И тут книги, стоявшие на верхней полке книжного шкафа, начали падать – одна за другой, как костяшки домино. Если б упали все разом, это могло бы оказаться случайностью. Но нет, падали они медленно: как раз успеешь подумать, что следующая останется на месте, а она – раз! Семь томов «Дома Книг»[97] – семь глухих ударов.
«Это все Дядюшка Боб». Так думал весь класс, хотя никто не осмелился высказать это вслух. Все завертелись, заерзали, съежились за партами, выжидая, что будет делать мисс Лиллегрен. Здесь, в классной комнате, бок о бок с нами, был кто-то еще – в этом мы ни на минуту не сомневались. И это значило, что мисс Лиллегрен придется иметь дело с кем-то новым. Равного калибра. И это ей не мы. Пусть-ка его попробует повоспитывать!
Всех нас охватило предвкушение. Еще чуть-чуть – и мы увидим этого невидимку. Не знаю, каким воображали себе Дядюшку Боба остальные, но у меня, неизвестно, с чего, возникла навязчивая идея, будто это мальчишка – черноволосый и гибкий, как выдра, самую чуточку выше Дэнни Отто.
Может, мы и притворялись, что верим во все это, но мисс Лиллегрен притворялась тоже. Держалась она, как ни в чем не бывало. Как будто не замечает ни нашей возни, ни внезапного фырканья, ни сдавленных возгласов изумления.
Урок за уроком, день за днем, она учила нас, вела занятия, как заведено. И без проделок Дядюшки Боба ни одного урока не обходилось. Если ничего не падало на пол, то раздавался сухой деревянный стук, будто бы идущий из стола мисс Лиллегрен, или громкий шорох в углу у потолка, точно в класс занесло летучую мышь или птицу.
Но мисс Лиллегрен продолжала притворство. Звуки из ниоткуда пропускала мимо ушей. Различных пропаж и дверей, не запертых на замок, однако наотрез отказывающихся открываться, словно не замечала. Шли дни, атмосфера сгущалась, напряжение росло. С каждым стуком да бряком Дядюшка Боб становился для нас все реальнее и реальнее.
В энциклопедии не хватает страницы? Это Дядюшка Боб вырвал! Шерон Миндж нашла в сандвиче с колбасой из коробки для завтраков, прямо под оберткой из вощеной бумаги, полдюжины жирных лесных клопов? Всем ясно, как они там оказались! К тому времени, как в классе сломалась мазутная печь и стало так холодно, что пар изо ртов повалил, в Дядюшку Боба твердо верили все до одного.
Если мазутная печь отказывает приятным солнечным днем ранней осени, в этом ничего страшного нет. Но осень проходит – глазом моргнуть не успеешь. Вот на юг улетели грачи, за ними – утки, за ними – канадские гуси. Высокое голубое небо посерело, отяжелело, прижалось к земле. Начались дожди, под ногами зачавкала грязь, ветер оборвал листья с деревьев. Оранжевые картонные тыквы уступили место золотисто-коричневым картонным индейкам. Вскоре наступили такие холода, что целый день в нетопленой школе не высидеть, и школьный совет наконец-то прислал к нам Дональда Волдта поглядеть, что стряслось с печью.
Дональд Волдт не из болтливых, но если заговорит, то во весь голос. Росту он огромного, обут в рабочие сапоги на целых девяти пряжках, на голове – вязаный шлем с ушами. Если чего не можешь починить, посылай за Дональдом Волдтом. Если уж Дональд Волдт не починит, можешь считать, это не под силу никому.
Со школьной мазутной печью он провозился целый день, однако она не продержалась и ночи. На следующее утро Дональд Волдт вернулся и вид имел крайне задумчивый.
– Я не вспоминал о нем уж тридцать лет, но узнаю́, хоть и не вижу. Дядюшка Боб явился, так?
Мисс Лиллегрен заметно помрачнела, хотя минуту назад с радостью благодарила Дональда Волдта за то, что печь снова греет.
– Прошу вас, не подзадоривайте детей. Они и без вашей помощи расшалились сверх меры.
– Как угодно, – ответил Дональд Волдт, собирая инструмент. – Но в мое время миссис Брисбуа пришлось иметь с ним дело. Вам бы с ней поговорить да послушать, что она присоветует.
Мисс Лиллегрен промолчала, но мы почему-то не сомневались, что миссис Брисбуа будет последней, с кем мисс Лиллегрен заведет разговор о Дядюшке Бобе.
После второго ремонта печь заработала без перебоев. Как же приятно было войти в школу после перемены, развесить пальто по крючкам в раздевалке и радоваться колкому запаху мокрых варежек, сохнущих у печи!
Когда начинало темнеть, окна, украшенные бумажными индейками, наливались синевой. Пара матовых белых плафонов под потолком превращала класс в островок яркого света, а массивная мазутная печь создавала нам островок тепла посреди океана голых полей и серого неба.
Темой классного исследовательского проекта выбрали кариес. Под руководством мисс Лиллегрен сформулировали научную гипотезу: гниение зубов у человека вызывает газировка с сиропом. Кто-то раздобыл банку для консервирования, а Дэнни Отто пожертвовал свой молочный зуб. Зуб положили в банку, залили целой бутылкой крем-соды «Весенняя роща» и туго-натуго завинтили крышку. Раз в неделю банку открывали, вылавливали зуб и проверяли, гниет или как. В среду, перед вторым ремонтом печи, зуб Дэнни Отто оставался с виду таким же, каким и был. Ничего ему от крем-соды не сделалось.
В следующую среду в банке обнаружился не один, а два зуба. Вначале подозрения пали на Дэнни Отто, но в ответ он показал нам собственные зубы. Свежих прорех у него во рту не оказалось. У остальных – тоже.
Назавтра, в четверг, пусть до очередной проверки результатов эксперимента оставалось еще целых шесть дней, Шерон Миндж достала из шкафа банку и поднесла ее к свету. Четыре зуба. С виду – вроде как человеческие. А к утру пятницы их стало восемь.
– Если так пойдет и дальше, кто-то скоро ужина прожевать не сможет, – сказала мисс Лиллегрен, запирая банку в учительский стол.
Дэнни Отто понял, о чем речь.
– Так это же не его собственные зубы! Дядюшка Боб их крадет у кого-то.
В тот же день, часов этак около двух, печь вырубилась снова. Снаружи стоял холод, дождь пополам со снегом хлестал, как из ведра, и воздух в классе тут же остыл, будто мы оставили дверь распахнутой настежь.
– Дядюшка Боб хочет, чтоб нас по домам распустили, – сказал Дэнни Отто.
– Уроки закончатся в половине пятого и ни минутой позже, – строго ответила мисс Лиллегрен, и только позволила нам надеть пальто, чтоб мысли в головах не смерзлись. – Не заняться ли нам синтаксическим разбором предложений?
– Дядюшке Бобу это не понравится.
Как только Дэнни Отто произнес эти слова, из шкафа выпала на пол небольшая книжка в синей обложке. Мисс Лиллегрен велела мне положить ее на место. Книжка оказалась «По воле волн на плавучей льдине»[98].
– Дядюшки Боба не существует.
Мел у нас опять весь вышел, и потому мисс Лиллегрен велела выполнять разбор предложений в тетрадях. Пришлось нам вместо того, чтоб заниматься этим по очереди, разбирать каждое – хоть сложное, хоть простое. Удержать окоченевшими пальцами карандаш было нелегко, но в варежках писать еще труднее. Между тем в классе становилось все холодней и холодней. Казалось, снаружи и то было бы теплее, если б не ветер.
В четыре часа входная дверь отворилась. Ветер всколыхнул всех картонных индеек в классе. Мы подняли головы и обернулись, радуясь поводу отвлечься и в то же время опасаясь, что это Дядюшка Боб решил заморозить нас окончательно.
Но в раздевалке раздались шаги, и в класс вошел Дональд Волдт – в теплом пальто, огромный, как сарай. Рядом с ним шла маленькая старушка, в чистых сапогах, закутанная в старую шубу и ярко-голубую шерстяную шаль.
– Взглянул на ваш дымоход, – сказал Дональд Волдт. – Вижу: печь опять отказала. Вот и привел миссис Брисбуа. Она вам все наладит.
Мисс Лиллегрен представилась миссис Брисбуа, и велела нам по очереди встать и тоже представиться, как полагается по правилам этикета. Многие из нас миссис Брисбуа уже знали, а кто не знал, непременно о ней слышали. Когда-то ее сыновья тоже учились здесь, в нашей деревенской школе, и били все мыслимые рекорды по части хулиганства да озорства. А когда выросли, пошли служить в Военно-воздушные силы США. Что они там совершили, никто точно не знал, но одного из них наградили медалью.
Но миссис Брисбуа наших церемоний будто бы и не замечала. Пока мы представлялись, она осматривала класс, с особым вниманием приглядываясь к углам под потолком. И продолжала глядеть даже после того, как последний из нас назвал фамилию и имя. В классе сделалось тихо-тихо. Даже мисс Лиллегрен молча ждала, когда миссис Брисбуа закончит осмотр.
Наконец миссис Брисбуа заговорила. Голос ее звучал тихо, но строго, многозначительно.
– Все сядьте.
Дональд Волдт ни за одной из наших парт не поместился бы, и потому присел на длинный боковой стол. Мисс Лиллегрен, рассерженная, как никогда прежде, устроилась за учительским столом у доски. Мы уже и без того сидели за партами, сложив руки, будто перед молитвой.
Несмотря на сапоги, двигалась миссис Брисбуа без малейшего звука. Тихо, как только возможно, она подошла к столу мисс Лиллегрен и заглянула ей через плечо.
– Так. Синтаксический разбор предложений. Продолжайте. Диктуйте следующее.
– «Зима тревоги нашей позади», – сухо сказала мисс Лиллегрен и умолкла, как будто всем вокруг известно, что там дальше.
– Продолжайте, продолжайте, – подбодрила ее миссис Брисбуа.
– «К нам с солнцем Йорка лето возвратилось»[99], – насупившись, совсем как Дэнни Отто, буркнула мисс Лиллегрен.
– Прекрасно. Задача не из легких. А тебе, – тут миссис Брисбуа взглянула на Дэнни Отто, – не следует называть его Дядюшкой Бобом. Зови его Дедушкой.
– Мой дед в городе живет, – упрямо набычился Дэнни Отто.
– Тебе посчастливилось, – сказала миссис Брисбуа, не сводя с него глаз. – Да и всем нам. Дедов у нас много. Одних мы знаем, других нет. Прояви уважение.
Оставив Дэнни в покое, она обвела пристальным взглядом всех нас. Совсем как медсестра из округа, приехавшая с инспекцией!