— Я думаю, чтобы он меня не задавил как Ян в прошлый раз, давайте параллельное существование двух душ, и чтобы Костина личность все больше доминировала, пока я буду в теле. То есть к моменту смерти я буду умирать как Костя, а потом обратный постепенный процесс, тоже эдак на недельку — кто его знает, что там предстоит, если вообще предстоит хоть что-то?
— Хорошо, мы поняли: неделя усиления Костиной сущности под влиянием реального тела и неделя на пробуждение твоей полной личности. Вы готовы?
— Готовы, куда мы денемся! — смело ответил Костя, и их тела стало засасывать в нежные объятия тумана…
Спустя немного времени по реальному отсчету, они снова стояли в спальне у своих тел, Женька еще раз спросил Костю:
— Последнее предупреждение — отсюда обратного хода не будет!
— Давай, иди! Не хватало тебе еще обо мне беспокоиться! — профессор тихонько подтолкнул Женьку к кровати. Тот только махнул рукой и дал последнюю инструкцию:
— Буль, отправь его к богу в рай! А сам потом в мое тело прыгай! Пока Костя! Спасибо тебе за все! Я пошел!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: СЕРДЦЕ В БРОНЕ
ГЛАВА 8. ДВА В ОДНОМ
Боль! Какая боль, в каждом суставе, кажется, в каждой клеточке! Сначала он не чувствовал тела, но теперь, когда попробовал пошевелиться, боль ударила огненными сполохами по всему организму. Видимо, он уже долго приходил в себя, так как перед глазами показалось его собственное озабоченное лицо. Пережив первый испуг и замешательство, он сообразил, что это Буль в его собственном теле.
— Как ты? Живой? Главное, сердце нормально по прибору, а остальное восстановим! — произнес он сам себе.
Женька попытался что-то сказать, но изо рта вырвался только хрип — вся ротовая полость абсолютно пересохла. Его охватила обида на беспомощность профессорского тела и эту дикую боль. Он почувствовал, как из глаз потекли старческие слезы. Наконец, Женька смог прохрипеть:
— Пить… Судорога…
До Буля внезапно дошло, в каком положении находится приятель:
— Потерпи секунду, я сейчас! Будет тебе и питье, и массаж! — и рванул на кухню за стаканом.
Только спустя час осторожного массажа и разминки Женька сумел нормально посадить профессорское тело на край кровати. Дребезжащий звук собственного голоса был неприятен, но приходилось привыкать. Странно, что изнутри он был намного неприятнее, чем снаружи. Но голос — это было еще полбеды. Женька обнаружил, что едва видит и слышит, а боли в суставах так и не перестали его мучить.
— Господи! Наконец-то справился с этим телом! — вздохнул он поглубже и замер. Что-то кольнуло в боку. Спустя минуту он осторожно прокомментировал. — Вот уж точно, ни вздохнуть, ни… выдохнуть.
— Опять болит что-то? — заботливо спросил Буль.
— Да, пожалуй, и не перестанет теперь до самого конца. Вот уж точно: старость не радость! И никак не могу отделаться от идиотского чувства, что говорю сам с собой. Ладно, давай, попробуем в кухню переместиться, да чайку попить.
С трудом встав на трясущиеся ноги, он, осторожно держа равновесие, прошаркал на кухню. Уже там, усевшись и найдя очки профессора, он смог более-менее рассмотреть Буля в своем теле, как и «свои» старческие мощи. Буль суетился с чайником и чашками, а он размышлял, что ему предстоит:
— Тебе через час лучше уйти — должны прийти внуки профессора. Там в кармане куртки адрес гостиницы и номер, в котором я остановился. Господи, я только сейчас понял, на что подписался! Это же мне еще пять дней ждать, пока скопычусь! Просто не представляю, как он жил! И ведь еще даже в магазин сам ходил!
— Ничего, вспомни, ты и не такое проходил! Слепым сколько бродил?
— Это не я. Это Ян. А он умер, я только вспомнил его жизнь, как не очень интересное кино.
— Ну, если невмоготу, можно же еще и переиграть?
— Нет, хоть я снаружи и слезливый да слабый, но внутри все такой же вредный и глупый!
— Вот это по-нашему! Сразу видно питомца нашей Службы, обрадовано подхватил ангел, разливая чай.
— Да, червивое яблоко от груши недалеко уползает… Только вот, кажется, эти умники из СР опять перемудрили чего-то, — Женька задумался. — Я-то расхвастался Костику, что все буду про его тело знать и без подсказок, но сейчас — ни сном, ни духом! Вот не знаю и все — никаких воспоминаний. Ничего не понимаю…
— Ну, болтать ты по-старчески сразу научился, вон, как из тебя прет! — выговаривал Женьке Буль, доставая из шкафа, наконец отысканный сахар и печенье. Затем ему что-то показалось странным. На шутку не последовало обычного ответа. Буль обернулся. Женька в профессорском теле сидел, закрыв глаза, будто уснул.
— Ты чего? Не выспался? — насторожился ангел.
Старик открыл глаза и радостно улыбнулся:
— Женя, ты решил все-таки попить чайку? Что ж, неплохое занятие! Прости, я вроде как задремал на минутку, — и профессор деловито стал поправлять чашки на столе.
Буль, как повернулся к столу, так и замер с сахарницей в протянутой руке, не зная, как на это реагировать: "Может, Женька так прикалывается? Нет, не похоже. Даже манера держаться изменилась!" Теперь перед ним сидел настоящий старик, выдавая свою старость мелкими суетливыми движениями, словно боясь каждый момент сделать неверное движение. Такое поведение вырабатывается в результате множественных случаев, когда тело подводит своего хозяина, а Женька все же еще не был научен таким горьким опытом. Ангел осторожно спросил:
— Как Вы себя чувствуете?
— Я? Да вот, что-то кости разнылись, прислушался к своим ощущениям профессор, и горло саднит — не схватить бы какой ангины! Ведь нам еще путешествие предстоит! Или ты Женя уже раздумал?
— Не-ет — протянул Буль и тут же сообразил, что приврать старику. — Но это очень серьезно, что у вас не все в порядке со здоровьем! Лучше отложить немного и посмотреть, как у Вас будут дела дальше.
— Да какие же у меня дела могут быть дальше? Эх! А я-то размечтался! Жаль, на поверку выходит, что ничего такого там и нет! — пенсионер явно расстроился.
— Вы только не расстраивайтесь! Все там есть, скоро сами увидите. Даже если Вам и не позволит здоровье сделать это сейчас. Вы все равно вскоре встретитесь с супругой, — Буль нес успокоительную лабуду, а сам лихорадочно соображал: "Это что же, СР создала настоящего шизофреника? Такого расщепления личности я еще не встречал! Надо попробовать переключить профессора обратно на Женьку. Только как? Ведь Женька замолчал, задумавшись о том, что не чувствует в себе профессора. Значит, он думал о профессоре и вызвал его сущность. А что если наоборот?"
— Ты же знаешь, Женя, — тем временем частил профессор. — По мне так, чем раньше я там окажусь, тем лучше. Так что риск здесь относительный.
— Нет, не скажите Константин Алексеевич. Если ваше тело умрет, пока Вы будете в астрале, мы нарушим Вашу судьбу, а мне не хотелось бы столь грубо вмешиваться в ход вещей. — Буль решил перенаправить мысли профессора в нужное русло и сказал. — Вы вот лучше подумайте, смогли бы Вы влезть в мое тело? Представьте, себе как Вы вели бы себя сейчас будучи на моем месте?
— А зачем? — удивился профессор.
— Ну попробуйте, закройте глаза и представьте! — продолжал елейным голосом провокатор.
Старик послушно закрыл глаза и замер. Ангел ждал, затаив дыхание. Наконец, не выдержав, позвал:
— Женька! Ты будешь со мной говорить или нет?
— Ты чего, опупел? Я и так говорю с тобой уже полчаса! Ты вот лучше бы к своим ангелам съездил, да спросил, как мне про Костины болезни разузнать?
— Стой! — заорал Буль. Только не думай о нем! Ты просто не представляешь, что наши заСР…цы учудили! У тебя классическое, полное и абсолютное раздвоение личности! Ты только что мне, как профессор, минут пятнадцать выговаривал, как тебе нужно в астрал попасть, а я тебя за нос вожу и туда не пускаю. Так что тебе категорически нельзя вспоминать профессора!
— Что же это получается, мне нельзя вспоминать ничего из жизни Костика? А как же я буду с его родней общаться. Сейчас вот внуки подойдут, что я им говорить буду?.. хотя погоди, что-то стало проклевываться… да, вот помню, что там осталось какое-то видео доредактировать…
— Только не закрывай глаза и не концентрируйся на воспоминаниях! Может, со временем и получиться гибрид.
— Ладно, теперь, какие у нас еще дела?
— Сейчас — никаких. Я буду позванивать, и если что из гостиницы в любой момент подскачу. Так что тебя одного до самой смерти не оставлю!
— Прям, как в песне! Кстати, Константин Алексеевич записывал мой телефон, так что тебе на мобильник, не только я могу позвонить, но и «он».
— Да! Перспективка — никогда еще с шизофрениками так плотно не общался! — удрученно промычал ангел и допил чай. — Все, я пошел! А ты все же постарайся не думать про профессора много, тогда, может, продержишься подольше.
Женька остался один, наедине с дряхлым телом, подселенным к нему в душу профессором и жутковатой перспективой смерти. Все указывало на то, что эти пять дней и шесть ночей не покажутся ему сахаром…
В три часа раздался звонок домофона. Только что, с горем пополам прибравший посуду Женька проковылял в комнату и осторожно приземлился в уютное глубокое кресло поразмышлять. Как он мог забыть о правнуках! Сейчас ему показалось почти невозможным подняться и доползти до дверей. Но на фронте, как на фронте — он затолкал старческие стоны, куда поглубже, и сделал неимоверно быстрый марш-бросок к дверям, так что не прошло и пяти минут, как он уже впускал ребят в дверь.
— Ты чо-та дед какой-то странный сегодня? — произнес Иван.
— Наверно глупый? — не удержался от шутки Женька.
— Ну точно, странный! Три часа до дверей добирался — это ладно, но шутки у тебя какие-то…
— Какие, какие-то? Что, и пошутить уже нельзя?
— Да не, можно! Только ты если и шутишь, то обычно как-то не так — немного занудно, но добро. Ты… как будто и не старик сейчас.
— Вот спасибо, обрадовал! Но вы со школы? Небось, не ели ничего? Идем на кухню.