говоришь все, что говоришь…» (Августин Аврелий. Исповедь; Абеляр П. История моих бедствий. С. 163–164).
…ибо нет ни начала, ни конца… – Ср.: «„Вся тьма вещей – словно раскинутая сеть, и нигде не найти начала“, – говорится в книге Чжуан-Цзы» (цит. по: (Малявин В. В., Виногродский Б. Б.) (Предисловие к разделу «Отцы даосизма») // Антология даосской философии. С. 19).
…моего соответствия – или несоответствия – времени… – Миллер никогда не постулировал своей гениальности как непререкаемого факта, однако нелишне применительно к следующему пассажу привести бердяевское суждение о гениальности: «На пути творческой гениальности так же нужно отречься от „мира“, победить „мир“, как и на пути святости. Но путь творческой гениальности требует еще иной жертвы – жертвы безопасным положением, жертвы обеспеченным спасением. (…) На эту жертву способен лишь тот, кто знает творческий экстаз, кто в нем выходит за грани „мира“. (…) Гениальность – по существу трагична, она не вмещается в „мире“ и не принимается „миром“. Гений-творец никогда не отвечает требованиям „мира“, никогда не исполняет заказов „мира“, он не подходит ни к каким „мирским“ категориям. В гениальности всегда есть какое-то неудачничество перед судом „мира“, почти ненужность для „мира“. (…) В гениальности нет ничего специального, она всегда есть универсальное восприятие вещей, универсальный порыв к иному бытию. (…) Гениальность есть особая напряженность целостного духа человека, а не специальный дар. (…) Гениальность есть иная онтология человеческого существа, его священная неприспособленность к „миру сему“. Гениальность есть „мир иной“ в человеке, нездешняя природа человека. (…) В гениальности раскрывается жертвенность всякого творчества, его невместимость в безопасном мирском устроении» (