Вскоре Лэйярд встал и, оставляя болоту поглощать бездыханное тело твари, направился к берегу. Он шел, хромая и качаясь из стороны в сторону. Я побежала ему на встречу и крепко обняла за шею. Затем довела до берега, так как он спотыкался и все время норовил упаст. Я готова была тянуть его и дальше, но он сел, а потом упал на спину. Только сейчас я заметила сбоку темное пятно, которое медленно расползалось по его куртке.
Склонившись над ним, я стащила куртку и подняла рубашку. Рана была глубокая, с рваными краями, темная кровь выступала пульсирующими толчками. Разорвав его рубашку, я скомкала ее и, как могла, постаралась заткнуть рану, вслед за этим плотно перевязала сверху своей курткой.
Он тяжело дышал:
— Анаис… там Хильда… близко… спроси, как попасть к Иларе… она… поможет… я… ты…
Потом посмотрел на меня, как будто видит в первый раз (а может в последний?) и отключился.
Я понимала, что паниковать и плакать нет времени, мы уже в Тарсиллинне, а значит — все будет хорошо, нужно только найти помощь. С трудом уложив Лэйярда на сломанные мной ранее ветви, я потащила их подальше от проклятого болота.
— Ула, Тарсиллинн, Хильда. Иди. Надеюсь, ты поймешь меня…
Рысь трусила по заросшей тропке. Я изо всех сил тянула "носилки" по сухой траве, таща их то передом, то задом, то боком. Изредка я останавливалась и проверяла, есть ли пульс. Слабый, но есть. Все будет хорошо.
Вскоре впереди показался деревянный перекошенный домик. У меня сразу прибавилось сил, и я ускорила шаг.
Оставив Лэйярда на земле, я влетела в дом. За низеньким столом сидела сморщенная старуха и что-то толкла в своей ступке.
— Помогите, пожалуйста, — бросилась я к ней, — Ему нужна помощь.
Старуха молча вытерла сухие руки о грязный фартух, вышла следом за мной и помогла перенести Лэйярда на старую узкую лежанку. Сил в ней оказалось намного больше, чем я могла предположить.
Размотав рану, она швырнула окровавленные тряпки в угол.
— Он потерял много крови, — хрипло сказала старуха.
— Я знаю, ему нужно обработать рану, чтобы не было заражения, и наложить повязку, а еще лучше — зашить.
Но она совершенно не слушала меня. Порывшись на полках, старуха принесла какое-то перо и зажгла его. Затем склонилась над Лэйярдом и начала направлять дым в сторону раны, что-то бормоча.
— Послушайте, что вы делаете? Его нужно лечить, понимаете? Он умрет.
— Если ты будешь мешать мне останавливать кровь, глупая девчонка, тогда он точно умрет.
Затем она взяла какие-то листья, положила их на кусок ткани и приложила к ране. Не успела я возразить, как она заявила:
— Все, кровь остановилась. Зашивать нельзя и закрывать нельзя. Рана плохая — пусть все плохое уходит, — и безрадостно взглянула на его лицо. — Он покидает наш мир. Уходит к духам предков.
Я взяла его за руку, она была ледяной. Черты лица заострились, и сам он стал белее простыни.
— Держи его за руку и зови, — сказала старуха, беря с полки потрепанный бубен, — Зови хорошо, чтоб вернулся.
Она начала отбивать ритм.
Слезы ручьем лились по моему лицу. Он умирает, я ничем не могу помочь. А безумная старуха продолжает издеваться надо мной.
— Зови, я сказала, — она больно хлопнула меня по затылку, продолжая стучать в бубен сначала тихо, потом быстрее и громче.
— Лэйярд, не умирай, — начала я причитать, — Пожалуйста.
И получила второй подзатыльник:
— Плохо зовешь.
Под ритм бубна я словно вошла в транс. Взяв его ладонь двумя руками, мне ничего не оставалось, как слушать старуху.
— Лэйярд. Лэйярд. Вернись, — закричала я. — Это я, Анаис. Вернись, прошу. Ты нужен мне. Возвращайся, я здесь, иди ко мне. Лэйярд…
Вскоре я заметила, что рука начала теплеть, на лице появился румянец. Вытерев рукавом слезы, я провела рукой по его колючей щеке.
— Ночь протянет — будет жить, — констатировала старуха, отдышавшись. — Иди, покажу, что ему пить.
Она поставила на огонь котел с водой, всыпала в него травы и коренья.
— Я устала, — изрекла старуха и скрылась за дырявой занавеской в глубине комнатки.
Когда я заглянула туда, чтобы спросить, сколько времени отвар должен вариться, она уже храпела. Ладно, разберемся. Сняла котелок с огня, накрыла крышкой, чтобы дать настояться, и вернулась к постели Лэйярда. Он ровно дышал. Все-таки Хильда — молодец.
Так я просидела около часа. За окнами начинало темнеть. Порывшись на полках, я нашла несколько свечей и зажгла их от уже гаснущего очага.
А где спать мне? Хозяйка этого дома была не очень-то гостеприимной. Пришлось поставить табуретку ближе к постели Лэйярда, облокотиться и лечь на руки — так я дремала в поезде на боковушке.
Однако долго поспать мне не удалось — ночью его начало трясти и лихорадить. На лбу выступали крупные капли пота, он метался и стонал, то убегая, то догоняя кого-то. Пару раз я отчетливо услышала свое имя. Деревянное ведерко с водой я поставила у самой кровати, чтобы удобнее было смачивать тряпки и прикладывать их попеременно к горячей голове. Несколько раз мне удалось влить в него из деревянной плошки немного целебного отвара.
К утру жар прошел, он опять ровно дышал. Но во мне уже не осталось никаких сил, я чувствовала себя, как выжатый лимон. Только я опять постаралась уснуть, как проснулась старуха и застучала кухонной утварью. Немного погодя подошла и к нам, осмотрела Лэйярда, сменила травяной компресс (кстати, края раны стянулись и были уже светлыми), затем провела морщинистой ладонью по моей голове:
— Молодец, девочка. Если б не было у тебя жениха — забрала бы в ученицы. А так вижу — будешь счастлива только рядом с ним.
"Откуда она про Макса знает? Или она не его имела в виду?" — удивленно заморгала я.
Хильда сообщила, что уходит собирать травы, пока роса не сошла, и велела, чтобы Лэйярд не вставал.
Мне уже не спалось. Полазив по полкам и сундукам, я нашла муку и яйца (правда не куриные, а черт знает, какие) и напекла себе блинов на воде. Пусть старуха ругается — мне все равно. Отыскала малину и сухие листья земляники — чай-не чай, но сойдет. Потом протерла влажной тряпкой Лэйярду лицо и шею, смыла с бока запекшуюся кровь. Когда я проводила по его груди, он положил свою ладонь на мою и прошептал:
— Еще… — его глаза были полузакрыты. — Ты снишься мне? — прошептал он чуть слышно сухими губами.
— Нет, это наяву.
Тогда он отпустил мою руку и отвернулся.
— Ты как?
— Не знаю, вроде живой. Где мы?
— У старой Хильды. Она спасла тебя и вернула к жизни.
Лэйярд стал подниматься на постели, но я толкнула его обратно:
— Лежи, Хильда запретила вставать, рана снова откроется. И, вот, пей.
Я принесла целебный отвар.
— Анаис, прости меня, ты испугалась… Не надо было тебя с собой тащить, если бы с тобой что-нибудь случилось…
— Все в порядке, сама виновата. Я ведь хотела этого.
— А Ула?
— Я отпустила ее охотиться.
Он осмотрел меня и лукаво улыбнулся:
— Ну, ты и мурзик.
Моя одежда была в грязных разводах, на обуви и штанах засохла болотная грязь.
— Ты бы на себя сначала посмотрел. Хорошо, что у нас есть одежда… Сумки. Черт. Я сняла их с Улы и так и бросила на болоте.
— Это ерунда. Вот за луком и клинком надо вернуться.
— Ты что, опять хочешь приключений? Тебе мало?
— Так там уже нет никого.
— Я не пущу тебя. Во-первых, жрецы уже что-нибудь придумали, лишившись своего питомца, а во-вторых — все уже поглотило болото.
Вскоре вернулась Хильда. Она опять осмотрела рану, на этот раз уже туго перевязала.
Лэйярд все порывался идти. Но старуха ответила: "Еще не время, пойдешь завтра".
Он проспал весь день. А Хильда тем временем использовала меня, как бесплатную рабочую силу. Я и полы мыла, я и еду готовила, и котлы чистила, и связывала в пучки различные травы. Одним словом — рабство, самое настоящее. И ведь спорить со старухой бесполезно — сразу сердится и трясется, как припадочная.
Этой ночью я спала на полу. Хильда дала мне одеяла и шкуры, но все равно было жестко, и болела спина. Услышав под утро мягкие шаги, я проснулась. Лэйяд уже вернулся. Сходил-таки, забрал кинжал, остальных вещей не нашел. Подскочив, я тут же стала ругаться, но шепотом, чтоб не разбудить старуху. Но она уже высунулась из-за своей ширмы. Лэйярд положил ей на стол двух уток и высыпал несколько золотых монет:
— Спасибо тебе, Хильда.
— Девчонку благодари. Она тебя притащила и из мира духов вернула.
— Я знаю. Тебе спасибо за гостеприимство и за то, что я уже бегаю.
Хильда молча сняла с него повязку. Я не поверила своим глазам: на месте раны остался лишь белый кривой шрам.
— Ну, мы пойдем, — обрадовался такому ходу событий Лэйярд.
— Стой, подожди, — Хильда порылась в сундуке и достала измятую рубашку. — Надень, плохо полуголым ходить — сглазить могут.
Лэйярд засмеялся и натянул рубашку.
— Ты с кого ее сняла-то?
— С кого сняла, тому уже не понадобится, а ты еще жить будешь. Хочешь, и тебе чего найду? — обратилась она ко мне.
Я в ужасе замотала головой. Лучше грязная похожу.
Мы еще попили чаю (с моей вчерашней стряпней) и выдвинулись в путь. На улице нас уже ждала рысь. Она повизгивала от радости и носилась вокруг Лэйярда всю дорогу.
ЧАСТЬ 4
Я всматривалась вдаль, в надежде увидеть сказочный, скрытый от людей город, но тот никак не желал появляться. Вскоре с вершины холма хорошо можно было рассмотреть двухэтажный деревянный дом, скорее даже чудный терем, в окружении зеленого сада.
— Нам сюда. Здесь Илара или нет, все равно будем располагаться.
По периметру кое-где прохаживались караульные в одинаковой серой одежде. Заметив нас, они даже кланялись, и я была восхищена такой вежливостью. Я с восторгом разглядывала сад, пока мы шли по дорожке, выложенной камнем. Я бы охарактеризовала этот сад как "в английском стиле". Травянистые растения, кусты и деревья были высажены "как бы естественно" и подстрижены, где необходимо. Дорожка петляла между цветущих кустов, иногда встречались деревянные, но вычурные скамейки. Фонтан, пруд, не пестрая, мягкая клумба.