Неприязненно смотрел на нее и Дэос, чернокожий матрос с сильной склонностью к мистификации происходящего, однако и он после внушения капитана не осмеливался высказывать вслух свое мнение по поводу присутствия «ведьмы» на корабле.
Старпом Роб, казалось, и вовсе ее не замечал: она была для него не важнее, чем томящиеся в трюме курицы и овцы, предназначенные в пищу. Просто по разрешению капитана одна такая курица гуляет по палубе и дышит воздухом. Возможно, он и проявил бы интерес, если бы ей как товару угрожала опасность, но пока все было спокойно, он смотрел на нее как бы вскользь, взглядом управляющего, который проверяет, все ли в порядке с собственностью хозяина.
Остальная команда, немногочисленная для корабля таких масштабов, активно старалась не замечать ее, и мало чего особенного произошло с девушкой за три недели плавания. Но однажды, во время ее прогулки по палубе в начале четвертой недели пути, она столкнулась с молодым матросом. Уроженца южного побережья в нем выдавали темные кудри, смуглая кожа, карие глаза и нос с характерной горбинкой. Матрос крикнул ей вслед несколько слов, смысла которых Ая не поняла, но потом ей пришла догадка, что наверняка это была какая-то скабрезность.
Этот малый не заметил на верхней палубе капитана, который незаметно подошел к перилам со свойственной ему бесшумной кошачьей грацией.
Матрос что-то выкрикивал в адрес Аи и отчаянно жестикулировал, совершая в воздухе поступательные движения руками, но осекся на полуслове, поймав направленный на него взгляд желтых глаз.
Непроизвольно обернувшись на окрик, Ая впервые в жизни увидела, как в считанные секунды смуглая кожа приобретает землистый цвет, а глаза стремительно светлеют.
Южанин замер с открытым ртом, не договорив, а в поблекших глазах его плескался совершенно первобытный ужас. Тоненькая струйка крови потекла из носа по подбородку, огибая пухлые губы, и закапала на палубу.
В следующий момент матрос упал на колени, его руки-плети безвольно болтались по сторонам, но он не пытался поднять их для защиты или сложить в мольбе.
Ая тут же обернулась в сторону капитана, до смерти напуганная увиденным. Она ожидала увидеть, что капитан использует некий магический атрибут для наказания своего человека, но не увидела ничего. Руки его были спокойно сложены на груди, и во взгляде не было даже тени негодования. Казалось, он никак не воздействовал на так испугавшегося его южанина.
Ая не знала, что делать, как помочь несчастному, ведь он лишь сказал пару слов, а теперь его так жестоко наказывают, и с мольбой уставилась на капитана. Она понимала, что стоит попросить его помиловать матроса – и того можно считать покойником. Можно и не гадать о закономерном итоге, если капитан услышит, что ему следует делать, причем от женщины и пленницы. Ая не сомневалась: он не преминул бы показать своим людям, сколь высокого мнения он о любых советах и просьбах, обращенных к нему на его корабле.
Капитан перевел взгляд на полные мольбы глаза Аи, и некое подобие усмешки показалось уголке твердой складки его губ. Но ни ужас стоящего перед ним на коленях, бледного как смерть человека, ни мольба в глазах пленницы не вызвали в нем отклика: он развернулся на каблуках и удалился ровным, спокойным шагом.
Ая инстинктивно рванулась к молодому южанину, чтобы хоть как-то помочь, но он отскочил, как ошпаренный, и, даже не подняв на нее взгляд, устремился прочь практически бегом.
– Доктор! Ему нужен доктор! – воскликнула Ая, сама не понимая, к кому обращается: все матросы на палубе занимались своим привычными делами, опустив глаза и не глядя на нее.
– Вагак не нуждается в услугах доктора, лерра Ая, – раздался голос у нее за спиной, и девушка вздохнула с облегчением: из всей команды с ней разговаривал только доктор Лиен – единственный, кроме нее самой и капитана, образованный человек на борту Портовой Шлюхи. Видимо, приказ капитана не проявлять к ней никакого интереса не касался доктора. Впрочем, это объяснимо: почтенный возраст, особенное положение на корабле – он был одновременно частью команды и казался не имеющим к ней отношения. Кроме того, было заметно, что с капитаном его связывают особые отношения, и Ая даже предполагала, что это может быть родственная связь, настолько лерр Лиен чувствовал себя свободно и уверенно в общении с желтоглазым хищником. Они могли подолгу беседовать, играть в шахматы или нарды в кают-компании, и доктор практически один был вхож в каюту капитана. И только от него тот мог услышать совет и даже последовать ему на глазах у всей команды.
– Но он… он же истекает кровью, что с ним произошло, это какое-то магическое вмешательство в разум? Браслет подчинения? – спросила Ая.
– Лерра, наш капитан не использует инструменты вмешательства в психику своих людей, а предпочитает искреннюю преданность безвольному подчинению. Он умеет добиться повиновения своим авторитетом.
– Я видела это повиновение, доктор! Я своими глазами видела его только что! Этот несчастный до ужаса, до одури боится этого вашего авторитетного капитана, не прибегающего к пыткам!
– Этот несчастный испугался справедливых последствий собственного неповиновения, только и всего. Он, как и остальные члены команды, осведомлен о вашем особом положении на корабле. Вас запрещено беспокоить и проявлять к вам непочтительность, принцесса. Оскорбив вас сейчас, – Ая покраснела: она могла только предположить, что прокричал матрос, – он проявил непочтение к распоряжению вышестоящего. А любое неповиновение карается смертью. Это морской закон.
– Это варварский закон!
– Это справедливый закон, дитя. Мы в море. Здесь капитан – царь и бог для всех нас. И любое слово его должно исполняться раньше, чем он его произнесет. Морская дисциплина – гарантия успеха любого предприятия и безопасности наших жизней. Если не согласен слепо верить капитану – никто не держит. Люди здесь не в рабстве, они трудятся добровольно, и пусть им бывает очень тяжело, но за это они получают очень хорошие деньги.
Ая понимала, что доктор совершенно прав и говорит разумные вещи, но ужасная сцена того, что страх способен сделать с человеком, все еще стояла у нее перед глазами.
– Так не было никакого воздействия, доктор? И кровь пошла у него из носа от его собственного страха?
– Этот человек умирал от своего страха, лерра. И умер бы, если бы капитан его не пожалел.
– Пожалел?
– Да, и это очевидно не только мне, лерра, но и всем, кто это видел, как очевидна и причина его жалости. Сейчас прошу меня извинить, у меня дела.
– Лерр доктор, один только вопрос: вы не придумали, как проверить мой магический потенциал?
– Не сейчас лерра, поговорим об этом вечером, – и доктор кивнул на прощание и удалился, оставив Аю в раздумьях. С одной стороны, она была шокирована и жалела пострадавшего за свою глупость человека, с другой – не могла не радоваться, что все обошлось. Единственное, во что она не верила из всего, что сказал доктор – это в жалость капитана к молодому матросу. У этого странного человека с желтыми глазами тигра каждый шаг был просчитан на несколько ходов вперед, поэтому девушке и не верилось в его спонтанные порывы.
– Каспаша хочет пойти свою каюту? Еда? Тайра? – раздался мелодичный женский голос, и вслед за ним показалась его обладательница, выходящая с нижней палубы, – очень высокая чернокожая Миила, с круглой шапкой мелко вьющихся кудрей, стройная до худобы и невероятно грациозная.
– Каспаша думать как убить капитана и попасть домой, – зло буркнула в ответ Ая и развернулась к Мииле спиной.
– Капитан нельзя убит, – раздалась ей в ответ ставшая привычной за три недели пути фраза.
О том, что она не единственная женщина на корабле, Ая узнала на второй день путешествия на борту Портовой Шлюхи. Очнувшись от крепкого сна после порошка гравихоры, окрепшая и прекрасно отдохнувшая, первой Ая увидела тонкую чернокожую женщину. Она появилась в каюте с подносом еды и поставила его на столик у койки.
– Каспаша еда, – сказала она, чем изумила Аю до крайности. Как и все дети, еще в младенчестве Ая прошла инициацию для распознавания речи всех рас этого мира – стандартный ритуал, открывающий возможность говорить с представителями любого народа. Ая знала, что его проходят дети всех рас и сословий. Благодаря этому население ее мира говорило на всеобщем языке, разные наречия которого отличались только нюансами произношения и особенностями структуры предложений. Эльфы и альфары тяготели к витиеватым речевым оборотам, орочья манера говорить отличалась грубостью и прямолинейностью, феи часто проявляли несдержанность в выражении эмоций, за которой скрывался их острый расчетливый ум. Народу гномов же и в речи была свойственна крайняя подозрительность, а люди не выделялись ничем особенным.
Человеческая женщина в розовом хитоне стояла тогда перед Аей, на ее коже, черной как ночь, особенно выделялись белки глаз и полоска зубов. Она говорила, смягчая произносимые звуки, как и свойственно ее народу, но почему-то сознательно выстроила совершенно примитивную фразу.
– Кто ты? Как тебя зовут? – удивленно спросила Ая.
– Каспаша звать мою сторону Миила.
– Что ты здесь делаешь? Ты пленница? Или ты в команде лерра капитана?
– Каспаша задавать вопросы, Миила не отвечает.
– Почему ты так странно говоришь?
– Миила говорить понятно, каспаша понимает.
– Вот же троллево недоразумение! – в несвойственной ей манере выругалась Ая. Надо же, как быстро она опустилась в новой среде, впрочем, вполне располагающей к моральному разложению, но эта чернокожая девица прямо-таки взбесила ее! Ая хорошо видела, что та сознательно над ней издевается и просто не хочет говорить по-человечески. Что ж, королевская дочь привыкла никому и никогда не навязываться, и, справившись с собой, произнесла:
– Каспаша остаться одна.
Улыбнувшись и кивнув на прощание, Миила покинула каюту. В последний момент Ая увидела на обнаженной лодыжке Миилы несколько золотых браслетов, и ей показалось, что даже сквозь захлопнутую дверь она слышит их мелодичный перезвон в такт шагов странной девушки.